Очень стильно.

В отделе бытовой химии городского гипермаркета она выглядит инородно настолько, что стоящий рядом мужик ставит бутылку стеклоочистителя мимо полки.

Даже, несмотря на ее шпильки, мой рост позволяет нашим лицам находиться на одном уровне, и от такого близкого контакта мои глаза расширяются.

– Маша? – присматриваюсь к лицу, которое сильно поменяло форму носа. – Новикова?

Пухлые губы, узкий прямой нос, скулы тоже заострились…

– Обалдеть… – осматривает меня с головы до ног бывшая одногруппница. – Прие-е-ет!

С радостным писком она обнимает мои плечи, взволнованно смеясь.

Меня встряхивает не меньшая радость, отдаваясь приливом счастья в сердце. Обнимаю ее в ответ, и мы качаемся из стороны в сторону, как неваляшки.

Запах ее духов повсюду. Так пахнут только оригинальные духи, которые прибыли из-за границы.

– Машка… – смеюсь, отстраняясь. – Я бы тебя не узнала…

Она выглядит, как рублевская жена. С полным набором белоснежных виниров и ламинацией волос.

Я действительно шокирована.

– Это пластика, – отмахивается Маша. – Любимка моя… – восклицает на эмоциях. – Дай, на тебя посмотрю…

На первом курсе мы были не разлей вода. Везде таскались вместе. Она свела мою девичью фамилию Любимова к “Любимке”, потому что имела склонность к уменьшительно-ласкательным прозвищам, которые давала всем подряд.

Мы были подругами.

Я никогда не тосковала по студенчеству. Человек, ради которого я отодвинула всех своих друзей и подруг, всегда шел только вперед, смотрел только в будущее. Я делала так же. Рядом с ним мне всегда хотелось жить здесь и сейчас. Отличный урок, я до сих пор цепляюсь за ЕГО чертову логику.

– Оля, ты красотка, – проводит рукой по лежащим на моем плече волосам. – Не изменилась. Вообще…

– Маш… – смотрю на нее в ответ. – Красотка – это ты.

Она выглядит стопроцентно фотогенично.

Она выглядит как голливудская фотомодель.

Я знаю, что хорошо выгляжу, но рядом с ней у любой сдуется самооценка.

В университете она была девочкой из провинции. Ее родители жили где-то глубоко в области, она выбиралась к ним два раза в год и то, потому что “надо”. Она слишком любила город, жила в общежитии, обожала тусовки и парней. Короче говоря, была моей противоположностью. Я жила с родителями и была разборчива до тошноты, потому что привести в дом парня в нашей семье было возможным только в качестве будущего зятя.

Это она познакомила меня с Чернышовым…

Она вынесла мне мозг своей влюбленностью в “этого Руслана”. А я, как последняя сука, влюбилась в него еще сильнее.

Мне было так стыдно смотреть ей в глаза, после того как мы с ним начали встречаться, но она влюблялась каждую неделю, поэтому мы даже поссориться как следует не смогли.

А потом моя жизнь закрутилась вокруг него и его друзей. К третьему курсу мы с Машей почти не общались. В тот год она уехала на практику в Германию и не вернулась. Я слышала, что она там вышла замуж, это было кошмарно на нее похоже.

Она была отличной подругой, это я была дерьмовой.

– Я уже полчаса за тобой хожу, – тараторит Маша. – Думаю, ты это или не ты…

– Я бы тебя не узнала.

– Ну, значит, я не зря столько бабок потратила, – весело смеется она.

– У тебя акцент… – улыбаюсь, впервые за множество дней чувствуя себя невероятно живой.

С ней рядом даже мертвец, твою мать, воскреснет.

На мне белый пуховик, и хоть он в тренде на сто процентов, я рядом с ней домохозяйка.

– Гражданство Италии наложило отпечаток, – смеется она.

– Италии?! – изумляюсь. – А как же Германия?

– Это была ошибка, – звонко хохочет.

В кармане моей куртки звонит телефон.

– Блин… подожди минуту… – прошу я Машку.

Она соединяет большой и указательный палец, показывая мне “о’кей”.

– Да, Мишань? – говорю, отвернувшись к полке с туалетной бумагой.

– У меня выпал зуб, – сообщает он.

– Что?!

Прекрасно.

