– Да-а, – с удовольствием подтвердила гостья. – Ким Вадимович Теплицкий! Он обещал скоро подъехать…

– Так… – задумался я. – А чем же угостить товарища Теплицкого? Сейчас, пороюсь в холодильнике…

– Ой, нет-нет, Марлен! – всполошилась Теплицкая. – Мы с Кимом просто так! Он вам очень, очень благодарен, и хочет… Ну… Как-то конвертировать свое «спасибо»…

– Лидия Николаевна… – начал я с ироничной улыбкой.

– Ой, только без «Николавны»! Отчество меня угнетает, намекая на возраст, а осенью – сорок пять!

– Лида – ягодка опять! – ухмыльнулся я. – Ладно, если Ким Вадимович проголодается, сварим пельмени. Лидия… Снимите-ка панамку.

Женщина слегка нахмурилась, но послушно, хотя и неохотно стянула ужасный головной убор. Поморщилась, и сняла очки, моргая покрасневшими веками, оставшихся без опуши ресниц.

– Реснички отрастут, – успокоил я Лидию, – а волосы… – мои пальцы перебрали «подгоревшие» локоны. – Хм… Да все не так плохо, как я думал. Давайте-ка, я вам заделаю другую причесочку!

Женские глаза, расширенные от моего нахальства, увеличились еще больше.

– Вы что, парикмахер?

– Визажист! – усмехнулся я. – Намочите волосы… Или мне помочь?

– Сама как-нибудь… – пробурчала Теплицкая, скрываясь в ванной. – А полотенцем каким?

– Любым! – я кровожадно щелкнул ножницами. – Всё стиранное…

Женщина вернулась, оставив кардиган на вешалке. Ее руки до локтей заматывали бинты с проступавшей мазью, а батничек с кружевами не слишком удерживал груди – приятные округлости увесисто поднимались и опускались при каждом шаге.

– Больно? – спросил я сочувственно, маскируя свой интерес.

– А-а! – махнула рукой Лидия Николаевна. – Стригите! Хуже уже не будет.

Подвинув стул, женщина уселась, и я расчесал уцелевшие пряди.

– «Бабетту», небось, накручивали?

– Ну, да!

– И что вы в ней нашли… Так. Волосы у вас прямые, густые… И лицо вполне себе молодое… – при этих словах Лидия заерзала, но смолчала. – Сделаем вам «каре»… Короткое, до подбородка. Лоб высокий, ага… Значит, с челкой.

Женщина только глазами хлопала.

Я расчесал волосы на две части, от уха до уха, а затем разделил передние пряди по пробору. Оставив тонкий свободный слой на затылке, выбрал «контрольную» прядь и остриг до нужной длины. Тут главное, чтобы каждый последующий слой был длиннее предыдущего – для пущего объема.

Пальцам было больновато стричь, но ничего, потерплю как-нибудь. Я иногда даже ухмылялся уголком рта – чтобы губы растягивались на здоровую сторону. Было смешно наблюдать за Лидией – ей порой становилось невмоготу молчать, но она терпела.

– Стрижка стильная, – весомо заговорил я, нарушая молчание, – только смотрите, ее надо регулярно обновлять и каждый день укладывать…

– Справлюсь, – буркнула женщина. – Долго еще?

– Сейчас… С филировочкой закончу, и… Так… Ага… – я внимательно оглядел прическу, делая вид, что не замечаю молний, бьющих из глаз Теплицкой. – Ну, всё. Зеркало в прихожей…

Женщина рванула с места, а я, прислонясь к косяку, расслабленно наблюдал за нею. Сначала Лидия застыла, затем повернулась боком. Другим боком… Снова уставилась на себя – и блаженная улыбка закачалась на изгибе губ.

– Да вы волшебник, Марлен! – радостно воскликнула женщина. – Нет, ну ты посмотри! Как будто и не я! Не-ет… Да чтоб я… еще хоть раз… эту «Бабетту»… О-о! – в порыве она притиснула меня, чмокая не слишком платонически. Да и, когда к тебе прижимаются столь выдающимися выпуклостями, невинный романтизм поневоле уступает место более горизонтальным желаниям.

– И тут входит Ким Вадимович… – пошутил я.

– А мы по-приятельски! – засмеялась Лидия.

Осторожный стук в дверь спугнул очарование, а Теплицкая отшагнула на «пионерскую дистанцию».

– Войдите!

Порог перешагнул давешний человек в черном. Правда, костюм он сменил на серый, но выражение, с которым «первый» смотрел на жену, осталось прежним.

– Ого! – воскликнул Ким Вадимович. – А это кто?

