Комиссар протянул ему в руки желтую папку.

– Тут настоящие результаты вскрытия, я попросил Брестона сделать две копии, она из которых немного измененная, – карандаш треснул пополам.

– Ты не думаешь, что это уже слишком? – вздернул брови Асмер.

– На войне все средства хороши. А это, поверь мне, братец, настоящая война, – комиссар со вздохом поднялся – И мы ее выиграем.

– Но почему я? Я уже давно не расследовал ничего…

– Потому что, как бы грустно это не было бы осозновать, но я могу доверять только тебе. Нууу… и Брестону. Однако он точно не детектив, в отличие от тебя. Остальные же, легко сдадут все наше предприятие за небольшую плату. Увы, но деньги это все, о чем думают наши с тобой сослуживцы.

– Так зачем тогда стараться? Зачем ты пытаешься спасти корабль, который на половину ушел под воду?

– Еще раз скажу, проворчал комиссар. – Я отдал полиции всю жизнь, и не позволю, чтобы она окончательно загнулась в коррупции и превратилась в разбойничью группировку. Поэтому, пока я жив, буду стараться сделать все возможное, чтобы порядок в городе хоть сколько-нибудь честные люди. Я могу на тебя рассчитывать?

Асмер кивнул.

Оранжевый диск солнца за окном медленно приближался к горизонту. Деревья, весь день страдающие от дуновений ветра, наконец, могли отдохнуть, спокойно раскинув начинающие желтеть листья. Совсем скоро они оденутся в искрящиеся красным золотом платья и Атифис преобразиться.

Где-то вдалеке сверкала водяной синевой река, расширяющаяся к горизонту, пока ее границы, слившиеся с морем, не размывались, становясь почти незаметными.

Однако, Асмер всего этого не видел. Он смотрел в окно, и со стороны могло показаться, что старший детектив полиции Атифиса любуется видами вечернего города, но, на самом деле, мысли его были далеко. Они перенеслись на семь десятков лет назад, на залитые кровью и заваленные труппами улицы.

– Антицерковники, – в который раз сам себе сказал Асмер. – Неужели это вы?

Было неудивительно, что Церкви так вцепились в дело Арне Кристенсена, видимо, их шрамы точно так же, как шрамы Асмера, до конца не перестали зудеть. Они все еще помнили, на что способны люди, воспылавшие ненавистью.

Антицерковники объясняли свои убийства благой целью – избавить Атифис от тирании великих Церквей, но в таком случае лучше они или хуже своих врагов, из-за которых разверзлась война, унесшая миллионы жизней.

– Нет, – помотал головй Асмер. – Они преступники, жестокие убийцы, верящие, что творят добро, совершая зло.

Он давно понял для себя – мир не делится на хороших и плохих людей.

Все люди хорошие лишь до определенного момента, и разница лишь в том, когда граница между добром и злом для конкретного человека становится неразличимой. Все зависит лишь от восприятия себя самим человеком.

По-настоящему плохие люди те – кто до конца не может принять зло внутри себя, до конца пытается найти оправдание своим поступкам, объясняя их призрачной благой целью. Границы для них не существует – ведь они до конца уверены, что правда на их стороне. Поэтому они заходят все дальше и дальше, давно уже переступив черту, в поисках того самого оправдания, чтобы в своих собственных глазах выглядеть нормальным, а затем спокойно смотреть в зеркало и спать по ночам.

Так что Антицерковники ничем не отличались от Церквей. И те, и другие – всего лишь стороны одной монеты, пытающейся встать на ребро, скомпенсировать зло одних, злом вторых

– В любом случае, – подумал Асмер. – Если это опять они, то следующее убийство не заставит себя ждать. Так что делать выводы пока что рановато.

Одиночество, с которым Асмер с самого рождения шел бок о бок, стало с ним одним целым, сроднилось, настолько крепко срослось с его естеством, что, даже окруженный друзьями или женщинами, он чувствовал себя единственным человеком в целом мире. Это давало ему преимущество над другими. Когда люди привязывались друг к другу, а затем, разрывая узы, теряли часть себя вместе с исчезнувшими узлами, Асмер нуждался только в одном человеке.

В самом себе.

