— Он на сцене. Но через зал не пройти. Народу полным-полно! Беги с другой стороны коридора. — Кочка повела меня за руку.

На сцене, к моему удивлению, горела единственная лампочка. Пахло пихтой. Ребята гремели стульями, расставляя их для президиума.

— Почему здесь так темно? — спросил я суетившегося тут Вовку.

Челюскинец загадочно улыбнулся.

Я выглянул в зал. Недалеко от сцены сидели Павел, Зина, рядом с ними — Василий Лазарев. Доктор Кочкин что-то им рассказывал. Слушая его, Павел беспрестанно смеялся. Ведь сегодня он тоже был выпускником, только «домашним», как подшучивала Зина.

Чуть дальше сидели инженер Чернышев и Виталий Львович.

— Все готово! — Вовка поставил последний стул.

Мы пробежали с ним в зал. Люстра погасла. Медленно раздвинулся занавес. И в этот миг сцена вспыхнула яркими разноцветными огнями. Сразу видно, что над ее украшением потрудились десятки умелых рук. Длинный, покрытый красным бархатом стол обступали зеленые ели. Вершины их горели гирляндами малиновых, синих, голубых электрических огней. Слева от стола, обитая красным плюшем, возвышалась трибуна с гербом СССР. К ней из зала по ступенькам лестницы вела ковровая дорожка. Заиграл оркестр. За столом президиума разместились учителя, родители, шефы с завода, новый директор школы Максим Петрович Грачев. Он и сделал доклад о результатах учебного года.

— Партия направила школьную жизнь по новому пути, и мы будем твердо идти им… Отличное усвоение знаний… Сближение учебы с жизнью, с социалистическим производством!

Но вот Максим Петрович заговорил о нас, выпускниках, и голос его зазвучал как-то особенно проникновенно:

— Немногим более года назад наши сегодняшние выпускники загорелись мечтою ехать на Север — помочь челюскинцам. Благородная цель! Но ведь жизнь оказалась богатой и другими волнующими событиями. Они, эти события, врывались в стены школы каждодневно, ежечасно. И мечты наших друзей стали дерзновеннее, богаче. Первый выпуск десятого класса с честью оправдал надежды педагогического коллектива!

Слушая Максима Петровича, я смотрел на него и думал: чем заслужил такую привязанность ребят и особенно нас, десятиклассников, этот строгий и очень простой с виду человек?

Что-то говорили Тоня, Филя. Я плохо слышал… Дарили цветы учителям. Но вот из зала по ковровой дорожке на сцену вбежал ученик в пионерском костюме. Это был Петя Романюк. Подражая взрослым, он решил говорить с трибуны и, став за нею, исчез с головой.

В зале засмеялись.

— Петя, ты лучше выйди на середину сцены, — сказал Максим Петрович.

— Мне учительница с трибуны велела говорить. Только там табуретку не поставили.

— Вот, видишь, как, — посочувствовал Грачев. Опять все засмеялись.

Романюк-младший вдохнул побольше воздуха и громким голосом произнес свою заученную речь:

— Дорогие выпускники! Мы — младшая ваша смена. Мы желаем вам счастливого пути! Мы обещаем вам, что будем учиться так же хорошо, как вы, и даже еще лучше!

Выступающих оказалось много — педагоги, родители, шефы с завода.

Потом начался бал-маскарад.

Я ходил и не узнавал своих друзей: все были в масках. Вовка переоделся Хлестаковым. Игорь изображал надменного Онегина, Милочка — кокетливую барышню-крестьянку. Грянул оркестр. Замелькали костюмы, улыбки, взлетал серпантин.

— Скучать изволите, барин? — раздался за моей спиной голосок Милочки.

Я обернулся.

— А вы что, грибы изволите собирать, барышня-крестьянка?

Милочка рассмеялась:

— Давай, Леша, по-современному. Ты почему не танцуешь?

— Да вот куда-то исчезла Кочка, — сказал я растерянно.

— И я тоже одна! — ответила Милочка. — У Игоря стряслось что-то с этими… как их называли-то раньше… рейтузами! — Милочка взяла меня под руку. — Пойдем…

И мы стали танцевать.

— Сказать тебе откровенно, Леша, о чем я жалею сегодня? О том, что не вступила в комсомол. Обидно за себя. Столько лет была какой-то глупой девчонкой. Я ведь иду работать в военный госпиталь медицинской сестрой.

