Внезапно её пальцы скрючились, словно их свела судорога. А затем аккуратно подстриженные ногти заострились и почернели, вытягиваясь, костенея, превращаясь в птичьи когти. Кожа по всей длине рук взбугрилась, и вспарывая её, наружу устремились перья, полупрозрачные, как льдинки, острые даже на вид. Они удлинялись и уплотнялись на глазах, пока не заслонили собой кожу и не окрасились в цвет свежевыпавшего снега.

Её уже не совсем человеческая фигура начала светиться, сначала еле заметно, потом сильнее и сильнее, пульсируя в едином ритме с нарастающим темпом песни. Совсем скоро вместо певицы остался лишь силуэт, слепящий ярче солнца в летний полдень. Когда мелодия достигла своей кульминации, на спине у сияющего существа во всю ширину комнаты распахнулись два огромных лучезарных крыла.

Аппаратура, к которой была подключена больная, словно сошла с ума. Все приборы беспорядочно мигали огоньками, как новогодняя гирлянда, и издавали противный настойчивый писк. Лишь одна небольшая чёрная коробочка, сиротливо пристроенная с самого края, не разделяла общего безумия. До недавнего времени она вовсе не подавала признаков жизни, но при первых же звуках Песни – словно пробудилась от спячки. На фронтальной панели зажегся красный индикатор, похожий на глаз циклопа. Прибор тихо зажужжал, довольно заурчал, как сытый зверь. Мигнув, лампочка поменяла цвет с красного на оранжевый.

Когда Песнь затихла, а сияние померкло, Алёна Петровна вновь стала самой собой и без сил откинулась на спинку кресла. Теперь лицо её бороздили глубокие морщины, а прежде пышное тело словно уменьшилось, иссохло, утонуло в свободной одежде, внезапно ставшей на несколько размеров больше.

На кресле в беспамятстве полулежала старуха.

Известный дапэн-ниао: ?

Внешний вид: когда окрыляется, оперение красное с золотым переливом (говорили на спецкурсе)

Мифология: гигантский китайский феникс, который является только в мирные времена и в преддверии великих перемен. Способен издать любой звук, существующий на свете. Символизирует людей, достигших совершенства в каком-то деле, и сами шедевры, сотворённые их руками.

Особая способность: безусловная удача во всех начинаниях, может подправить обстоятельства в свою пользу, а также передать частичку удачи другому.

Когда Титовы прибыли на вокзал, уже темнело. Поздний вечер плавно переходил в раннюю ночь, на перроне зажглись фонари. Школьников было заметно издалека, галдящая группа привлекала внимание других пассажиров. Кто-то настороженно обходил их и, выдохнув с облегчением, двигался дальше. Кто-то протягивал билет проводнику, стоящему у дверей четвёртого вагона, и при этом неодобрительно косился на возбуждённых подростков.

Конечно же, тот факт, что учительница культурологии прибыла на перрон с чемоданом не укрылся от внимания общественности. Артёму так и не удалось отговорить её ехать в Санкт-Петербург, так что остаток дня мать и сын провели в напряжённом молчании. Сам Ариём демонстративно старался ни о чем не спрашивать, на вопросы же отвечал кратко и с каменным лицом.

– Отличные новости, народ! Милена Игоревна едет с нами! – воодушевлённо объявил Антон Сергеевич, расплывшись в улыбке. И добавил в сторону коллеги: – У меня появился шанс не сойти с ума.

Та понимающе улыбнулась, и они начали о чём-то тихо переговариваться, отойдя немного в сторону от общей группы школьников и провожающих. А Прилепина и Редькин тем временем обменялись торжествующими ухмылками.

– Что, не отпустили тебя одного, товарищ? – Макс по-приятельски хлопнул Артёма по спине.

– Г-гусь свинье н-не товарищ! – огрызнулся Титов и дёрнул плечом. Настроение и так было хуже некуда, тем более, он отчетливо понимал, что под видом дружеского добродушия одноклассник маскирует издёвку.

Наконец все птенцы собрались, смущаясь, наспех обнялись с провожающими их родителями и загрузились в поезд. Весь класс разместился в двух соседних купе в плацкарте. Антон Сергеевич и мама Артёма заняли боковые места одного отсека, а во втором на нижней полке ехала пожилая незнакомка.