– Это я! – засветилась Лидия. – Правда, мне идет? – она крутанулась. – Это всё Марлен! Представляешь, он делает из-зумительные прически!

– Только никому! – поднял я руки. – Это просто мое хобби!

– Могила! – торжественно поклялся первый секретарь райкома.

– Прошу! – шаркнул я ножкой. – Пельмени будете? Домашние!

– Нет-нет! Марлен… м-м… Я пришел лично, потому что… Да что я мямлю! – поморщился Теплицкий. – Лично, не лично… Вы спасли мою жену, Марлен, а она мне очень, очень дорога… – его голос дрогнул. – И я бы хотел выразить свою благодарность… м-м… более предметно, что ли… Вы только не обижайтесь!

– Да я всё понимаю, Ким Вадимович, но… не надо ничего. Не то, что бы я мнил себя бессребреником, просто… – мои губы поплыли в улыбку. – Ну, вы сами посмотрите! Ну, на что можно обменять красивую женщину?

Я нисколько не кривил душой – Лидия, высокая и статная, сохранила великолепную фигуру. Возможно, она не рожала, иначе откуда столь заметная талия, но все равно… В будущем мне очень нравилась Екатерина Климова. Прелесть же!

– Да-а! – Теплицкий отзеркалил мою улыбку. – Ну-у… Тогда я ваш должник, Марлен! И… Кто-то тут упоминал пельмени…

– Бу-сде! – ухмыльнулся я.

Глава 5.

Вторник, 19 апреля. Утро

Приозерный, улица Горького

Сегодня планерки не было – товарищ Быков даже не заглядывал в кабинет главного, а сразу шмыгнул в свой, не шибко просторный, и не высовывался оттуда.

Вероятно, пропаже ВРИО с горизонта событий способствовала Галка, взорвав в редакции информационную бомбу:

«В бюро статистики – пожар! Весь второй этаж выгорел! А там чуть не погибла супруга первого секретаря райкома! А Марлен ее спас! В горкоме уже хлопочут о награждении медалью «За отвагу на пожаре»!»

Вот в таком духе, в таком разрезе. Надо полагать, Быков испугался оргвыводов, потому и затаился. Вдруг, и аз воздам?

«Обойдешься!» – с этой мыслью я юркнул в кабинет, самому себе напоминая Алексея Петровича.

Отсидеться мне не дали, в дверь ломанулись сразу трое – Галинка, Наташа и Зиночка. Улыбки до ушек.

– Привет, герой! – зазвенела Горбункова.

– Да я мимо проходил… – отыграть скромность не удалось.

– Ага! Ага! – загомонило всё трио.

– Пошли к нам! – затеребила меня Ергина. – Сюрпри-из!

– Девчонки, не пугайте…

Голоногая троица, хохоча, перетащила «героя» в «девичью» – комнату, куда вместительнее моей, и гораздо более уютную: на подоконнике – цветы, на полочках – сувенирчики… На столе – здоровенный торт «Киевский», а в «гостевом» кресле – первый секретарь лично.

– Доброе утро, Ким Вадимович, – поздоровался я с запинкой.

Ощутив растерянность в моем голосе, Теплицкий ухмыльнулся.

– Доброе, Марлен, доброе! – он прищурился. – Не сумел вас отблагодарить, так хоть за редакцию порадеете?

– Ну, если торта дадут, кусок побольше – и с розочкой! – хищно улыбнулся я, – то, чего ж не порадеть? Нам бы хорошие пишмашинки, Ким Вадимович. На старых устаешь долбить, пальцы болят!

– Ага! – поддакнула Наташа. – Даже в приемной, и то!

– Организуем, – энергично кивнул Ким Вадимович, и пошутил: – Прошу считать меня Дедом Морозом! Какие еще желания?

– Номеров бы побольше… – Зина неуверенно переглянулась с девочками. – Телефонных, я имею в виду. А то, у нас у редактора только, и один общий. Звонят мне или Лысых, а трубки поднимают все. И каждый раз такая неразбериха!

– Сделаем! – бодро откликнулся первый секретарь. – А чай где, красавицы?

– Греется! – резво доложила Галка. – У нас электросамовар. Большо-ой! Ведро воды влезет!

– Ким Вадимович, – улыбаясь девичьему хвастовству, я оседлал стул, – а где ваша Снегурочка?

– В Дубки подалась, – мягко вымолвил Теплицкий, и зарумянился. – Лидочка и сама деревенская, и мама ее там живет. До сих пор новой прическе радуется! Помолодела, говорит, лет на десять! Да я и сам рад… А у вас, Марлен, целых два таланта – и писать, и стричь! Э-э… – смутился он. – Кажется, я лишнего наговорил…