– А что вам не нравится? – спокойно поинтересовался я. – Нормальный текст. И на редкость удачное фото.

– Я сказал – переделать! – повысил Быков лязгающий голос.

– Ладно, – мой ответ звучал по-прежнему спокойно. – Я могу идти?

– Я вас не задерживаю!

ВРИО тут же вызверился на мою ироничную улыбку, но я уже шагал к дверям, не забыв подмигнуть испуганной Галинке. Разумеется, ничего переделывать я даже не собирался. Чай, «Флажок» – не единственная газета.

Пока искал пакет, пока надписывал адрес, летучка кончилась, и корреспонденты упорхнули, вдохновленные начальственными ЦУ. В мой закуток протиснулись сразу двое, Зина и Галя.

– Что будешь делать? – серьезно спросила Ергина.

– Уже, – улыбнулся я. – Отправлю почтой в «Комсомольскую правду».

– И правильно! – пылко воскликнула Горбункова.

– Может, в районку сначала? – засомневалась Зиночка. – Ну, или в областную?

– Не, – ухмыльнулся я, – мне «Комсомолка» больше нравится, хоть есть, чего почитать. А не примут, и не надо. Переживу!

Ободряюще улыбнувшись девушкам, я покинул редакцию, не подозревая даже, что тем самым приблизил целую череду событий.

* * *

На почте я пробыл недолго. Торжественно передал распаренной тетке мой пакет, оклеенный марками, получил квитанцию, и вышел налегке.

Первого секретаря ожидали ближе к обеду, да и что мне этот функционер? Пусть Быков потеет…

Выйдя на улицу, я даже глянул вдоль двух рядов домов, плавно спускавшихся к озеру. Вон там, справа, выглядывает шпиль лодочной станции, а утренний блеск воды рассекают байдарочники. Теплынь сегодня, но купаться… Нет уж, я не настолько морж…

И лишь теперь мне удалось различить запах, что обеспокоил меня. Накатывало гарью. Я повертел головой. Моим вниманием завладел дом наискосок – старый, в два этажа, обшитый вагонкой до самой крыши, уложенной шифером цвета осиного гнезда. Входные двери обрамлялись изрядным набором вывесок – там и заготконтора пристроилась, и гороно, и еще какие-то оплоты бюрократии. Одна из створок – нараспашку, и зловещие сизые ленты медленно струились, виясь и разрываясь.

Со звоном и дребезгом разлетелось окно на втором, вынесенное стулом, и отчаянный крик ударил по нервам:

– Помогите! Гори-им!

Соседнее окно лопнуло само – от жара, и наружу вырвалось целое полотнище огня.

– Пожар! Пожар! – заголосили почтовые работницы, толпясь на крылечке.

– Звоните «ноль один»! – рявкнул я на них. – Живо!

И бросился прямо в клубящийся дым. Он зверски щипал глаза, от чада першило в горле, а в голове прыгали строчки Маршака: «Ищут пожарные, ищет милиция, ищут фотографы в нашей столице…»

А то как же! Герой, все-таки…

Матерясь, я вломился в контору на первом этаже, где с визгом метались женщины, потеряв себя.

– Тихо! – гаркнул я. – На выход! Все!

– Тут документы…

– Да и хрен с ними, с документами!

Найдя, что искал – графин с водой, я намочил платок и кое-как увязал его, прикрыв рот. А глаза? Ничего, плакать полезно…

Ломанувшись на второй этаж со стулом наперевес, я вышиб окно на лестничной площадке – пусть хоть дым уйдет. Невозможно же! А со второго этажа на меня так дохнуло пламенем, что я даже присел – палящий накал был нестерпим.

– Твою ж ма-ать…

Прикрываясь локтем, я поднялся, и боком отворил дверь, натягивая на голову куртку. В дыму ничего не разглядеть, сквозь слезы отпечаталась чья-то тень – девушка стояла на четвереньках, кашляя и одурело мотая головой.

Я подхватил ее, и вытолкнул на лестницу.

– Вниз! Вниз!

– Там Лидия… – прохрипела девица. – Николаевна…

– Вниз!

Лидию Николаевну я отыскал на ощупь. Да что там – споткнулся о женское тело. Ничего, так, тело – крепкое, спортивное, хоть и не юное. Зато размер – четвертый, как минимум…

Занятый дурацкими мыслями, я поволок женщину к выходу, и тут меня едва не свалила дурнота – надышался всякого угара. Паника овладела мной, как огонь – иссохшими досками. Вокруг невыносимое пекло, а душу леденит ужас – я же здесь сдохну!

