– Что з-за фигня? – повторил Артём, уставившись на одноклассницу снизу-вверх. – У т-тебя что, серебро из г-головы растёт? Ты поэтому вся б-бусинами обвешалась, чтоб з-замаскировать, что з-звенишь на ходу?

Элла раздражённо взмахнула рукой. Раздался резкий звук, Титов от неожиданности дёрнулся и чуть не завалился на спину, потеряв равновесие. Ножницы. Это они лязгнули, когда Эл швырнула их в раковину. Артём понял, что именно этот звук и привлёк его внимание в коридоре.

Титов осторожно встал, не спуская с одноклассницы глаз. Кто её знает, эту психованную? Ему совсем не хотелось, чтобы в следующий раз ножницы прилетели ему в лоб. Конечно, красивый шрам в стиле Гарри Поттера – это прикольно… Но нет, всё равно не хотелось!

Элла смотрела на него исподлобья, сжав кулаки, явно собираясь ответить в своём обычном стиле. Наорать, психануть, обругать. Но затем как будто сдулась. Злость во взгляде потухла, плечи поникли, и боевой вид сменился усталой обречённостью. Вихрева отвернулась к зеркалу и со вздохом посмотрела на себя.

– Если бы серебро… Можно было бы хоть продавать. Не, это вроде какой-то сплав алюминия.

Она вновь взяла из раковины ножницы и завела руку с ними за голову, примеряясь к очередной пряди. В голове у Артёма промелькнули разные варианты, один фантастичней другого, от радиоактивного паука до криптонита. Но очевидное по-прежнему от него ускользало.

– Эл, ты что, м-мутант?

– Ну ты и придурок, Титов, – горько ответила одноклассница. – Я такой же мутант, как и ты. Мы, Полукрылые, все мутанты, никогда не задумывался об этом?

Полукрылые, точно! Артёма осенило! Несмотря на то, что ему уже полтора года было известно о существовании Крылатых, он так и не смог начать относиться к этому, как к чему-то обыденному, повседневному. Казалось, что нормальная жизнь по-прежнему там – в книгах, в кино, в интернете, где никто не в курсе про Полукрылых. Даже слова такого не знает!

– Т-так это что же? Т-твоя птица п-проявилась? В-вот это да! Классно! А д-давно? А почему никто н-не знает? И кто ты? – на Эллу посыпался град вопросов, и она поморщилась.

– Проявилась, чтоб её… Гарпия проклятая! Ненавижу! – и Вихрева стукнула кулаком по краю раковины.

Артём оторопел. Их одноклассники жутко завидовали Никите  из-за того, что он уже знал свою птицу. Пусть даже и не умел пока использовать свои способности в полной мере, как взрослый Полукрылый. Но главное, он знал! А Вихрева, мягко говоря, совсем не рада. Просто не укладывалось в голове!

– Н-но… как же т-так? – неуверенно проговорил Артём. – Птица – это в-ведь классно! Тем б-более гарпия… Или н-нет?

Он перебирал в голове всё, что знал про этих древнегреческих крылатых бестий из мифов. Злобные похитительницы детей и человеческих душ, налетающие быстро, как вихрь, и столь же стремительно исчезающие. Считалось, что они появляются в грозу и ураган и хватают добычу своими железными когтями. Да уж, милашками их не назовёшь! Как, впрочем, и саму Эллу… Ха, так может именно из-за птицы у неё такой вредный характер?

– А что м-могут гарпии? Н-ну кроме всего т-того, что и д-другие Полукрылые.

Вихрева провела пальцами по краю раковины, стряхивая налипшие волоски, и на выдохе протянула-простонала что-то вроде «охо-хоооо». Она выглядела такой несчастной, что на Артёма вдруг накатило резкое чувство вины. И чего он пристал к человеку? Видно же, что эта тема ей неприятна. Наверняка, есть какие-то причины, но не обо всем ведь можно рассказать. Да и не друзья они, чтоб таким сокровенным делиться.

С ней нет, а с кем друзья?.. Затаённая, тщательно скрываемая даже от самого себя тоска нахлынула как волна. Серо-ледяная, пенисто-грязная. Что сбивает с ног и не даёт встать, заставляет барахтаться в мутной жиже. Как же, оказывается, он мечтал, что хотя бы в новом лицее сможет чувствовать себя на своём месте. С такими же, как и он, Крылатыми. Но выяснилось, что не имеет значения, Полукрылый ты или обычный человек. Школа, она и есть школа. Везде одно и те же… Звёзды и лузеры. Всеобщие любимчики и одиночки.