К нам подбежали Евгений Онегин и цыганка в широких одеждах. Она оторвала меня от Милочки и закружила. Сквозь музыку я услышал недовольный голос:

— Ну какой же ты невнимательный! Вертелась около тебя целый час, а ты даже не замечал.

— Прости, дорогая Кармен, но я тебя не узнал! Ты так здорово замаскировалась! Так искусно! — начал расхваливать я.

— То-то же!..

Голова шла кругом, ноги не чувствовали пола, а мы с Тоней все кружились и кружились.

— Который час? — спросила Тоня останавливаясь.

Я посмотрел на часы:

— Половина первого…

— Пойдем на балкон, послушаем, может, пароход подошел… Ой, да ты посмотри, кто явился! Нет, ты посмотри!

Недалеко от оркестра в белом нарядном платье стояла Ольга Минская и грустно смотрела на танцующих.

Мы подбежали к ней.

Все вместе вышли на балкон.

После шума и музыки темная летняя ночь показалась нежной и ласковой.

— Как чудесно здесь! — вздохнула Ольга. — Вы знаете, ребята, о чем я думаю весь вечер? Не о том, что мне не удалось вместе с вами закончить десятый класс. Экзамены мои перенесены на осень, и я, конечно, сдам их. Я думаю о том, что сегодня мы расстаемся.

— Но ведь часть десятиклассников остается здесь, в Сибирске, — сказала Тоня.

— Это, Тонечка, очень хорошо!

Несколько минут мы стояли молча.

— А что, Тоня, на пароходе и педагоги и родители поедут?

— Непременно!

— И будем кататься всю ночь?

— До самой зари!

— Ой, как замечательно!

С реки донесся протяжный гудок парохода, и мы стали собираться на прогулку.

Ангара встретила нас прохладой и тихим плеском воды на прибрежных камнях. И вода и небо казались черными. Вдали по горизонту рассыпалась цепочка мерцающих огней. Они то ярко разгорались, то трепетали, готовые вот-вот погаснуть… Над этими огнями изредка поблескивали сполохи.

— Дождем попахивает, — забеспокоился Игорь.

— А что нам дождя бояться! — весело хлопнул его по плечу Романюк. — Эх, какой красавец нас ожидает!

У причала стоял пароход. Над его трубой поднимался золотистый сноп искр. С палубы мигали зеленые и красные огоньки. Ярко светились окна кают. Слышалось мерное дыхание паровой машины.

Когда все разместились, раздалась команда капитана. Заскрежетала якорная цепь. Пароход, медленно покачиваясь на волнах, отошел, и за кормой зашумела резвая ангарская вода.

Мы стояли на палубе, всматриваясь в темень летней ночи. Свежий ветерок омывал лица. За бархатно-черной полосой воды виднелись переливающиеся огни родного Сибирска.

В этом море света где-то притаились и смотрели на нас огни родной школы…

— Проезжаем мимо Песчаного острова! — крикнул капитан. — Не причалить?

— Обязательно! Костер разожжем! — раздались голоса.

Когда по трапу сошли на обрывистый берег, Максим Петрович приказал:

— С каждого выпускника по охапке хворосту! Да по хорошей охапке!

— Есть набрать хворосту! — отозвались радостные голоса.

— Я с тобой, Леша, — тихо сказала Тоня, ныряя в густые заросли тальника. — Здесь очень страшно, — прошептала она.

Я сжал ее руку:

— Не бойся.

Мы пошли. Я — впереди, раздвигая густые ветви кустов, Тоня — за мной, доверчиво держась за мое плечо.

Как мне хотелось остановиться и стоять так, вместе, долго-долго… Но, не замедляя шага, я шел вперед, с ожесточением пригибая ветви. Вскоре кустарник стал редеть, и снова показалась вода.

— Как же так получилось — с берега и на берег? — рассмеялась Тоня.

— А ты думаешь, мы много прошли? Вон огни парохода…

Тоня огляделась вокруг:

— Леша, прогуляемся по бережку, мне нужно тебе что-то сказать.

— Что сказать?..

— Идем, идем…

Взявшись за руки, мы пошли по прибрежной гальке. Остановились у самой воды. Тихо шелестела волна. Где-то вдали певуче крикнула птица. Прижавшись плечом к плечу, стояли мы, всматриваясь в неясные очертания противоположного берега.