И вот именно тогда мне довелось ощутить мелкую гордость за себя – я не бросил Лидию Николаевну, спасая свою паленую тушку, а вцепился в женщину, как в родную, и потащил – мыча, жмурясь, ногой нащупывая дымящиеся доски.

За спиной с грохотом рухнули балки, и вихрь злых, больно жаливших искр ударил в спину, а я лишь вжимал голову в плечи, да сипел в сухой платок: «Ни хрена… Ни хрена…»

В голове мутилось от дыма и ревущего ада, я буквально вывалился в подъезд. Чувствую, как меня лапают сильные руки, как отбирают женщину, а я вцепился в нее, и ни в какую.

– Лида! – пробился сквозь серую мглу отчаянный крик. – Лидочка!

Я едва разглядел пожилого мужчину в черном костюме, с безумными глазами и трясущимися губами.

– Она? – еле вытолкнул я, уворачиваясь от деловитых пожарников, раскручивавших шланги.

– Лидочка! – возликовал человек в черном, и отнял у меня свое сокровище.

А я скинул тлевшую куртку, сорвал платок, и зашагал, нетвердо ступая. Мыслей – ни одной. Вообще. Просто иду – и дышу. Свежий воздух врывался в легкие, и муть покидала извилины.

Тут я углядел струю воды, пробившуюся из дырки в брезентовом шланге, и смыл копоть с лица. До левой щеки было больно дотрагиваться, да и руки я обжог.

– Молодой человек, молодой человек! – вокруг меня забегал пожилой доктор, смахивающий на Айболита. – Сюда, сюда… Леночка!

Вдвоем с медсестричкой они измазали мне пол-лица чем-то пахучим и жирным, подлечили руки. Я лишь тупо кивал – вслед за мыслями меня и силы покинули.

Краем глаза заметив суетившуюся Галку, машинально кивнул ей, и побрел домой. Забиться в нору, и отлежаться. Забыться…

Тот же день, позже

Приозерный, улица Ленина

Продышался… Если не гримасничать, щека не давала о себе знать. Да и руки… Ладони не пострадали. Так что не залег я, а засел.

За кухонный стол. И навернул, что бог в Аленкиной ипостаси послал. Силы помаленьку притекали, тонус молодого организма повышался. Голова, правда, раскалывалась, но это пройдет.

«Легко отделался, герой…»

Сейчас я не ощущал ничего особенного, кроме чувства сытости. Даже удовлетворения не испытал. Хотя… Я сдержанно улыбнулся, боясь побеспокоить обожженную щеку.

Как тот мужик обрадовался, обретя свою ненаглядную! Хоть бы жива осталась… Да нет, шевелилась вроде, стонала… Вот, тоже, натерпелась. Сгореть – не лучшая из смертей…

Покряхтывая, я перебазировался на диван – и выдохнул. Хорошо… Так бы и сидел. Незаметно задремав, проснулся от пронзительного звонка в дверь.

«Кого там принесло?»

Встряхнувшись, я поморщился – саднило. Часы показывали три. Ничего себе… Сиеста удалась.

Тяжело ступая, вышел в тесную прихожку, и открыл дверь.

«О-па!»

За порогом стояла Лидия Николаевна. Длинные рукава модного кардигана скрывали повязки, а обгоревшие волосы прятались под неизящной панамой. Брови с ресницами тоже пострадали, но тут помогли темные очки.

– Да, выгляжу ужасно! – зазвенел голос спасенной. – Сама знаю! А что делать? Ой, простите меня, ради бога! Говорю, что попало…

– Да вы проходите, – улыбнулся я. – Рад, что с вами всё в порядке…

– Если бы всё… – искренне вздохнула женщина. – Ох, опять я про себя! Вы… – из-под солнцезащитных очков блеснула слеза. – Ох…

– Это нормально, – мой голос смягчился. – Я сегодня тоже наревелся, дым все глаза выел!

– Спасибо вам огромное… Марлен, – с чувством вытолкнула Лидия Николаевна. – Если бы не вы, меня бы схоронили на этой неделе!

– Не скажу, что не за что, – улыбнулся. – А откуда вы меня знаете?

– Да там одна журналисточка… Так вас расписала! Мы с Кимом, вообще-то, планировали навестить вас вдвоем, но у него срочное совещание в горкоме…

– А-а! – осенило меня. – Так ваш муж – первый секретарь?