— Трансформатор-информатор, — смеялись ребята, читая заметку в газете.

Тогда Мила стала помещать сообщения покороче и без подписи.

Но через два дня снова осечка.

«14 февраля. С Уральского завода вернулась бригада литейщиков. Они прошли практику по стальному литью. Скоро можно печь затапливать, но нет трансформатора. Информатор Чаркина».

Эта заметка наделала особенно много шуму.

— Эй, трансформатор-информатор, чем будешь электрическую печь затапливать — дровами или хворостом? — смеялись ребята.

— Керосином! Бензином! Подсолнечным маслом! — неслось со всех сторон.

— Это оттого, что физику плохо учила, — назидательно выговаривала Чаркиной Ольга.

— А ты, чем ругаться, взяла бы да и помогла ей, — посоветовала Тоня.

— В чем же, интересно?

— Разумеется, в физике. Ну, хотя бы повторила с ней раздел «Электричество».

— Вот еще новости! — фыркнула Ольга. — У меня не хватает времени для музыки и английского, а тут извольте: заниматься с этой пустышкой Чаркиной! Не обязана я!

— Это не обязанность, Оля, — убеждала Тоня, — а товарищеская помощь. Миле плохо дается физика.

— Если неспособная, пусть не учится. Десятый класс — не детский сад. Есть известная истина, что в науке нет столбовой дороги, а нужно самому карабкаться по ее каменистым тропам.

— Оля! — сказал я. — Это пережиток индивидуализма. Ведь ты же староста класса, пойми.

— Пожалуйста, переизбирайте, сделайте такое одолжение!

— Ну что ж, не хочешь — не надо, — ответил я.

Тогда встал Игорь.

— Братцы, — заговорил он волнуясь. — Поручите мне… заниматься с Милой.

— На каком основании? — крикнул Вовка.

Все рассмеялись, а Игорь покраснел.

— Ладно, поручим! — великодушно согласился Филя.

На уроке я получил от Минской записку:

«Огорчена, что не имею настоящих друзей».

Когда прозвенел звонок, Ольга быстро вышла из класса, и в школе в этот день ее больше никто не видел.

— Почему нет света? — спросил я, войдя утром в школьную раздевалку.

— Да вот выключили. Может, неполадки какие, — объяснила сторожиха Матвеевна.

Школа освещалась от заводской электростанции. «Что же, могло случиться на станции?» — подумал я.

— Пуск электропечи сорван! — услышал я чей-то встревоженный голос. — На заводе вредительство…

Я побежал в класс.

— Электропечь должны были включить в одиннадцать часов вечера, — рассказывал Филипп Романюк, побывавший в числе приглашенных гостей в литейном. — Сначала, как обычно, шли приготовления… Потом инженер, руководивший пуском, подал команду. И сразу же погас свет. Позвонили на электростанцию, оттуда ответили, что дизеля стали. Вызвали главного энергетика, того самого Бойко, помните? — повернулся ко мне Филипп. — В последние дни он болел и на завод не явился. Пошли к нему на квартиру, а его и дома не оказалось.

— Куда же он девался? — спросила Милочка.

— Кто его знает! Стали выяснять причину аварии… Оказалось, что нефтяной бак, из которого в дизеля поступало топливо, наполовину заполнен водой.

— Вот так история!

— Директор завода распорядился дать горючее из запасной цистерны, прямо с нефтяного склада. Открыли вентиля, а нефть не идет. Пошли проверять, в чем дело, оказывается, цистерна пустая…

— Куда же девалась нефть? А сколько ее было? — загудели ребята.

Глава двадцать третья

ИСПОЛНЕНИЕ ЖЕЛАНИЙ

Солнечным весенним днем, когда плакали сосульки на крышах, Павел вернулся домой. Сидя в кресле перед окном и гладя мурлыкающего на коленях котенка, он говорил:

— Ну вот, наконец-то! Спасибо доктору Кочкину. Передохну денька два-три и в цех подамся.

— На работу?

— Да нет, пока еще так, в разведку…

— Куда тебе ходить, больному. Сиди дома, — сказала Зина.

— Ладно, ладно вам… — улыбнулся Павел. — Слышите, гудок с обеда зовет.

Брат в самом деле на третий день отправился в цех. Увидел дома я его уже вечером, когда, склонившись под абажуром лампы, он что-то писал за столом.

