Официантка принесла ещё кофе. Какое-то время агенты молча пили густой, ароматный напиток, а затем Траутманн задал следующий вопрос:
– Пошему фейри так люпят Ирлантию, Киран?
– Потому что Ирландия – самая лучшая страна в мире! – улыбнулся О’Салливан. – Очень бы хотелось ответить вам так, Мориц, но, увы, скорее всего не поэтому. Мы, кельты, отнюдь не первые здешние жители. Согласно легендам, когда-то давным-давно, задолго до нас, островом Эйре владели сверхъестественные существа фоморы, у которых было лишь по одной руке и ноге, потому что другие рука и нога находились в другом мире. Эти существа проживали одновременно в обоих мирах и были весьма сведущи в магии. Может, под видом фоморов древние сказители подразумевали sidhe, а затем последующие напластования сочинительского творчества разделили их на два разных типа мифических существ?
Исторически те времена были каменным веком. Если тогдашняя Эйре была форпостом sidhe в нашем мире, их здешним домом, их здешними владениями, значит коренные первобытные ирландцы должны были постоянно взаимодействовать с ними в повседневной жизни. Проблема в том, что об этих коренных ирландцах мы знаем не больше, чем о sidhe. Это не наши прямые предки. Наши с вами индоевропейские предки пришли в Европу из Азии то ли пять, то ли семь тысяч лет назад и первым делом истребили всё коренное население от Гибралтара до Балтики. Полностью. Так что мы не знаем о коренных ирландцах ничего. Мы не знаем, каков был их менталитет, какие у них были шаманские практики и какие взаимоотношения с sidhe. Может sidhe обходились с ними, как с современными людьми, то есть использовали как добычу, а может между ними царили любовь, дружба и взаимопонимание. А когда с низменностей Мааса и Шельды пришли гойделы, ставшие потом гэлами, и пустили коренных аборигенов Эйре под нож – как отреагировали на это sidhe? Если у них были крепкие, дружеские узы с первобытными людьми, sidhe вполне могли воспылать гневом и местью и начали воспринимать убийц своих товарищей просто как диких скотов, с которыми можно не церемониться и делать что угодно, без каких-либо моральных угрызений…
Траутманн, затаив дыхание, ловил каждое слово О’Салливана. В его глазах, увеличенных диоптриями, блеснул страх.
– Это просто ушасно! И отновременно так сахватывающе! Сколько ше лютей станофится шертвами фейри?
– Никто не знает, – отрезал О’Салливан. – Ирландию sidhe, конечно, любят, но, вообще-то, куролесят, как любит выражаться директор Кавана, по всему миру. Латинская Америка, Азия, Австралия – везде. Сейчас-то отдел «Сигма» ведёт подробную статистику, а кто её вёл сто лет назад? Или пятьсот? Или тысячу? Вы можете себе представить Ирландию тысячелетней давности? Ладно Ирландию, представьте Австралию или Аргентину.
И не нужно ещё забывать про старое доброе католичество. Сколько найденных возвращенцев набожные ирландцы-католики спешили поскорее похоронить, без какого-либо разбирательства, просто потому, что поступить иначе – значит совершить грех и проявить неуважение к покойному? О скольких странных смертях мы никогда и ничего не узнаем благодаря этой христианской сердобольности? А ведь эта сердобольность всегда в наибольшей степени царит в сельской глубинке, то есть как раз там, где обычно появляются sidhe.
– Расве ф тремучем лесу нелься фстретить фейри?
– Что им там делать? – О’Салливан сделал знак официантке, чтобы принесла счёт. – Они любят малолюдные места, а не совсем безлюдные… Знаете, если подумать, христианская консервативная традиция делала по сути то же самое, что делаем мы – скрывала от общественности то, что могло бы эту общественность взбаламутить. Разница в том, что мы ещё пытаемся разобраться в феномене, стараемся получше его узнать. Консерваторов же знания не интересуют.
Помню, сколько сил у нас с О’Мэлли ушло, чтобы убедить фермеров в ошибке О’Холлорана, в том, что он что-то напутал, никакой О’Грэди не возвращался и никто его не убивал. Разумеется, мы никого ни в чём не убедили. Народ как с цепи сорвался. И это в конце двадцатого века, а теперь представьте, что творилось в прежние века. Малейший намёк на чертовщину грозил взрывом массового психоза и инквизиторскими кострами.
