— У тебя нет хоть крошечки хлеба?
Только сейчас я сообразил, какую ошибку мы допустили. Прежде чем отправляться за Вовкой, надо было забежать домой и взять чего-нибудь на дорогу.
— Затяни потуже ремень, — посоветовал я Игорю.
— И так уж на последней дырочке. Есть хочу!
— Знаешь что, — разозлился я, — кормись собственным жиром! Пошли!
Игорь нехотя сбросил одежду, вошел в воду, я за ним. Ощупывая ногами дно и держась руками за выступы скалы, мы брели, дрожа от холода, и казалось, нашему пути не будет конца. «Да, поступили опрометчиво, — с горечью рассуждал я. — Вовку догнать не просто». Невольно вспомнилась «дуэль» на Ангаре. История повторяется.
— Ох! — Игорь сделал неосторожный шаг и провалился с головой в яму.
Пришлось помогать вытаскивать его.
— Лезь на скалу! — крикнул я, поняв, что дальше идти опасно.
Ухватившись за корни какого-то дерева, мы вскарабкались на небольшую площадку в скале и стали выжимать одежду. Коробка спичек — единственная, что была у нас, — промокла.
— Как хочешь, а я больше ни шагу, — выстукивая зубами дробь, заявил Игорь.
— Вот что, — сказал я, снова уцепившись за корни, чтобы спуститься к воде, — ты посиди, я сейчас…
Мне казалось, что скала должна была вот-вот кончиться. Я спрыгнул в воду и поплыл. Сразу за площадкой начиналась тихая бухточка.
На узкой полоске берега горел костер, большой, яркий. Он пылал у края воды, освещая заливчик. Кто же там? Вовка не мог миновать этого места!
— Э-эй! — крикнул я и вернулся, чтобы позвать Игоря.
Обгоняя друг друга, мы побежали к костру.
— Лешка! Игорь! — донесся радостный возглас.
— Тоня?!
Да, это она, милая Кочка, бросилась к нам из темноты! Нас окружили какие-то люди, подошел Максим Петрович. И тут мы увидели Вовку. Он сидел у костра угрюмый и даже не шевельнулся, завидев нас.
Нам подали миски с горячей ухой, и, пока мы ели, Тоня рассказала о приключениях почтового катера, на котором они с Максимом Петровичем добирались до питомника. Катер попал в бурю. Его снесло в открытое море.
— Погоняло нас по волнам изрядно. Думали, захлестнет. Все же добрались до берега.
Значит, это был тот самый катер, который я видел с утеса.
…И снова берег и снова вечер. Мы сидим у костра, над нами нависли черные скалы. Чуть слышно шуршание сосен вверху. Рядом вздохи Байкала. Перед нами расстелена карта, мы склонились над ней.
— Красная линия, что пересекает Байкал, — путь нашего катера, — звучит голос Максима Петровича.
Грачев стоит на одном колене, выставив к костру ногу, обутую в простой солдатский сапог. Курчавые волосы и лицо его на свету отливают золотом.
— Итак, челюскинцы, по местам! — скомандовал он. — Наш путь — на Удыль!
— Что же, счастливого пути! — вздохнул Виталий Львович. — Буду сам ловить бурундуков. Скорее возвращайтесь!
Игорь подошел к отцу:
— Ну не сердись, папа…
— Я не сержусь ничуть! — И он крикнул учителю: — Максим Петрович, очень прошу: следите за этим легкомысленным юношей, или он вас всех утопит!
Мы, смеясь, побежали к лодке.
— Рулевой!, Держать так! — положил передо мной компас наш командир.
— Есть!
За кормой моторки вскипела вода. Все быстрее набирая ход, лодка понеслась от берега.
Несколько минут мы плыли в глубоком молчании, вглядываясь в темноту. Но вот из-за мыса вышла луна, освещая черную воду.
— Плывем в открытом море! — донесся сквозь рокот мотора голос Максима Петровича.
— Жутковато как-то, — поежилась Тоня, сидевшая рядом со мной. Она опустила за борт руку и вздрогнула: — Вода — как лед!
— А ну-ка, измерим, — сказал Вовка, доставая термометр. — Действительно, всего семь градусов. Хо-хо!
Тоня вынула из нагрудного кармашка под свитером блокнот и сделала какую-то запись.
— Ты чего пишешь? — приподнялся над мотором Игорь.
— «Путевая книга «челюскинцев», — улыбнулась Тоня. — Вот мы пересекаем Байкал, великое озеро мира… А интересно, чем заняты сейчас наши ребята в городе?
