Литмир - Электронная Библиотека

Смотритель удивился, увидев бегущую с поезда девушку.

– И часто вы так свет в башне включаете? – спросила она, задыхаясь от бега.

– Мы никогда не включаем в башне свет. В этом замке свет есть только в пристройке для слуг. Как вы планируете отсюда выбираться?

– Никак не планирую. Я собираюсь тут остаться.

Девушка почувствовала вдруг такую ясность, которая приходит одномоментно, внезапно, после долгих лет и месяцев страданий и беспокойства и означает обретение чего-то, чего долго ждал. Мудрости, себя, своего места. Она не могла отсюда уехать.

Смотритель тогда понял, что это хороший повод отпустить наконец на свободу мадам, которая долго уже работала в замке и ненавидела его всей душой. Мадам все время грозилась бросить дела, уехать к детям в город, ходить опять по магазинам и в кино, как все нормальные люди, а не сидеть в этих пустых, пропахших плесенью стенах, без единой продуктовой лавки под боком, без подруг, стабильной сотовой связи и даже сносного телевещания. Мадам все планировала уволиться, но не решалась это сделать – ей казалось, что тогда рухнет не только этот замок, но и весь остальной мир. Ведь никто в здравом уме вместо нее работать сюда не приедет. А тут, смотрите-ка, приехала – молодая, говорит, поживу тут летом, порисую замок и цветочки на камнях, а понравится – останусь, учебу свою брошу, потому что учусь на архитектора. А какой в этом смысл, есть самый прекрасный на свете замок уже построен?

Она потом выспрашивала у смотрителя все подробности. А почему нельзя эту стену разобрать и посмотреть, что в башенке? Понятно, что объект культуры под особой охраной, ничего менять и перекладывать нельзя, но ведь вдруг там сокровища короля, например?

Легенды сами собой дописались в ее воображении. Три варианта заточения: насильное, добровольное и случайное – проникли в ее сны, фантазии и дневники. Не зная, какой из вариантов считать правдой, юная леди придумала продолжение всем трем. Неверная любовница ни в чем не была виновата. Она просто любила книги и птиц больше, чем короля. Король запер там ее, ожидая, что она будет молить о пощаде, но это не входило в планы девушки. Вороны приносили ей еду из леса и с кухни, а потом решили, что проще будет научить девушку превращаться в птицу. И она научилась, а в башню возвращалась изредка, лишь когда хотела посмотреть на мир глазами человека. Это король бы иссох у несуществующей двери, если бы не государственные дела.

Друг, который решил медитировать, действительно умер в медитации, но незадача была в том, что умершим таким образом людям закрыт доступ в потусторонний мир. Потому дух его до сих пор слоняется по замку, просветленный и неприкаянный.

Случайный вариант: в замке был бал, и кто-то из гостей выпил много вина. Он уснул беспробудным сном, и на следующее утро строители, увлекшись своими мыслями и стараясь быстрее со всем этим покончить, не заметили спящего гостя и закрыли его там. Его пропажу никто не заметил – в то время люди погибали в драках и на дуэлях чаще, чем покупали молоко. Но ведь он не погиб, он просто спит бесконечно крепким сном, и вино из его крови никак не выветрится за эти двести лет.

Юная леди каждый вечер ходила на прогулку вокруг замка, смотрела на окна башни, хотела увидеть свет, что горел в окне в ее первый день в замке. Свет тогда был будто от десятка свечей, мягкий и пляшущий, и больше он не повторялся. До этого вечера.

Старух лежала, обнимая кирпич, вынутый из той самой двери. Видимо, все эти пятьдесят лет она его неспешно доставала, маскируя на время туристических экскурсий. Когда мы ее нашли, старуха сказала: «Сегодня наконец опять был свет». И умерла, улыбаясь.

Мы нагнулись, чтобы заглянуть в отверстие от кирпича. Почти ничего не увидели – разве что стол на фоне решетчатого окна, и на нем – канделябр с дымящимися свечами.

Иффа в Лимбе

После смерти Иффа застряла в Лимбе.

Здесь была вечная ночь, очень похожая на ту, что наполняет мир живых. Похожая всем, кроме постоянства. Светила описывали круги вокруг Полярной звезды, и время Иффа определяла по созвездию над головой, в зените. Луна светила собственным светом, который в другом мире не был виден совсем.