– Та-та, – согласился Траутманн, – ф тсентральной Ефропе это отна ис самых unbeliebt[29] тем ф истории.
Агенты расплатились с официанткой, оставили чаевые и вернулись в машину. День, начинавшийся так хорошо, постепенно испортился – в Ирландии это было обычным делом. Небо затянули хмурые тучи, обещавшие, что скоро зарядит мелкий противный дождь.
– Нам ф этом плане лекше, – продолжил немец начатую тему. – Сам факт кронокласма настолько сапретелен тля шелофешеского восприятия, што люти сами охотно верят в то, што им фсё померещилось.
О’Салливан завёл двигатель и вырулил со стоянки на магистраль.
– Обычные люди – это ещё полбеды. Иногда попадаются фрики, помешанные на торсионных полях, теории заговора, Атлантиде и летающих тарелках. Этих вообще ни в чём невозможно убедить, они не верят ни единому твоему слову уже потому, что ты правительственный агент. Даже, если им сказать, что дважды два равно четыре, они и в этом утверждении отыщут злой умысел.
– Как ше вы с ними опхотитесь?
– Старик О’Мэлли обычно обкладывал их самыми последними словами, да так смачно, так виртуозно, что им и сказать было нечего. А вот я со временем приноровился действовать более изощрённо. Я над ними глумлюсь, причём так, что со стороны трудно определить – серьёзен я или издеваюсь. У фриков вообще плохо с чувством юмора. Помню, выехали мы как-то с О’Мэлли к месту одного происшествия. Спровадили почти всех зевак и вдруг откуда ни возьмись появляется перед нами неопрятный тип с сальными волосами и заводит знакомую песню о таком-сяком правительстве, скрывающим от народа правду. Я гляжу на О’Мэлли и вижу, как у него сжимаются кулаки от желания врезать этому идиоту. Я тогда выхожу вперёд и говорю: «Ой, да ладно тебе! Правительство, значит, ото всех скрывает правду, а ты решил, что уж тебе-то она известна? Да с чего бы? Вы, людишки, иногда бываете такими самоуверенными! Поэтому, кстати, вами и заинтересовались ребята на летающих тарелках. Но на самом деле вы не разбираетесь даже в элементарных вещах. Вот ты, к примеру, наверняка веришь в шапочки из фольги, как в панацею от психотронного излучения. А ты хоть раз задумался, почему такое-сякое правительство ничего ради этого не предпринимает? Почему не изымет фольгу из продажи? Оно же заинтересовано обработать как можно больше людей психотронными лучами!» «Что ты несёшь?» – развопился побледневший фрик, который и впрямь никогда раньше о таком не задумывался. «Можешь обмотать свою тупую голову хоть целым тюрбаном из фольги, – продолжил я, – это всё равно ничего тебе не даст и не защитит от психотронных лучей. Правительственные излучатели настигнут тебя где угодно. Потому что придурки, вроде тебя, берут для шапочек обыкновенную алюминиевую фольгу, какая продаётся в любом магазине. Хозяйки в такой обычно запекают мясо. Даже самым отсталым мартышкам известно, что алюминий – это металл с низкой плотностью, он легкопроницаем. Никакие психотронные лучи он не отражает, особенно лучи новейших излучателей последнего поколения, доставленных летающими тарелками прямиком с Сириуса. Вот если бы вы, идиоты, брали для шапочек фольгу из металлов с высокой плотностью – свинца, ванадия, молибдена или осмия, – вот тогда да, тогда излучение было бы вам нипочём. Только где ж вы её возьмёте? Кто такую фольгу выпускает? Никто! Соображаешь, почему? Мы обо всём позаботились! Настоящей защиты от психотронного оружия у вас нет и никогда не будет! Кроме этого, некоторые металлы с высокой плотностью – платина, палладий, – по цене сопоставимы с золотом и вы, нигде не работающие нищеброды, никогда не смогли бы накопить на такую фольгу денег, даже если б она продавалась на каждом углу. Ну и в-третьих, многие из вышеперечисленных металлов – те же свинец и молибден – токсичны. Даже если вы сделаете из них шапочки, правительству незачем будет вас облучать, вы и так сдохнете от отравления…»
