Внезапно кожа на висках и скулах одноклассника потемнела и натянулась. А затем, вспарывая её, наружу устремились крошечные перья, полупрозрачные как льдинки, но острые на вид. Они удлинялись и уплотнялись, на глазах, окрашиваясь в цвета лазурного сентябрьского неба и свинцового северного моря.
Никита распахнул зажмуренные глаза и невидяще уставился прямо на Артёма. Прежде обычные, его серые радужки налились неестественной голубизной и словно светились изнутри. Титов мог бы поклясться, что в какой-то момент Ник моргнул, не закрывая при этом глаз. Из-под век на мгновение показалась полупрозрачная перепонка, как у ящериц, но сразу же пропала.
Черниченко стал медленно подниматься, и Артём, как завороженный, повторял его движения. Выпрямившись, они вместе повернулись лицом к психео, и встали бок о бок с Максом. Элла отняла ладони от лица.
Четыре пары глаз одновременно моргнули и уставились перед собой.
Четыре рта синхронно затянули один мотив.
Четыре голоса сплелись так тесно, не различить, и на едином выдохе наотмашь ударили.
Часть 1. Уроки и тайны
Из журнала наблюдений за Полукрылыми
Полукрылые лишь на первый взгляд являются людьми. Но на самом деле они (мы?) умеют окрыляться. Кожа покрывается перьями, черты лица становятся похожи на птичьи. Нет, никто из них (нас?) по-настоящему не умеет летать. Зато им (нам?) подвластно кое-что другое.
Полукрылые различаются по видам птиц. Или нужно сказать – «по породам»? У каждой ветви есть свои особые способности, которые они могут использовать и в человеческом облике. Но в целом Полукрылых объединяет одно – способность Выпевать, то есть с помощью Песен влиять на людей и материальные предметы. А ещё взаимодействовать с психео.
Глава, в которой коты жужжат, а не мурлыкают
Шесть дней назад.
– Тема сегодняшнего урока: «Особенности внутреннего строения птиц, связанные с полетом». Но сначала хочу задать важный вопрос, – Анна Игоревна обвела глазами притихший класс. – Кто-нибудь знает, что такое мурмурация?
– Кошачья рация? – предположила Настя Афанасьева с первой парты, и все засмеялись.
Учительница тоже улыбнулась и покачала головой. И тогда варианты посыпались один за другим:
– Цветок, как настурция?
– Или дерево, как акация!
– Нет, это точно с котами связано… – настаивала Афанасьева, большая поклонница хвостатых и усатых.
Артём не выдержал и пробормотал:
– Н-ну что за б-бред! Как-кие, блин, к-коты, мы птиц п-проходим!
Ему казалось, что в том шуме, который поднялся в кабинете, его никто не услышит. Не хотелось лишний раз привлекать внимание. Но Маринка Прилепина, сидящая перед ним, услышала и, обернувшись, прошипела:
– Самый умный что ли?
– Уб-бери от м-меня свои л-локаторы! – огрызнулся Титов.
– Придурок!
– Курица!
Прилепина ответить не успела. На весь класс, перекрывая остальные разговоры, раздался вопль Макса Редькина:
– Да фигня это, выдуманное слово!
– Редькин, что за выражения! И не вопи, ты не на стадионе. Черниченко, перестань листать учебник, там нет подсказки. – Строгие слова учительницы прекратили свалку. – Ну что же вы, десятый класс? Мы же последние две недели только птиц и изучаем. Значит и мурмурация с ними связана. Неужели никому не встречалось это слово?
Артём вздохнул от безысходности и поднял руку. Он и хотел бы отсидеться в тишине, не навлекая на себя очередную порцию гадостей, но у него никогда не получалось смолчать, если правильный ответ был ему известен. Промолчать, когда знаешь – это в полушаге от соврать, а что-то глубоко внутри него изо всех сил сопротивлялось неправде, сколько он себя помнил.
– Кто бы сомневался, – фыркнул на задней парте Редькин, даже не пытаясь понизить голос. – Ботанидзе!
Анна Игоревна бросила на него недовольный взгляд, а затем благосклонно кивнула Артёму:
– Титов?
