Превращаясь в шоколад.

Чтобы я, с тобою рядом

Не сидевший много лет.

Кисть большую винограда

Подносил, как дар побед.

Но пока не время. Рая,

Для поездок райских в Крым.

Не конец еще, родная,

Нашим рейсам боевым.

Под Берлином, с немцем споря,

Мы дадим последний бой.

И тогда в Крыму у моря

Отдохнем вдвоем с тобой.

Встретят нас теплом и светом

Черноморские края.

Непременно будет это,

Синеглазая моя!»

Лев КАССИЛЬ

ЛЕВЫЙ ПОВОРОТ

Возможно, что вы действительно ничего не знаете о Марусе Заваловой. Но зато она известна решительно всем в нашем северном портовом городе. Да и не только у нас: в Нью-Йорке и Глазго, в Филадельфии, Балтиморе и Ливерпуле не одно сердце покорено Марусей.

Не знал ничего о Марусе лишь Вася Лобачев, моторист с грузового теплохода «Роза Люксембург», который только что вернулся из заграничного плавания.

Познакомился он с ней в интерклубе моряков. Ему сразу приглянулась она вся — высокая, плавная в танце. И голос ее понравился ему — такой грудной и звучный. И на глаза ее обратил внимание Вася Лобачев: большие, серые, ясного цвета глаза, в которые хотелось смотреть долго, не отрываясь. А еще Вася разглядел очень милую вдавлинку на слегка приподнятой верхней губе и уютные ямочки на свежих, круто выведенных щеках и на нежном подбородке. Словом, товарищи, было что тут разглядеть.

Но Вася Лобачев долго разглядывать не стал. Он улучил момент, когда в радиоле меняли пластинки и негр-кочегар с американского транспорта посадил Марусю на место; тут Вася и предложил Марусе следующий вальс танцевать с ним. Девушка поблагодарила, но сказала, что придется подождать: она обещала уже два танца другим.

— Может, талончики на очередь к танцу выдадите? — спросил несколько ущемленный Вася.

— Мне и так верят, — просто сказала девушка, — а если у вас плохая память, то, конечно, можете записать номер себе где-нибудь.

Пришлось переждать два танца. Сперва с Марусей танцевал бородатый ирландец с английского миноносца, затем — совсем молоденький летчик из американской миссии. «Союзничков тут, я вижу, у меня хватает», — подумал Вася. Он начал утешать себя, что девушка уж не так чтоб очень собой интересная была. Он даже обрадовался, когда обнаружил, что она немножко курноса. Но, увы, скоро ему и нос понравился… Подошел еще один американец, чтобы пригласить Марусю, но она, поискав глазами в зале, нашла Васю Лобачева, улыбнулась и сама подошла к нему.

— Эх, танцевать с вами — роскошь, — наговаривал Вася в розовое ухо девушки, — руля слушаетесь. Маневрировать с вами легко.

Девушка раскраснелась и стала еще лучше.

— Вид у вас, Маруся, очень изящный. Глядеть на вас просто-таки хорошо, — говорил Вася, любуясь своей партнершей.

— Ну и глядите на здоровье!

— Благодарю за разрешение. Я тут что выразить хотел… Очень чересчур много сейчас женского пола по казенной арматурке ходит. А иная обмундируется: сапоги с набойками, штаны, — и сидит на ней эта самая форма, как на корове галифе, извиняюсь…

Они разговорились. Девушка слушала очень внимательно, широко раскрыв свои большие серые глаза. Потом взглянула вдруг на часы и забеспокоилась:

— Уй! Пол-одиннадцатого… Мне пора. Нет, нет, не надо! Вы оставайтесь.

— Да мне мало радости без вас оставаться.

— А я говорю — нет… Если хотите, приходите завтра сюда.

Так было и на другой день. До половины одиннадцатого Маруся танцевала с Васей Лобачевым, а потом опять решительно заявила, что ей пора уходить, и запретила провожать ее.

