И правда, высоковато. Венька парил едва живой над домом и с ужасом смотрел вниз.

- Ай! Ай-ай-ай! Помогите! – вопил он, бултыхаясь в воздухе, как в проруби, - Снимите! Спасите!

- А ты, Вениамин Иванович, за трубу! – подсказал Добрыня, - За трубу схватись, к ней подтянись, толстым боком прижмись. Труба тёплая! Заодно и погреешься.

Венька дёрнулся в сторону печной трубы. Принялся загребать руками, дрыгать ногами – вроде как вплавь собрался.

- Правее! – командовал снизу Добрыня.

- Левее! – подсказывала бабка Нюра.

- Прямо! – корректировала Венькин полёт Матрёна, - Туловище вместе с головой вперёд нацель и никуда не сворачивай!

Только всё это было без толку. Венькины телодвижения и полётом-то можно было назвать с большой натяжкой.

- Ох-х-х… ах-х-х… ух-х-х…, - кряхтел Венька, елозя по воздуху на пузе и не продвигаясь вперёд ни на миллиметр.

- Правее! Левее! Прямее! – не унимался хитрый Добрыня и аж подпрыгивал от удовольствия, - Ой!!!

Получив от Серафимы подзатыльник, он сразу присмирел и посерьёзнел.

- Чего, хозяюшка, изволите?

- Хватит над дитём издеваться! Спасать внучонка надо!

Спасать – дело хорошее. Все разом за него и взялись: от земли оттолкнулись и в полной боеготовности на выручку Веньке устремились. Бабка Матрёна взлетела, как сверхзвуковой самолёт – с грохотом, клубами пыли и завихрениями. Домовой долго около земли вертелся, крутился, выкаблучивался и круги над двором нарезал – вроде как разведку производил и план местности изучал досконально. Нюрка – та с тихим жужжанием стартовала и первая до Веньки добралась. Уселась ему на спину, за шею ухватилась и заверещала победно:

- Спасла! Спасла! Я первая!

- Где ж ты его спасла-то? – Серафима вовремя подлетела и спихнула бабку Нюру с Венькиной спины, - Задушишь его, дурёха!

Тут и остальные до места происшествия добрались. Общими усилиями Веньку подхватили, простыню под него подсунули и спустили вниз, как в мягкой колыбели. Даже русалка тётя Груша помогала – за один конец простыню держала, хвостом размахивала и стройный стан изгибала, в общем, молодую прыть свою всем демонстрировала.

- Ну, внучок, с почином! – поздравила Веньку бабушка Серафима, лишь только они оказались на земле.

А бабка Нюра весело чирикнула:

- Ничего! Лиха беда начало!

- Бе-е-е… а-а-а… о-о-о…, - тряс головой Венька и, с трудом приходя в себя, глаза на своих спасителей таращил, - Ко-о-о… е-е-е… и-и-и…

- Ну, да, - закивала бабка Матрёна, - Первый блин, как говорится, комом… зато второй…

- Ой! – заверещала Серафима, на ноги вскочила и с криком «блины мои, блины!» в дом бросилась.

Глава 12. Первый блин комом, второй – друзьям и знакомым.

К счастью, блины Серафимины сгореть до конца не успели. Так только, чуток по краям обуглились. Ну да ничего, есть можно. Венька-то после такого потрясения сразу на них набросился: и со сметаной ел, и с вареньем, и с гречишным мёдом.

- Выдумала всё мама. Нет у меня никакой аллергии, - приговаривал Венька, обмакивая в жбан с мёдом то ли десятый, то ли двадцать пятый блин.

Да только кто их, те блины, считал-то?

- Ешьте, гости дорогие, угощайтесь, - приговаривала Серафима, - Такой праздник у нас!

Гости и ели, и угощались, и квасом-морсом Серафимины блины запивали. И гостей был полон дом: и Матрёна, и бабка Нюра, и Пантелеймон в обнимку с ослом Василием. Даже Афанасий Горыныч не побрезговал - на пять минут заглянул. Только в этот раз был Горыныч тихий, головы свои, как перчатки, не менял и почём зря не ругался. И засиживаться долго не стал, потому как ему роман сочинять было надо.

- У меня там ещё полсамосвала бумаги чистой осталось, - печально пожаловался он Веньке, - да чернил четыре бочки. Надо это всё как-то оприходовать. Вот, целыми днями и пишу.

- Про что пишешь-то? – поинтересовалась бабушка Серафима.

- Про жизнь, - вздохнул Горыныч, шляпу свою нацепил, портфель к животу прижал и бочком-бочком к двери направился.

- Ты бы лучше про нас написал! – пискнула ему вдогонку бабка Нюра.