Я ждала этого всю неделю, а все сливки достались его отцу.

– Ну, я же сказал, зуб, – повторяет мне со строгими интонациями.

– И как он выпал? Сам?

– Нет, папа дернул за него, и он выпал.

Что за, мать твою, самодеятельность?

Почему Чернышов вечно делает то, о чем его не просили?!

– Тебе было больно? – спрашиваю с раздражением, которое не получается задушить.

– Нет, мне было смешно. Как мне передать его Зубной Фее?

Закрыв глаза, медленно выдыхаю.

– Возьми его с собой, мы передадим ей дома. Надеюсь, папа его не выбросил?

– Нет, – смеется Миша. – Мы купили для него банку в аптеке.

Вдыхаю…

– Где вы?

– Стреляем. Из пистолетов.

– Из каких пистолетов?!

– В стрелковом клубе, у папы тут встреча.

Ясно.

Разумеется.

Это огромная база отдыха за городом, на которой я никогда не была.

– Где папа? – спрашиваю строго.

– Ну… он вот тут. Рядом. Дать ему трубку?

– Нет! – восклицаю, прикладывая ко лбу руку. – Я ему… потом сама позвоню.

– Я тогда буду мультики дальше смотреть, – сообщает сын.

– Ты ел?

– Угу. Шашлыки… и картошку фри…

Картошку фри.

Отлично. Просто отлично.

Мне хочется набрать его папу и сообщить о том, что если он тащит ребенка за город, не мешало бы меня об этом предупредить. Просто потому, что я хочу знать, чем они занимаются, когда он забирает у меня сына на двое суток.

Я не стану с ним разговаривать.

Все было отлично, пока он не объявился вчера вечером.

Впервые за полгода.

Я напишу ему сообщение. Позже.

– Ладно, – отвечаю поспешно. – Сделай мне селфи, – прошу Мишу. – И не потеряй зуб.

– Он у папы в бардачке.

– Ладно… до завтра…

– Пока, мам, – беспечно отвечает сын и кладет трубку.

Я никогда не ревновала его к отцу.

Когда тот забрал его на выходные в первый раз, я не находила себе места.

Это случилось не так давно, год назад, примерно.

Я волновалась, как чокнутая мамаша. Боялась, что Миша захочет домой, потому что с момента его рождения мы не расставались ни на один день. Я не могла отпустить его от себя даже к бабушке и дедушке, вот такая я была сумасшедшая.

Но я так хотела этого ребенка, его ребенка, что на всех наплевала…

– У-у-у-… – хлопает в ладоши Маша, когда кладу трубку. – Сколько у вас детей?

Ее вопрос встряхивает меня, как дурочку.

Вызывает приступ тоски и горечи, но я так рада ее видеть, что просто бросаю в тележку упаковку туалетной бумаги и объявляю:

– Один. У мамы завтра день рождения, давай до тортов прогуляемся?

– М-м-м-… – жмурится она. – Пошли, – берет меня под руку. – Как хорошо навестить родные пенаты.

10 лет назад…

Оля

– А если кто-нибудь настучит? – обращаюсь к затылку своей подруги Маши.

Быстро двигаясь по узким коридорам студенческой общаги впереди меня, она успокаивает:

– Не настучит. За такое можно в глаз получить.

Обшарпанные стены выкрашены зеленой краской, которая местами облупилась, под ногами столетний линолеум, который будто на гвозди прибили.

В студенческой общаге нашего универа я второй раз в жизни за полтора года обучения. Первый раз я приходила к Машке в гости, а сегодня я пришла, чтобы побывать на супер-пупер попойке с пятикурсниками. В отличие от нее, я живу дома, с родителями, и меня отпустили в общагу, чтобы “готовиться к коллоквиуму”.

Я нервничаю, потому что в общагу проникла нелегально и не хочу, чтобы меня вышвырнули отсюда посреди ночи. У нас тут октябрь, а не май, и мне придется до утра шататься по улицам, потому что на такси до дома у меня денег нет.

– Ну а если настучат? – не унимаюсь я. – Я не хочу из универа вылететь.

– Господи, ну какая же ты задротка, – возмущается Машка, сворачивая на лестничный пролет. – Руслан – председатель студсовета, и в профкоме тоже заседает, так что никто тебя не отчислит.