– Почему он так себя вел? Может были какие-то проблемы в церкви?

– Да вроде нет. По крайней мере, я объясняла это приближающимся Квинтонектом, мол на нем много работы и ответственность большая лежит. Арне все-таки викарий… Был викарием, и именно он отвечал перед понтификом за то, как пройдет кровослужение. Хотя иногда мне казалось, что его что-то пугает, казалось, что Арне постоянно оглядывается за спину. Как бы это не звучало, но мне иногда думалось именно так.

– Еще, что было очень странно, – продолжала Мирра. – Грета всегда была очень верна церкви Крови и никогда не пропускала кровослужений. Да и обычно я всегда помогала ей и девочкам с церемонией. Ну знаете, подсоединяла к аппаратам переливания крови и все такое. Поэтому я и удивилась, когда Мирра сказала, что в этот раз не идет, а когда я спросила почему – лишь пробубнила что-то про Арне. Это в принципе все.

– Действительно… – задумчиво сказал Асмер, размышляя о сказанном ею. Арне Кристенсен вел себя странно, будто боялся чего-то, а, по мимо всего прочего, запретил жене идти на это кровослужение. Но почему? – Неужели это как-то связано с церковью Крови? Девушка попросила его никому не рассказывать об их разговоре. Она явно боялась. И вряд ли это был страх потери ежемесячного жалования медсестры. Нет, она страшилась совсем не этого. Вполне вероятно, что Мирра переживала за свою жизнь. – У вас есть предположения, кто мог желать Арне Кристенсену зла? При столь высоком положении в церковной иерархии, вероятно, у него было много недоброжелателей.

– Вы удивитесь, но как раз-таки недоброжелателей у него не было. Арне, как никто другой мог расположить к себе, и вероятность того, что в церкви Крови есть кто-то, кто мог желать ему зла, очень мала.

Асмер достал фотографию медальона и результаты экспертизы крови.

– Скажите, Мирра, вы когда-нибудь видели этот медальон? Может быть, знак вам знаком? – он протянул ей фотографию.

– Мне очень жаль, но нет. Никогда не видела его.

– Ничего страшного, – Асмер забрал фотографию и показал девушке второй листок. – Вы говорили, что помогали Грете и девочкам с кровослужением. Посмотрите сюда и скажите мне, знакомо ли вам что-то, указанное в этом отчете.

Мирра взяла в руки листок с анализами крови. Нахмурила лицо, с которого вновь сошла краска. В ее глазах снова заблестели слезы.

– Да, это анализ крови Арне, – через мгновение ответила девушка.

– Только его? – уточнил Асмер.

Мирра кивнула.

– Это значит, что Грета и девочки в порядке?

– Очень надеюсь на это, – пожал плечами Асмер, и тут же понял, что надо было сказать нечто более ободряющее.

А глазах Мирры вновь заблестели слезы. Две их прозрачные струйки потекли по ее щекам. Асмер вдруг понял, что ему пора: нужно было дать девушке погоревать. Оплакать утрату на едине с собой. Только заставить себя покинуть ее было трудно.

– Послушайте, Мирра, – сказал детектив, доставая ручку и блокнот. – Я оставлю вам свой адрес. Если вдруг вы что-то вспомните или вам понадобится помощь, можете обратиться ко мне.

– Спасибо, – улыбнулась она сквозь слезы.

– Это меньшее, что я могу для вас сделать. Спасибо, вы мне очень помогли. Еще раз примите мои соболезнования.

Асмер поднялся и направился к двери. Как только она закрылась за его спиной, за ней раздалось рыдание. Что-то внутри него сжалось, но сделать он ничего не мог. В этом мире не было таких слов или действий, что могли унять боль утраты.

Именно поэтому он предпочитал быть один. Слишком много жизней Атифис забирал каждый день, слишком много приносил страданий.

Асмер был в тупике. Благодаря Мирре Мадьяр многое прояснилось, но еще больше возникло вопросов. Он узнал, что убитый чего-то боялся, и, вероятно, знал, что его жизни грозит опасность. И все это могло быть как-то связано с Церковью крови.

Конечно, это были предположения. Все, что было у Асмера – предположения. Впрочем, даже если бы он был уверен, что в смерти Арне Кристенсена замешена Церковь крови, без доказательств он ничего не мог. Да и идти против такого могущественного врага с пустыми руками было глупо.

