Хотелось из парилки выйти с Исаевым раздельно, так же как заходили, но он уже был в предбаннике, а мне вот как мать родила выходить к нему. И прикрыться было нечем, разве что войлочным ковриком, а не выйти я не могла. Уже дурно становилось от жара.

– Ника! Выходи! – позвал Исаев, когда я мялась у двери, ища менее жаркий угол.

Вот моя поперечность меня никогда до добра не доводила! Ну что за характер! Согласилась бы на простынку и горя бы не знала!

Делать было нечего, выходить пришлось. Толкнула плечом тяжёлую дверь и вышла наконец, жадно глотая тёплый воздух, кажущийся прохладным после парилки.

Успокаивала себя только тем, что он уже меня видел голой и всё рассмотрел, так что всё нормально.

– Иди сюда, – подозвал Исаев, выглядывая из-за какой-то перегородки.

От меня шёл пар, да и в самом предбаннике было туманно, это добавило смелости.

– Что там? – пошла с любопытством в этот таинственный закуток.

Только подошла ближе, как Исаев затянул меня туда за руку и в мгновение с макушки до пят меня обожгло потоком ледяной воды.

Визжала я так, что у самой уши заложило, перебудила наверняка всех гостей, а Исаев снова хохотал надо мной.

– Теперь перерывчик, а потом веничком тебя попарю, – он закутал меня трясущуюся от холода и шока в простыню, и шлёпнув по заду, выгнал на улицу через другую дверь.

За баней, как оказалось, была маленькая терраса с видом на молодой сосновый лес. Уютный уголок из плетёной мебели с мягкими подушками, а на столе стоял фарфоровый пузатый чайник и две кружки. Здесь же на подносе горстью лежали баранки, крендельки, какие-то конфеты и две вазочки, одна с мёдом, другая с вареньем.

Сказочный рай какой-то.

Сказочный рай оказался с подвохом. Стоило мне только перевести дух, как Исаев задал задачку.

– Найди мне шоколадную конфету, – попросил пухлый сладкоежка, кивнув на поднос, а сам стал разливать чай по кружкам.

Пришлось изловчиться и достать руки из-под простыни, не оголяясь снова.

– Да нет здесь шоколадных, одни карамельки. Барбарис и вот ещё вишнёвая, она с начинкой, – хотела всучить ему ту, что с начинкой, мама такие иногда покупала, не шоколадные, правда, но вполне нормальные конфеты.

– Да ты в серединке покопайся, а не сверху смотри. Внутри порой бывает куда интересней, – очень лукаво сказал Исаев, и не стал брать вишнёвую конфету, к тому же ещё и замер в ожидании, глядя на меня.

Только от одного этого его вида было страшно лезть в эту гору печенья и конфет. Первое о чём я подумала, что меня ждёт месть за жгучий кофеёк. Даже плохо стало, адреналиновая атака какая-то. Вздохнув, смело взяла ложку и под медвежий смех стала разгребать съедобную горку так, словно там меня за руку могла цапнуть мышеловка.

Лучше бы мышеловка. Голова резко разболелась, когда из-под крендельков, баранок и карамели рассыпавшихся по краям подноса показалась красная коробочка.

Чёрт!

Напрасно я думала, что мой план идеален и всё будет просто и легко. Даже этого наглого Медведя обманывать было невероятно сложно. Мысль что он сам виноват, загнав меня в тупи́к с моими родственничками, совесть уже не успокаивала.

– Чего смотришь? Бери, это тебе, – довольно проворчал Исаев, а голос у него именно ворчливый, а не хриплый потому и медвежий.

– Что это? – подалась вперёд и оперлась локтями на колени, чтобы уменьшить хотя бы видимость того, как дрожат мои руки.

Бархатная коробочка была такой приятной на ощупь. Я никогда таких вещей не держала в руках и была очарована этой вещицей, как сорока чем-то блестящим.

– Откроешь? Или будешь щупать коробочку? – томно спросил Исаев, посмеиваясь надо мной.

– Сам же сказал, что это мне! Вот хочу и щупаю! – взглядом моментально отыскала шоколадную конфету, которые действительно были на подносе, – На вот, ты просил, – всучила её хохочущему Медведю и чуть отвернулась от его сканирующего взгляда.

Мне было и стыдно и в то же время я очень хотела эту коробочку. Даже не зная, что внутри неё, меня уже было не остановить. Не отнять её.

