Он знал, что ей скучно, он понимал её. В один прекрасный день, когда Лили сидела на уроке литературы, Голос стал декламировать древние писания на арамейском, посчитав лирику Шарлотты Бронте слишком сентиментальной. Когда очередь рассказывать выученные стихотворения дошла до Лили, ей показалось забавным повторить за Голосом. Стоит ли говорить, как побледнела бедная учительница? Одноклассники сдавленно хихикали, восприняв эту выходку актом бунтарства.

Лили периодически жаловалась на головную боль и спазмы в животе*. Стала раздражительной и саркастичной. Каждый раз, когда кто-то, в том числе и родители, заводили разговор о религии, на её лице отражалось болезненное презрение. Обычно она просто отмалчивалась, но впоследствии стала отпускать циничные шуточки про Бога и библию.

Однажды ночью в её комнату вошла мама. Без стука. Она, видимо, хотела пожелать спокойной ночи, но, заметив её тяжёлое дыхание и конвульсивное подёргивания, замерла в дверях. Лили тихонько стонала, пока её рука размеренно двигалась под одеялом. Завидя ошеломлённую мать, она накричала на неё, и та поспешно ушла, закрыв за собой дверь. На следующий день Лили ждал неприятный разговор с родителями. Как истинный католик, отец Лили не мог стерпеть такой мерзопакости и снял с петель дверь в её комнату, лишив уединения. А мама стала следить за ней ещё тщательнее и отгоняла парней, опасаясь ранней беременности.

Лили была в бешенстве. Её возмущение выросло в огромный ком, который грозил вот-вот взорваться. Что удивительно, Голос её успокаивал, просил переждать. Но приступы ярости у Лили всё равно иногда случались.

– Что с тобой, дорогая? – с ужасом спрашивала мама. – Мы тебя не узнаём в последнее время. В тебя словно дьявол вселился! Надо сходить в церковь в воскресенье, и всё пройдёт…

– К чёрту вашу веру! К чёрту вашего бога! – кричала Лили, сбрасывая вещи со стола. После этого она измученно падала на пол и начинала рыдать от бессилия. – Я всё та же Лили, мама, папа! Я всё та же! Никто в меня не вселялся! Я просто… просто обычный человек… Со своими желаниями и целями… Просто позвольте мне быть собой и самой решать, что делать. Пожалуйста!

Нет, конечно, родители не могли ей такого позволить. Для них она была всего лишь маленькой, глупой девочкой, неспособной защитить себя. И тогда Лили решила действовать всем назло.

– Считаете меня одержимой дьяволом? – усмехнулась она, глядя на своё отражение в зеркале. Слёзы замерли в её покрасневших глазах. – Будет вам одержимая…

Примечания:

* Головная боль и спазмы в животе считаются симптомами одержимости, но могут быть вполне обычным проявлением предменструального синдрома.

– Расскажи мне, как и когда в тебя вселился демон, – спрашивает Джереми с приятной улыбкой.

«А он хорошенький», – думает Лили, с любопытством осматривая его. Высокий, плечистый, с длинными стройными ногами и весьма соблазнительными ягодицами. Темноволосый.

– Я расскажу, святой отец, только не могли бы вы… – Лили кивает головой на связанные руки. Переводит на него взгляд и невинно хлопает ресницами. – Если только вам не нравится видеть меня в такой позе. Обещаю быть послушной.

Он усмехается и смотрит на её руки. От верёвки кожа покраснела и покрылась ссадинами. Джереми печально вздыхает и цокает языком, с досадой мотая головой.

– Нет, это неправильно, – он подходит к Лили и развязывает верёвки. Она незаметно приподнимает голову и втягивает его запах. Джереми приятно пахнет: элитным парфюмом и чем-то мужским; энергетикой, морем, терпкими грейпфрутовыми оттенками и глубокими, едва уловимыми древесными нотами, похожими на тёплый аромат костра. – Связывают только буйных, не способных себя контролировать. Ну, вот… Так лучше?

Лили молча кивает, разминая запястья. Он довольно улыбается, отходит к изножью кровати и отвязывает её лодыжки.