— Ну вот и сходил… — вздохнула Зина. — Началась карусель.

— Да, а как ты думаешь, зря сходил? — отложил ручку Павел. — Нет, правильно сделал! Нельзя допускать такой беспечности. Вот пишу в партком…

— А что случилось? — встревожился я.

— Песок… в станке, — хмуро повернулся ко мне брат.

— Какой песок?

— Наждачный… Кто-то подсыпал. В десять станков.

— И в твой?

— И в мой! — Павел тяжело вздохнул. — Петровича поранили… В больнице старик.

Потирая ладонью лоб, Павел коротко рассказал о происшествии на заводе.

Вчера в полночь, когда рабочие второй смены ушли домой, Петрович погасил огни и решил, как он часто делает, переночевать в цехе. Есть у него там любимое местечко — у батареи парового отопления. Но в эту ночь что-то не спалось старику. Ворочался он с боку на бок, а потом вдруг открыл глаза и видит, что кто-то, крадучись, ходит возле станков. Старик сначала подумал, что ему померещилось. Да нет! Петрович присмотрелся. Открывая крышки коробок скоростей, человек торопливо бросал туда что-то. Слесарь смекнул, что дело неладно. Кинулся к станкам, чтобы изловить неизвестного, но его опередили — ударили чем-то по голове. Когда старика обнаружили, лежащим у дверей цеха, он в бреду шептал о коробках скоростей.

Решили проверить и обнаружили в станках наждачный песок.

«Какой подлец мог это сделать?» — ломал я голову над рассказом брата.

…Максим Петрович созвал классное собрание по поводу предстоящих экзаменов. «Выпускных!» — подчеркивали ребята. Я пришел в класс довольно рано и стоял у окна, ожидая, когда соберутся остальные. Вдруг сквозь открытую форточку до меня донеслись встревоженные голоса:

— Медвежонок! Медвежонок!

Уж не выбежал ли из юннатской мишка? Тоня говорила, что с наступлением весны наш таежник стал скучать. К тому же он вырос за зиму.

Я мигом выскочил на улицу. В самом деле, по палисаднику, неуклюже перебирая лапами, мчался наш байкальский мишка, а вдогонку ему улюлюкали и свистели мальчишки с забора. За медвежонком, шлепая по грязи, бежали сторожиха Матвеевна и какой-то долговязый парень в замасленной куртке.

Я сразу узнал его. Перед глазами мелькнули заснеженные штабели кирпича у нефтяного склада и двое связанных парней. Один — вертлявый, боевой, другой — долговязый, мрачный. Антон. Я даже имя вспомнил. Но почему он здесь?

Не добежав нескольких шагов до медведя, Антон провалился ногой в яму, приготовленную под посадку дерева и заплывшую весенней жижей. Он упал, перепачкался, но сейчас же вскочил и продолжал погоню, и, когда мишка хотел перемахнуть через забор, парень ухватил его за ошейник. Я помог перевалить медвежонка через штакетник и затащить его в комнату юннатов.

— Ведь что за молодец парень-то! — приговаривала бледная от пережитого Матвеевна. — Не доведись его, убежал бы наш медведь. И как он ухитрился выскочить?

В юннатской стали собираться десятиклассники. Тоня сначала подбежала к медвежонку, погрозила ему пальцем, а потом, подойдя к молодому рабочему, пожала ему руку. Выпачканный в грязи, красный от смущения, Антон стоял, опустив голову, и мял в руках кепку.

— Мы, кажется, знакомы, Антон, — заговорил я. Парень приподнял голову.

— Да, вроде бы… Иду мимо, вижу — из окна медведь лезет. Школьный, думаю. В деревне-то жил, приходилось медведей ловить.

— А-а, ты, значит, из деревни на завод пришел? — спросила Тоня. По всему было видно, что ей хотелось вызвать Антона на откровенность.

— Батрачили мы с отцом, — угрюмо добавил парень. — Отец потом в колхоз вступил, а я вот сюда…

— А тот, второй, дружок-то твой? Семка, кажется? Он откуда?

У Антона сверкнули глаза. Напялив на голову кепку, он повернулся и пошел прочь. Вопрос остался без ответа.

Зайдя в класс и слушая Максима Петровича, я размышлял о случившемся. «Иду мимо», — сказал Антон. Может, не случайно шел он мимо?