Не было тут ни замков, ни стен, ни сводов, а только лес – редко растущие деревья с черными листьями, без птиц и без змей, но с шорохами, которые словно заменяли лесных обитателей.

И, конечно, река, которая текла как будто неспешно, медленнее любой мелкой обычной речушки, но было ясно – стоит в нее ступить, утащит за собой и не оставит шанса выплыть. Рядом с рекой было светлее. Река отражала звезды и Луну, а вдоль берега росли фонари – высокие шесты с сияющими шарами на вершинах. Иногда эти шары отрывались и взлетали, заменяли уставшую светить Луну, которая на некоторое время могла погаснуть.

Иффа называла их двойниками Луны. Отслужив, они честно возвращались обратно, и тогда, если внимательно вглядеться, можно было увидеть в них, как на видеопленке, записанные события живого мира: иногда что-то несущественное, вроде прогулки или фрагмента путешествия, иногда – большое плавание корабля или разом все самолеты, облетавшие землю в северном полушарии.

К счастью, внимательно смотреть – это то, что Иффа очень хорошо умела делать при жизни и то немногое, что осталось ей от себя после смерти.

На берегу валялись скорлупки ракушек и гладкие камни. И еще была пристань, на которой собирались недавно прибывшие души. Они озирались, ежились и будто кого-то ждали. Они смотрели вдаль и иногда начинали терять терпение – те немногие, кто не растерял его еще при жизни. Впрочем, Лодочник редко заставлял себя долго ждать.

Он проявлялся вместе с самыми сильными волнами, отталкивался веслом от воды так, как будто эта самая вода однажды чем-то провинилась, а приблизившись к пристани, набрасывал цепь на колышек и жестом велел душам залезать в лодку. Души, толпясь, беспокойно слушались. Некоторые решались задавать вопросы. Куда мы поплывем? Долгой будет переправа? А кто вы?

– Домой. До рассвета прибудем. Я Лодочник, – отвечал Лодочник бесцветно. Не было в его ответах ни злости, ни раздражения, а только безразличие существа, давно смирившегося со своей участью. Едва дождавшись, когда последняя душа влезет в лодку, он одним жестом снимал цепь с колышка и отталкивал лодку, и они плыли прочь. Большинство – навсегда.

Когда Иффа сюда прибыла, то есть сразу после смерти, она тоже забралась в лодку со всеми остальными. Они плыли и плыли, держали курс на Полярную звезду. Лодочник скупыми движениями отталкивался от вод, звезды отражались в тягучей воде, а души молчали, то ли не зная, то ли не помня, о чем можно говорить. Но потом вдруг вышли из оцепенения.

– Рассвет! – зашептались они, указывая туда, где Иффа видела только восходящий пояс Ориона.

– Земля, – громче и беспокойнее говорили души. Но Иффа не видела ничего, кроме упорных волн и далеких звезд. Одна за другой души выходили из лодки прямо в реку и, казалось, растворялись над ней, и вскоре в лодке осталась только Иффа и Лодочник. Лодочник вопросительно смотрел на нее.

– Я не вижу земли, – сказал она, возмущенно и озадаченно.

– Я тоже, – ответил Лодочник. Он еще немного погреб, скорее для вида, а потом вставил весла в уключины и сел, позволив лодке плыть по течению.

– И куда теперь? – спросила Иффа.

– Обратно, – ответил он. Вскоре они наконец причалили – к тому же берегу, от которого отплыли.

Лодочник рассказал, что почти все души рано или поздно видят другой берег. Тогда им кажется, что лодка остановилась, хотя сам Лодочник никогда не перестает чувствовать реку под собой. Души выбираются из лодки, но некоторые плывут обратно, в Лимб.

Иффа пыталась представить, что стало с теми, кто вышел на землю. Может, их поделят на праведников и грешников? Тогда странно, что лишь немногие души возвращаются назад. Неоднозначных людей гораздо больше, чем святых или злодеев. А может, на том берегу есть еще одна пристать, и еще один Лодочник, и в конце концов некоторые просто плывут бесконечно далеко? Впрочем, какой бы ни была истина, Иффа надеялась только, что души не расщепляют на мелкие кусочки для приготовления новых.

2
{"b":"821017","o":1}