— Вставай, пошли! — кричал Ивашка, оттаскивая Леню подальше от полыньи. — Вставай, замерзнешь! Ты что как мертвый!.. — и вдруг испуганно умолк.
Перед ним, скорчившись на льду, сидел маленький плачущий человек и на глазах обрастал сосульками. Скованный льдом, он уже не мог пошевелить ни рукой, ни ногой.
Сдернув с себя шарф, Ивашка закутал им голову Лени, надел на него свои теплые рукавицы и, обвязав вокруг пояса ремнем, потащил по реке.
— Не плачь, не плачь, я дотащу тебя! Вот увидишь! — приговаривал он, отогревая дыханием свои голые руки.
Ровное ледяное поле вскоре закончилось. Все чаще стали попадаться острые ледяные глыбы, а между ними — снежные завалы. Леня, подпрыгивая на буграх, плакал и причитал, стуча зубами от холода. Но вскоре затих.
— Ну, чего ты? Говори хоть! — подбадривал его Ивашка. — Болит что-нибудь?
— Болит… Везде болит, — тихо ответил Леня и прикрыл глаза.
«Скорее, скорее!» — подгонял себя Ивашка и изо всей силы тянул за собой тяжелый груз.
Торосы становились все выше и неприступней. Пришлось выйти на берег. Но и здесь оказалось не легче. Скрюченное тело Лени зарывалось в снег. Сделав шагов пятьдесят, Ивашка в изнеможении остановился: «Что делать? Что придумать?»
Однако и здесь находчивость не оставила мальчугана. Он сломил несколько тонких веток тальника, связал их вместе, положил на них Леню. Теперь обледеневшая фигура уже не проваливалась так глубоко в снег.
«Эх, Дымку бы сюда», — с горечью думал запыхавшийся Ивашка. Сердце его билось глухо и часто. Ремень выскальзывал из онемевших от мороза рук. Он поднимал его и снова шаг за шагом двигался вперед.
Лежа на прутьях-санях, Леня тихо стонал, все реже открывая глаза.
«Хоть бы довезти. Хоть бы остался живой…» — пугливо оглядывался на него Ивашка.
Начинался подъем. Самодельные сани как-то вдруг отяжелели. У Ивашки закружилась голова, во рту пересохло, больно застучало в висках. Он проглотил горсть снегу — не дало облегчения и это. Ослабевшие ноги окончательно перестали слушаться. И тогда Ивашка решил пробираться вперед ползком…
Вот уже за сугробами показались первые избы, до ближайшей из них оставалось каких-нибудь, метров двести. А сил уже не было совсем.
«Надо в село, за подмогой…» С большим трудом Ивашка встал и шатаясь побрел по снегу. Иногда пытался кричать, но голос его, хриплый и тихий, гас в тишине морозного дня.
Вдруг он запнулся, больно стукнувшись обо что-то твердое коленом, и упал. Но навстречу уже бежали люди.
Затуманенными глазами Ивашка успел разглядеть мать, дядю Федора и еще каких-то женщин.
«Ну вот и дошли», — попробовал он улыбнуться, но голова его вяло уткнулась в снег.
Подбежавшие односельчане увидели на снегу две неподвижные детские фигурки. И только длинная снежная полоса, уходящая вдаль, к Синей сопке, поведала им о том, как боролся за жизнь своего друга Лени Захарова десятилетний школьник Ваня Намунка…
Проболев две недели, похудевший, бледный, Леня выписался из больницы. Друзья встретились снова на улице. Обнявшись, сидели они на завалинке, щурясь от солнца и яркого света.
Проходившие мимо люди, замедляя шаг, ласково поглядывали на мальчиков. А старая орочка бабушка Анисья долго стояла возле ребят, попыхивая своей прокуренной трубкой.
— Братики вы теперь, — улыбнувшись всеми своими морщинками, наконец сказала она.
notes
Примечания
1
Очень хорошо! (орочск.)