– Сами по себе отчаяние, горе, страдание безвредны, это всего лишь эмоции, – внезапно произнесла Элла. – Но человек, которого насильно погрузили в их пучину, перестаёт мыслить здраво. Он становится неадекватен и может сделать, что угодно. С собой и с окружающими. Понял?

Вихрева уставилась на него с непроницаемым выражением лица.

– П-понял что? – Артём потерялся в своих тоскливых мыслях и утратил нить разговора.

Одноклассница вздохнула. И в этом звуке слышалась усталость взрослого, который битый час объясняет ребёнку прописную истину.

– У меня мама в больнице лежит, в коме. Передозировка лекарством…

– Сочувствую, – пробормотал Титов, окончательно сбитый с толку очередной резкой сменой темы.

Но Элла словно и не заметила его слов. Её отсутствующий взгляд был направлен куда-то поверх его плеча, но видела она перед собой явно не светло-коричневую дверь душевой.

– Она всегда была такая весёлая, такая жизнерадостная. Мы постоянно хохотали с ней как сумасшедшие. А потом у меня этот чёртов алюминий из башки полез. Связь с космосом, блин! Сначала просто некоторые пряди немного серебриться начали, толком и незаметно было. А маму словно подменили. Она стала вести себя, словно чужая. Когда думала, что я не замечаю, оглядывалась на меня с тоской и каким-то отчаянием. Я не понимала, в чём дело. Что я сделала не так? Почему она смотрит на меня, как на постороннего человека? Почему старается не дотрагиваться, а если всё же прикоснётся, то морщится? А однажды я вернулась из школы, думала, что она прилегла отдохнуть… а она всё спит и спит… и не просыпается.

Эл замолчала, и в туалете повисла тишина. Не было понятно, закончила ли она свой рассказ или просто задумалась, погрузившись в воспоминания.

– М-м-м… – протянул Артём, не зная, как реагировать на такую кошмарно откровенную историю.

Вихрева вздрогнула, очнувшись, и завершила свой монолог:

– Короче, скорая маму увезла, и она до сих пор не пришла в себя. А про Полукрылых я вообще случайно узнала. Когда отцу позвонила, чтобы про маму рассказать. Он медик, думала, может помочь чем-то… Он и помог. Просветил меня про гарпий и про всю эту хрень насчёт Крылатых.

До Титова наконец дошло.

– Так это т-твоя птица на м-маму п-повлияла?

– Ага. Довела её до нервного срыва, сволочь древнегреческая.

– А к-как же она?..

Тут Артём вспомнил резко нахлынувшую на него вину и внезапную тоску, раздирающую сердце. Такие сильные чувства, неуместные и как будто бы даже чужеродные. Словно кто-то специально заставил его ощущать то, чего на самом деле не было. Ну ладно. Было, но не настолько уж всё и плохо.

– Т-ты сейчас и со м-мной?..

– Точно, только тогда я сама ничего не понимала и не могла контролировать. Так что мама…

Внезапно она опять замолчала, лицо её некрасиво скривилось, а глаза влажно заблестели. Мгновение, и по щекам потекли слезы, а Элла всхлипнула и уткнулась в ладони. Артём, как обычно, почувствовал себя не в своей тарелке, тем более после того, о чём она только что ему рассказала. Надо бы утешить её, но как? Не обниматься же! Еще подумает чего… Он протянул руку, чтобы дотронуться до плеча, подумал и опустил. Всё это было очень неловко.

– У м-меня тоже с м-мамой проблемы, – наконец проговорил Титов, отворачиваясь и подходя к окну.

За стеклом виднелось пронзительное синее небо и кусок ржавого забора за деревьями. Куст смородины, весь усыпанный мелкими жёлтыми цветочками, словно торт – кондитерской посыпкой, внезапно колыхнулся и взорвался целой стаей воробьёв. Серо-коричневые птахи, как туча мошкары, зависли над тонкими веточками, раздумывая, вернуться в укромную прохладу куста или поискать убежище понадежнее.

Артём вытянул шею и увидел, что их так взбудоражило. В траве, прямо под окном, изо всех сил пытаясь слиться с местностью, распластался кот. Но его хвост, азартно хлещущий по сторонам, жил своей жизнью и выдавал позицию хозяина. Предатель! Прямо как у людей… Вот знаешь, что так делать не нужно, а всё равно делаешь. И ничего с собой поделать не можешь.