У позднего отправления был один большой плюс – почти сразу же приходилось ложиться спать. У десятиклассников, полных нерастраченной энергии, не было времени на то, чтобы устроить в вагоне полноценный бедлам. Проводник раздал постельное бельё, и все закопошились, разбирая матрасы и подушки, встряхивая и расстилая простыни. Мимо парней в сторону купе проводника прошла Прилепина. Возвращаясь обратно, она притормозила, чтобы пошептаться с Максом, а потом не упустила случая тоже подколоть Артёма – удивленно распахнула глаза и негромко поинтересовалась:

– У тебя что, Тём, отдельное место? Молодец! Как взрослый.

Редькин, конечно, фыркнул, оценив шутку, но Артём сделал вид, что не слышал её слов, и продолжил сосредоточенно натягивать наволочку на подушку. Такая целеустремлённость дала плоды, и он первым забрался на свою верхнюю полку. Улёгся на живот, обняв подушку, и уставился в окно на удаляющиеся огни Волгограда. Снизу раздался приглушенный голос Максима:

– Титов! Эй, Титов!

– Н-ну? Чего т-тебе ещё?

– Тебе одеялко подоткнуть? В лобик поцеловать?

– Как же ты д-достал уже! – вспылил Артём, но развить тему ему не дали.

– Меня поцелуй, – неожиданно пропищал Камиль детским голосочком, – а то не усну.

Парни захохотали на полвагона, и даже Артём, пытавшийся не реагировать на подколы, прыснул от смеха. Пожилая соседка, которая уже накрылась простынёй и демонстративно улеглась лицом к стенке, повернулась и неодобрительно проворчала:

– Нельзя ли потише, молодые люди?

Из-за перегородки выглянул Антон Сергеевич:

– Что тут у вас? Сейчас свет погасят, минут через пять. Так что шустрее. И не шумите!

Действительно, очень скоро верхнее освещение выключили, и по вагону разлился тусклый персиково-жёлтый свет. Почти все пассажиры уже улеглись. То там, то здесь раздавались негромкие голоса и шепотки. Кто-то закашлялся. Артём еще некоторое время смотрел в окно в надежде, что мерное покачивание поезда и мелькание пейзажа его укачают, но сон всё не шел.

Голова гудела от мыслей, как растревоженный улей. То он злился на маму и заново перебирал в голове всё, что ей наговорил. То придумывал другие аргументы, которые могли бы убедить её остаться в Волгограде. Это неожиданное решение поехать в Петербург было каким-то странным и не давало ему покоя. Дело даже не в том, что о нём подумают одноклассники. Всё равно хуже, чем уже есть, не станет. Поприкалываются и успокоятся, другие темы себе найдут для веселья. Но ведь у мамы очень плотный рабочий график: только в лицее она одна вела и культурологию, и музыку. А ещё и давала частные уроки, которые пришлось перенести, как минимум, на неделю. Милена Игоревна очень ответственно относилась к своей работе, да и финансовый вопрос никто не отменял. А тут раз – и сорвалась в другой город, и всё ради призрачной возможности помочь с поисками человека, про которого Артём за всю свою жизнь вообще ни разу не слышал. Странно это как-то. Непохоже на неё…

На соседней верхней полке начал похрапывать Черниченко. Вот у кого точно не было проблем со сном! Интересно, каково это – знать, что ты бореад? Ник уверял, что никакой особой связи со своей птицей не ощущает. Она не стала мысленно разговаривать с ним, или что-то в этом роде. В целом важность «проявления птицы» была, судя по всему, сильно преувеличена. Как и вообще вся эта история с суперспособностями Полукрылых…

Когда мама рассказала ему… ну точнее, когда он наконец поверил, что она над ним не издевается, то решил, что теперь его жизнь потечёт по совершенно другому руслу. Он представлял себе, как будет учиться в лицее с другими Полукрылыми, и это будет место, одновременно похожее на школу профессора Ксавьера и замок Хогвартс. А оказалось, что всё намного прозаичнее. Конечно, большинство птенцов ни за что в жизни бы не согласились вернуть всё как было. Но имелись и те, кому существование Полукрылых и принадлежность к ним вовсе не казались чудесной сказкой. Вот Вихрева, например…