- Что про вас писать? – тоскливо усмехнулся Горыныч, со скрипом прикрывая за собой дверь, - Скучно у вас. Ничего интересного…

- У на-а-ас?! Ничего-о-о?! – возмутилась бабушка Серафима, - Да у нас Вениамин Иванович сегодня в воздух взлетел! Праздник у нас! Радость-то какая!

И стали тут все Веньку поздравлять, обнимать-целовать, по спине хлопать, за щёки щипать и за уши, как именинника, дёргать. В общем, как будто он настоящий герой или подвиг какой совершил. Веньке стало даже не по себе.

- Славься, наш славный летун! – вопил на весь дом Добрыня, восхваляя Веньку.

А Матрёна с Нюркой тут же подхватывали:

- Лети, наш летучий хвастун!

Про хвастуна – это они, конечно, загнули. Никаким хвастуном Венька не был. Даже наоборот. Он краснел, бледнел, смущался и не мог выдавить из себя ни слова. Молчал, даже когда все вокруг опять взялись за старое и к нему, как банные листы, приставать стали.

- Интересно, - задушевным голосом допытывалась у Веньки бабка Матрёна, - Что же всё-таки за мечта великая тебя в небеса подняла? В балет со мной пойдёшь или водолазом, как Нюрка, будешь?

- Водолазом! – подпрыгивала Нюрка, - Водолазом!

- Признайся, я никому не скажу, - подкрадывался сбоку домовой, - В кого влюбился-то? Неужто в тётю Грушу?

- Отстаньте вы от человека! – отгоняла всех от Веньки бабушка Серафима, - Не видите, радость ему выпала и крылья дала!

А Венька и сам не понимал, как это всё произошло и почему он вдруг оказался в воздухе. Просто – раз! – ударил Добрыня колотушкой, и в тот же миг какая-то сила подняла его, Веньку, оторвала от земли и вверх подбросила. А уж что это за сила была, он осмыслить не мог. И управлять этой силой не умел. И что с ней делать дальше, не ведал.

«Попробовать, что ли, ещё раз?» - подумалось Веньке.

Подумалось, да не осуществилось. То ли блинов он объелся и отяжелел сверх меры… то ли случайность в тот раз вышла… но только как ни пыжился Венька, как ни старался свой зад от скамейки оторвать…

- Может, всё-таки, пинка, - доверительно шепнул Добрыня, заметив Венькины бесплодные усилия.

- Нет уж, я сам!

Он вообще-то гордый был, Венька. Хоть и толстый. А может, как раз, наоборот, именно поэтому.

- Ну, сам так сам, - согласился Добрыня, - Только я бы на твоём месте получше ручонками махал. Вроде как бабочка крылышками. Или как муха… ха… ха… ха…

Хлоп! – домовой прихлопнул задремавшую на кувшине с морсом муху.

Бдзы-ы-ынь! – кувшин упал на пол, разлетевшись на мелкие кусочки.

Блямс! – подкинуло Веньку к самому потолку и оставило его там колыхаться беспомощно.

- Что делается! – поразилась Серафима.

И все поразились. И удивились несказанно. А бабка Матрёна мудрёно заметила:

- Это уже не мечта, а на постном масле ерунда получается!

- Тут лекарь нужен, - предположила бабка Нюра.

- Не-е-е, - возразила Матрёна, - Не лекарь, а доктор.

- Дантист! – уточнил Пантелеймон.

Глава 13. Доктор Таблеткин и лекарь Бубенцов.

Доктор Таблеткин прикатил на своём тарантасе сразу – как только бабка Нюра за ним в соседнюю деревню слетала. Прикатил, руки с мылом вымыл и стремянку потребовал, чтоб до Веньки достать.

Стремянки у Серафимы не нашлось, поэтому поставили для доктора стул. На стул – табуретку. На табуретку – маленькую приступочку.

- Приступайте, - сказали доктору Таблеткину, - Осмотрите нашего Вениамина Ивановича со всех сторон хорошенько, почему его ни с того ни с сего кверху подкидывает, и что у него там внутри не в порядке.

Доктор Таблеткин тонкую длинную ногу на стул задрал. Со стула перелез на табуретку. С табуретки – на маленькую приступочку. Да только пока он лез, Веньку сквозняком отнесло в сторону, к печке, и у Таблеткина до Веньки дотянуться не получилось.

Пришлось всю конструкцию разбирать: приступочку с табуретки снимать, табуретку – со стула, стул переставлять в новое место. И снова: на стул табуретку, на табуретку – приступочку. На приступочку – доктора Таблеткина. Только пока он так второй раз карабкался, Венька успел за печку уцепиться, на неё перекатиться и кубарем с вниз на лавку свалиться.