Так они встречались каждый вечер в интерклубе. Пока «Роза Люксембург» чинилась после тяжелого похода, Василий подрабатывал шофером в порту. И каждый раз ровно в половине одиннадцатого девушка Маруся покидала клуб. В конце концов эта таинственность начала изводить Васю. Однажды он услышал, как Маруся говорила из будки автомата кому-то по телефону: «Ты сегодня в ночной смене? Так загляни, если будет время, около двенадцати на угол Морской, ладно? Жду».

— Так. Со свиданьицем, значит, — мрачно протянул Вася, дождавшись, когда Маруся выйдет из будки автомата. — Смотрите, не опоздайте! Скоро одиннадцать.

— Это я с подругой сговаривалась.

— И что же? Подходящий парень?

— Кто?

— Вот этот самый, который «подруга»?

— Смешной вы!

— Куда уж смешней! Дурак дураком!

— Василий, милый… Потом, когда вы больше меня узнаете, вы все поймете.

Работа в порту шла всю ночь. Срочно разгружался прибывший караван транспортов. Вася Лобачев работал на пятитонке. Он нарочно проезжал через перекресток на Морской улице. Там он останавливал свою машину, просил грузчиков обождать минуточку и внимательно проглядывал перекресток. Но нигде не видно было Маруси и счастливого Васиного соперника. От ревности и обиды Василий махнул рукой на все правила движения, гнал машину с недозволенной скоростью. И когда на перекрестке светофор долго не открывал ему своего зеленого глаза, он со зла сделал запрещенный левый поворот. В ту же секунду раздался пронзительный милицейский свисток. С фонариком в руке к пятитонке подходил постовой.

— Ну чего такое. Нашел время придирки строить! — начал Василий с профессиональной готовностью к пререканиям.

— Товарищ водитель, почему выезжаете на красный свет? И здесь нет левого поворота. Ваши права?

Но Василий сидел, не шелохнувшись. Он сразу узнал этот грудной девичий голос. В мягком свете северного сияния перед ним стояла Маруся Завалова в полной милицейской форме, в сапогах, с револьвером в кобуре, с сумкой противогаза через плечо… Василий с треском захлопнул дверцу кабины, нажал стартер и сразу перевел тяжелую машину на третью скорость. Сзади отчаянно заливался милицейский свисток.

— Ну и ну! — бормотал про себя Василий, ворочая баранку. Он живо представил себе, как гуляет по Морской улице под ручку со своей Марусей-милиционером, а сзади идут ребята с «Розы» и кричат вдогонку: «Попал Вася, повели! Прощай, друг, пиши письма! Жди передачу!..»

Внезапно в порту завыла тревожная сирена, послышался рокот моторов. Светящиеся столбы прожекторов качнулись в небе. Закричали паровозы на станции. В гавани затрубили пароходные гудки. «Как-кому! Как-кому! Как-кому!» — четко проговорила зенитка.

Два часа длился налет. Северное сияние растворилось в зареве. Тысячами искр лежало зарево и на мостовой, покрытой мелкими осколками стекол, растолченных в хрустальную пыль. Потом объявили отбой. Начало медленно светать. На улицах появились люди. И Василий, садясь в машину, которую он вывел из переулка, где ему пришлось отстаиваться во время бомбежки, услышал, как два шедших мимо моряка говорили между собой:

— На Морской-то тяжелую бросил. Знаешь, на углу, где Маруся стояла.

— Стой, браток, какая Маруся?! — не своим голосом закричал Вася.

— Какая Маруся?.. Ты что, друг, вместе с фугаской с неба упал, что ли? Какая Маруся?.. Мало она, что ли, вашего брата — шоферов — штрафует? Какая Маруся?..

Но Вася уже ничего не слышал. Он яростно вертел ручку остывшего мотора. И как только машина, вздрогнув, заурчала, он впрыгнул в кабину и помчал пятитонку к Марусиному перекрестку. Через десять минут он был там. Резко притормозив, Вася выскочил из машины и не узнал разрушенной улицы… Но в мутном, полном дыма и копоти, тревожном рассвете он разглядел знакомую фигуру в милицейской шинели, и сейчас стоявшую там, где он оставил ее ночью. Значит, жива! Цела!.. Он зашел сзади, тихонько приблизился и робко коснулся рукой отсыревшего сукна милицейской шинели.