— Спят сейчас наши ребята, — ответил Вовка, — или на танцульках в парке.
— Маклаков — не спорю, — возразила она. — А Филя Романюк… Знаете, что сейчас делает Филя? — вдруг оживилась Тоня. — Сидит у телескопа и звезду высматривает!
Неожиданные слова Тони заставили нас невольно посмотреть вверх. Над нами серебристой дорогой пролегал Млечный Путь.
— Вон созвездие Геркулеса, — показал пальцем Игорь, — а вон и те девять звездочек… А может, их уже десять стало?
Пристально всматриваясь в небо, он стал считать.
— Нет, так просто звезды не открывают, — рассмеялся Максим Петрович. — А впрочем, в девятьсот первом году новую звезду в созвездии Персея открыл киевский гимназист Борисяк. Он хорошо изучил звездное небо и заметил на нем «лишнюю»… Но появление этой, Филиной, звезды будет событием особого значения!
Монотонно и ровно гудел мотор, врезаясь в тишину ночи. Шумела за кормой вода. Я держал руку на руле, следил за стрелкой компаса, думал о Романюках. За какое дело взялись отец с сыном! И как же мы, увлекшись пушкой, не сумели оценить этого?
Вовка, подливая масло в мотор, буркнул, что Филя вовсе не сидит у телескопа, а ездит с отцом на паровозе.
— Он же кочегаром устроился на все лето!
— Второе не исключает первого, — отозвался Максим Петрович. — И Ваня Лазарев пошел на время каникул работать. Руководит шахматным кружком при Доме культуры завода. У одного — астрономия, у другого — шахматы.
— Ну и хорошо… А вот что с Ольгой Минской? — снова заговорила Тоня. — Я приглашала ее поехать с нами — отказалась. Пришла провожать меня грустная-грустная.
— А! Наша староста всю жизнь такая, — усмехнулся Вовка. — Как монашка: засмеется и вдруг чего-то притихнет, словно смеяться грех.
— Хороша монашка! — возразил Игорь. — Английский изучает, музыкой занимается. Литературой теперь увлеклась… Нет, не в том дело!
— Дома у нее что-то неладно, — заметила Тоня. — Может, отчим плохо к ней относится?
Я сразу вспомнил тот разговор у нас за столом, когда выздоравливал после «дуэли». Вспомнил почти ненавидящее лицо Лазарева, когда он заговорил о Бойко. Но воспоминание пришло и ушло…
— Берег! — раздался громкий возглас Максима Петровича.
Мы все взглянули вперед и только сейчас заметили, что стало светать. Между небом и водой протянулась темная полоса берега. И где-то в глубине ее мерцала красноватая точка.
— Править на огонек!
Моторка, словно почуяв близкое пристанище, стремглав понеслась вперед. Огонек на берегу разрастался, и вскоре стало ясно, что это костер.
— Ура! Приехали, ребята! — воскликнула Тоня.
Она встала и направилась вдоль борта к Максиму Петровичу. Но в тот же момент под днищем лодки раздался сильный скрежет. Неожиданный толчок выбросил Тоню за борт.
— Сели на мель!
Максим Петрович, выскочив из лодки, помог Тоне подняться.
— Ты вся мокрая, укройся тулупом! — отрывисто бросил он.
Однако, как я заметил, Тоня не сразу выполнила приказ учителя. Очутившись в лодке, она схватилась за нагрудный кармашек под свитером, вынула из него какие-то бумажки и тихо вскрикнула.
Что это за бумажки? Я заметил, что чернила на них расплылись. Тоня расправила листочки и тотчас стала сушить их на еще не остывшем глушителе лодочного мотора. И только после этого надела тулуп.
Лодка плотно сидела на песчаной косе. Все наши попытки сдвинуть, ее на глубокое место оказались напрасными.
Между тем уже совсем рассвело. От берега, где бледно догорал костер, нас отделяла довольно широкая водная полоса. На песчаной отмели сушились рыбачьи сети, лежали перевернутые кверху днищами лодки. За сетями перед толстым кряжистым деревом стоял человек, попыхивая трубкой. На нем была длинная рубаха, меховые унты, шапка с отвислыми ушами.
Максим Петрович крикнул. Человек вынул изо рта трубку, сказал что-то по-бурятски и продолжал стоять. Легкий наплыв волны с моря чуть шевельнул нашу лодку, и мы поняли, что она сидит крепко.