Продажная ты шкурка Кудряшова! С такой мыслью я открыла бархатную крышечку. Она так приятно щёлкнула по подушечкам пальцев, радуя белым атла́сом внутри. Конечно, в коробочке находилось кольцо. Можно было в этом даже не сомневаться. А я так впечатлилась лишь коробочкой, что на красоту кольца эмоции зашкалило. Глаза защипало от слёз, когда разглядывала множество нежных розовых камушков в обрамлении тоненьких золотых полосок.

– Такое красивое…– буквально заставила себя хоть что-то сказать дрожащим голосом, а слёзы уже вовсю катились по щекам, мешая разглядывать подарок.

– Твоя реакция на тапочки мне понравилась больше, – проворчал Исаев, недовольный тем, что я так разревелась.

Ну хоть смеяться надо мной перестал.

– Просто мне такого никогда не дарили, – призналась в оправданье, утирая слёзы.

Даже на восемнадцатилетие я не ждала ничего грандиозного и правильно делала. Мама не могла мне ничего подарить, а папа просто не собирался этого делать и спасибо, что хоть стол праздничный накрыл, тогда я смогла пригласить друзей. Раньше я этому значения не придавала, понимала, что мы небогаты, но теперь всё заиграло другими красками. Отец просто не хотел тратить деньги на ерунду, по его мнению, при этом братьям в каждый день рождения что-то да дарил. А я лишь удачное стечение обстоятельств, которое можно выгодно пристроить.

– Давай надену, – не без труда передала колечко Исаеву, даже временно отдать его было трудно, – Это вроде как на помолвку, сюда, значит, – надел мне его на безымянный пальчик правой руки, и оно село как влитое.

– Блестит так, что даже слепит, – уже было всё равно на дрожь в руках, я подставила руку солнцу, любуясь блеском камушков и золота под его лучами.

Не терпелось похвастаться перед Сашкой, которая уверяла меня что Исаев жмот. И чего мне так нужно было убедить её в обратном?

– Рад, что нравится, теперь чай попить можно, – Исаев подвинул мне кружку, но я подумала о другом.

Целовать его за тапочки и не поцеловать за кольцо было бы свинством. Тем более с этой прелестью я не собиралась расставаться, как с Исаевым. Рассчитаюсь с Анатолием хотя бы поцелуем.

– Спасибо, – потянула к Медведю руки, а он и рад – радёхонек был такому стечению событий.

За секунду сграбастал меня и перетянул с плетёного кресла на свои колени. Его волшебные поцелуи брали верх надо мной всё за те же секунды, и я уже не могла думать о его возрасте, весе и славе по посёлку. Даже забывала о том, как он меня раздражал и бесил ещё за секунду до того, как его губы касались моих.

Если бы можно было целоваться весь промежуток времени до самого побега, я бы с радостью так и поступила. Но увы, это была реальность, а не сказочный мир.

– Ну, хватит целоваться! А то попарить тебя не успею, – заявил Исаев, прервав наш поцелуй.

– А? – я как ошалевшая корова только хлопала ресницами, глядя на Исаева и не понимая, чего он от меня хочет.

– Вернёшься на своё место? Или так чай попьём? – спросил довольный Медведь, прищурив глаза.

– Ах чай! – спешно вернулась на своё кресло, не упустив возможности полюбоваться блеском колечка в лучах утреннего солнца.

Пока мы пили чай, я наблюдала за Исаевым, заметив что-то новенькое и странненькое. Он явно был неравнодушен к шоколадным конфетам. За несколько минут съел целых пять штук при этом не притронулся ни к карамели, ни к кренделькам и уж тем более к баранкам. Но любопытно было не это, что Исаев сладкоежка я поняла ещё на первом свидании, но вот с фантиками от конфет он делал что-то странное.

После каждой съеденной конфеты бережно разложив на столе шуршащий серебристый фантик с красным рисунком Исаев принимался его разглаживать. Он делал это ногтем указательного пальца, прикусывая нижнюю губу то ли от удовольствия, то ли от усердия. Ему явно нравился серебристый фантик с красным рисунком, и то, каким он становится ровненьким от разглаживающих движений. После процедуры, когда все складки были тщательно разглажены он сосредоточивал свой взгляд на цветной обёртке, любовался ею и бережно откладывал в сторонку.