Однако, в таком случае все выглядело бы совсем смешно: Церковь крови убивает своего викария, а затем пытается вклиниться в расследование. Но зачем? – чтобы замести следы? – Возможно.

– Если об этом узнают в Церкви Крови, у меня могут быть серьезные проблемы, – вспомнил он слова Мирры.

Тогда вполне возможно, что викарий сделал что-то, чего ему делать не следовало, и поплатился за это своей жизнью. С другой стороны, зачем Церковь сделала это так кроваво, ведь ей гораздо проще было убить Арне Кристенсена тихо, так, чтобы не привлекать лишнего внимания. Быть может церковь Крови хотела скрыть свое убийство, свалив его на выдуманных Антицерковников, но Асмер видел страх, настоящий живой ужас смерти в глазах ее служителей. Ничего не сходилось.

Асмер не знал, что ему делать. Единственное, что пришло ему в голову – еще раз навестить дом убитого. Он надеялся на случайность – что полиция что-то упустила, какую-то едва заметную мелочь, подсказку, которая была очень нужна Асмеру.

Он вышел из подъезда, и снова взглянул на дом, понадеялся, что видит его в последний раз, а затем отвернулся и направился дороги, где окликнул извозчика.

Отсюда до старого Атифиса было довольно далеко. От серебряного Города его отделяла река Рида, через которую был перекинут мост длинной около четырех километров. В такое время, а было уже пять часов вечера, он был переполнен транспортом, движущимся в обоих направлениях. Так что, когда Асмер добрался до дома, где до недавнего времени жили Кристенсены, уже порядком стемнело.

Кроме того, почти в самом центре города, совсем недалеко от собора Церкви души движение транспорта совсем остановилось. Сквозь ржание мулов и ругань извозчиков Асмер понял, в чем была причина. Впереди медленно двигалась длинная процессия из людей, одетых в рабочую одежду. Каждый из них нес в руках большой плакат с яркими надписями и кричал:

– Верните нашу работу! Долой смог и пепел! Верните нашу работу! Долой смерть на заводах.

Рабочих, стоявших толпой с развернутыми транспарантами, кольцом окружали полицейские с дубинками. Люди то и дело брыкались на них, пытались прорвать оцепление, однако после удара по голове, их пыл резко утихал. Да и полицейские как будто с каждым разом отвечали на выпады толпы все жестче, как будто бы каждый удар дубинкой возбуждал в них все больше и больше азарта. Больше и больше человеческой жестокости.

– Снова бастуют, – услышал он тихий голос рядом. – Никак им не иметься, но ничего, через пару дней опять утихнут. Всегда утихают.

– Вы о чем? – спросил Асмер, глядя в окно на худощавого мужчину с уставшими глазами, под которыми залегли глубокие тени, держащего в руках трубку и вожжи.

– А то вы не знаете? – поднял тот брови. – Они не довольны условиями работы, вот и бастуют, но завтра послезавтра тут уже никого не будет, а эти «обиженные» вернуться обратно на заводы и будут ныть, что им плохо. Все, что они могут – только жаловаться, сетовать на власть. Они просто не понимают, что ни бургомистр, ни понтифики, ни кто бы то ни было еще, им ничего не должен.

– Вы же в курсе, что с вами может быть тоже самое? – спросил Асмер. – Вы тоже можете потерять работу.

– Как говорила моя мама – работай, отдавая себя всего, и работа будет тебе благодарна. Так что со мной ничего такого не будет, потому, что это я работаю не покладая рук, – уверенно произнес извозчик.

Асмер промолчал. Ему нечего было говорить.

– Этот город… Что-то сним не так, – единственная мысль пронесшаяся в голове.

***

Аллея, к которой примыкал дом, была довольно скудно освещена, в отличие от обычных улиц и парков, так что Асмеру пришлось идти практически в абсолютной темноте.

Не то, чтобы он ее боялся, но нельзя сказать, что он чувствовал себя в полной безопасности. Как только Асмер вступил в тень деревьев с густой кроной, что заслоняла практически весь свет тех нескольких фонарей, освещающих аллею, он почувствовал на себе чей-то взгляд. Оглянулся, но никого не заметил.