– Я что-то т-такое читал… Вроде бы, это к-когда стая птиц в-ведёт себя в п-полёте, как единое целое, д-да?
– Молодец, Артём, всё верно! Открываем тетради и записываем.
Учительница повернулась к белой доске и маркером вывела крупные латинские буквы: MURMURATIO.
– Слово «мурмурация» произошло от латинского «murmuratio», что означает «бормотание, жужжание, карканье». Так называется явление скоординированного полёта огромных стай птиц, чаще всего скворцов, но иногда также галок, ворон, воробьёв и других…
– Точно фигня! Получается, котики жужжат, а не мурлыкают? – тихо проворчала Настя Афанасьева, но её соседки услышали и захихикали.
Анна Игоревна строго посмотрела на девочек и продолжила:
– Это удивительный природный феномен, но учёные до сих пор теряются в догадках, почему птицы так делают. А о возможных причинах нам на следующем уроке расскажет Афанасьева, которая подготовит на эту тему реферат.
– Ну Анна Игоревна… – простонала Настя, но учительница была непреклонна.
– На два листа, Афанасьева. Тебе явно есть, что сказать. А тебе, Черниченко, очень советую поинтересоваться на спецкурсе про командную песнь бореадов. Это не мурмурация, конечно, но в чём-то похоже…
Когда биология закончилась, Артём выполз из класса последним. Следующей по расписанию стояла физика, его любимый предмет. Но спешить не имело смысла, иначе пришлось бы толкаться с одноклассниками у кабинета. Ему совсем не хотелось отвечать на тупые вопросы и слушать, как придурок Редькин изображает его «От-т-вали», а остальные ржут, как пегасы. Так что Артём прошёл по коридору и, ведя рукой по шершавой, местами облупившейся синей краске на стенах, неторопливо спустился по лестнице на первый этаж.
В пустом помещении царил полумрак, и всегда было прохладно, независимо от времени года. В воздухе витал особенный запах сырой штукатурки, как в подъезде дома, где они с мамой жили раньше. Может быть, именно из-за этого в холле лицея дышалось особенно легко.
Звук шагов гулко разносился по залу, отражаясь от плиточного узора на полу и взлетая до самого потолка, распугивая чужие воспоминания и призраки прошлого. Может быть, именно из-за этого там думалось особенно хорошо.
Артём перевелся в лицей в позапрошлом декабре, но друзей спустя полтора года так и не завёл. Впрочем, в предыдущей школе у него тоже с приятелями было не очень. Всё из-за дурацкого заикания, которого он жутко стеснялся, а от этого заикался еще больше.
Единственный, кто с натяжкой, но все же мог считаться его другом – Марк, сосед по подъезду, младше его на год. Но и он перестал общаться с Артёмом, когда узнал, где тот будет учиться. Точнее не так. Сначала ему, наоборот, стало очень интересно, и он каждый день слал другу сообщения с разными вопросами, даже просил сфотографировать необычное здание лицея изнутри. Пару недель Артём честно отвечал, доказывая, что ничего ужасного в новом месте учебы нет, школа как школа. Было даже приятно, что друг за него так переживает. А потом Марк сообщил, что родители запретили ему общаться с парнем из красноармейского интерната, и заблокировал его во всех соцсетях.
К Красной армии лицей, конечно же, никакого отношения не имел – всего лишь находился в Красноармейском районе. Да и интернатом школа не являлась. Это подтверждала и позолоченная табличка на входной двери, и официальные документы, где чёрным по белому значилось «лицей-пансион». Но, видимо, сильны ещё были в людской памяти воспоминания о послевоенных интернатах для сирот и беспризорных, где ученики жили постоянно. Такие заведения никогда не пользовались доброй славой и, по общему мнению, предназначались исключительно для «трудных подростков». Доля истины здесь все же имелась – в этом лицее дети учились, и правда, особенные.
Ко всем прочим своим проблемам – заиканию, природной стеснительности и неумению сходиться с новыми людьми – в новой школе Артём оказался еще и «учительским сыночком», как на первой же крылатой тренировке, полтора года назад, окрестила его Марина Прилепина.