– Тебе он нравится, так ведь? – замечает Голос, и Лили мысленно соглашается с ним. Она знает, что никто, кроме неё, не слышит его, но всё равно поглядывает на экзорциста, пытаясь разглядеть в его лице намёк на удивление или даже страх. Нет, не слышит. – Прикоснись к нему. Ты ведь хочешь его.

Лили слегка боится. Боится, что Джереми оттолкнёт её. С другой стороны, и что в этом такого? Зато можно повеселиться.

Она становится на четвереньки и медленно ползёт к нему, словно кошечка. Джереми явно ошеломлён, с приоткрытым ртом наблюдая за её грациозными движениями. В воздухе вибрирует неслышимая для человеческого слуха музыка, гипнотизируя и увлекая за собой. Остановившись у его ног, Лили прикасается к его животу и плавно ведёт ладонью вверх, пока не встаёт на колени. Смотрит на него снизу вверх ангельским взглядом, под которым скрывается голодное желание. Лили чувствует, как он борется с собой, и как она постепенно обретает над ним власть.

Джереми глубоко вдыхает, и его маска благочестия даёт трещину. Схватив её за загривок одной рукой, а другой – за шею, он склоняется и припадает к её губам.

– Хорошая девочка, – шепчет он у её рта, и в глазах его, затянутых поволокой, отражается что-то, вернее, кто-то другой. – Я не сомневался в тебе.

Лили отстраняется и с восторгом глядит на него. Так странно впервые услышать Голос не в своей голове, а по-настоящему. Не понятно, как, но у неё получилось сломить волю Джереми и впустить Голос в его тело. Того, кто был с ней долгие месяцы.

– Люцифер?! – спрашивает она, чтобы удостовериться.

– Да, дитя моё… – на его губах зреет лукавая улыбка, и он вновь целует её, с жадностью и нетерпением сминая губы. – Готова ли ты к последнему действу? Закрепить нашу связь навечно?

Лили знает, что за этим последует. И она кивает.

– Да, мой господин.

Если она не та, ритуал попросту убьёт её. Голос никогда не говорил об этом напрямую – как и про то, кто такая та, – но это знание будто было с ней всегда. Это нисколько её не пугает. Как и то, что ею могут просто воспользоваться. Она знает – всё будет так, как должно быть.

Джереми кидает её на кровать и начинает раздеваться, не сводя с неё глаз. Впервые Лили видит мужчину в голом виде и не может оторвать от него взгляда, стараясь запомнить каждую деталь, каждое движение, каждую мышцу. Щёки горят от стыда, живот скручивает от возбуждения, а пульс ускоряет свой ритм. Она аккуратно стягивает с себя белую сорочку и кидает на стул. Инстинктивно прикрывает грудь, но саркастично поднятая бровь Джереми заставляет её убрать руку. Он стоит перед ней такой обнажённый, с гордо расправленными плечами и вздыбленным членом, что у Лили перехватывает дыхание.

Он опускается на кровать и целует её ноги, ведёт по ним шершавым языком всё выше и выше, пока не упирается носом в пушистый лобок. Поднимает на неё пронзительный взгляд и говорит:

– Откройся мне, дитя моё. Отдайся без остатка.

Лили сгибает ноги в коленях и смущённо разводит их. Но весь стыд напрочь улетучивается, когда губы Джереми опускаются на внутреннюю часть бедра, идут дальше вереницей жарких поцелуев и начинают исследовать её лоно. Лили закрывает глаза. Горячий влажный язык дотрагивается до клитора, и она тихонько всхлипывает. Тело пронзает электрическим током, и она выгибается, не сдерживая стона удовольствия.

– Люцифер! – шепчет она, не понимая, чего именно желает: чтобы он прекратил, продолжил или трахнул её уже наконец.

Волны наслаждения захватывают её, снося и погружая в свои густые воды, не давая вздохнуть. Её тело трепещет, вздрагивает и содрогается от малейшего движения языка. Задержав дыхание, она выгибает спину и кончает с протяжными низкими стонами. Джереми погружает язык в её лоно и мычит.

– Вку-у-усная Лили-и-и… – мурлычет он, и прозрачная ниточка тянется по его подбородку. Облизнувшись, он прикрывает от удовольствия глаза.

Покрывая её живот и грудь жадными поцелуями, он цепляет зубами розовый сосок и чуть прикусывает. Стон Лили, смешанный с болью, повисает вибрацией в комнате.