Поэтому квартира встретила его лишь приветливой тишиной, и только окна, казалось, чуть звякнули, приветствуя хозяина.

Не раздеваясь, Асмер прошел в гостиную и сел в мягкое кресло. Комната была наполнена закатным светом, мягко обволакивающим стены и мебель. Он поднялся из кресла и подошел к окну, отдернув штору.

Вдалеке, за высокими каменными стенами, сливающимися с небосводом, было видно, как последние кроваво красные лучи солнца постепенно тускнеют, растворяясь во тьме, а огромные, высотой до неба шпили соборов трех великих церквей горят золотом, серебром и красным железом, словно изнутри их льется яркий свет.

Улица снаружи была переполнена звуками. Все они создавали ощущение того, что город Атифис живет, что где-то там, за мутным стеклом, бурлит и плещется жизнь.

Солнце скрылось за горизонтом, но исчезло не плавно, постепенно накрывая улицы куполом тьмы, а резко, в один момент. Словно зверь из старых сказок вдруг проглотил светило, наполнив свое бездонное брюхо.

По спине Асмера пробежался холодок. Он плотно задернул шторы, закрываясь от темноты на улице, включил свет в комнате и со вздохом упал в кресло. Открыл желтую папку и достал оттуда плотно исписанные листы из плотной бумаги.

Отчет был написан от руки, что было странно, ведь обычно результаты лабораторных вскрытий предоставляются в печатном виде.

– Видимо, в этот раз Брестон постарался персонально ради меня. Только бы почерк его разобрать, – помотал головой Асмер и улыбнулся. Его забавляло, что комиссар был готов подделать даже результаты вскрытия, чтобы они не достались Церквям. Хотя, все же он его понимал.

« Покойный – Арне…»

Асмер с трудом разбирался в почерке коронера, его косые буквы сливались друг с другом, и читать их было трудновато. Но это было необходимо, только сосредоточиться было невыносимо трудно, тем более, что за окном надоедливо лаяла собака, будто специально для Асмера старалась завывать по громче.

Он с искушением взглянул на полку с алкоголем, поднялся, подошел к шкафу и вытащил из него бутылку с янтарно-гранатовой жидкостью. Граненый стакан, с плещущимся в нем горячительным, приятно холодил руку, а его содержимое, наоборот, неприятно обжигало губы и внутренности. Однако, вскоре Асмер почувствовал действие алкоголя, когда все лишние мысли в его голове растаяли, а собака за окном стала лаять тише.

Асмер откинулся в кресле, почувствовав, как тело постепенно тяжелеет, а ноги становятся ватными. Поднес листок к глазам.

«Покойный – Арне Кристенсен

Внешние признаки: каштановые волосы, серо-голубые глаза, шрам в области затылка, видимо от удара тупым предметом. Рост, вес и остальные параметры тела установить не предоставляется, так как от умершего осталась лишь голова.

Время смерти: Между 03.00 и 04.00.

Причина смерти: обильное кровоизлияние в области мозжечковой миндалины. Сильное давление в черепной коробке покойного настолько повысилось, что костная ткань повредилась, а череп местами деформировался. От кровяного давления глазные яблоки неестественно выпятились вперед, а каппиляры в них полопались. В носу и рту сосуды так же лопнули. Складывается такое ощущение, что вся кровь из тела покойного в один миг бросилась в голову.

Почему такое случилось – установить трудно. У меня есть одно предположение. Мозжечковая миндалина, как известно, отвечает за страх и агрессию. Так что, либо наш покойный сильно разозлился, либо сильно испугался. В подтверждение этой теории могу лишь приложить анализ крови, в котором явно видно, что содержание адреналина и норадреналина в его крови превышает норму в двадцать раз»

– Брестон, да ты бредишь, – пробурчал Асмер. – Умер от страха или злости… У меня точно правдивый отчет? Вроде точно, вряд ли бы его писали тогда от руки.

« Благодаря специфике свертывания крови, точно удалось установить, что смерть наступила до отсечения головы. Сделано это было с хирургической точностью – на позвонках нет никаких повреждений, срез находится ровно между двумя соседними. Впрочем, нельзя и отрицать возможность того, что голову оторвали от тела, судя по обрывкам мяса и кожи на шее»