– Я бы очень хотела познакомиться с твоей женой.

Мною, это высказывание было воспринято как шутка или как комплимент в адрес моей супруги, и я не придал этому значения. Налили ещё, и Марта начала свой долгий и интересный рассказ.

Родилась Марта в небольшом посёлке недалеко от подмосковного Можайска. Отец её был индус. Настоящий такой индус. Приехал в Москву учиться на врача. А дальше, как оно часто бывает в жизни – мать Марты студентка первого курса, он студент последнего, – с лучилась интернациональная дикая и страстная любовь, от которой и появилась на свет милая девочка Марта со слегка смуглой кожей. Это было, наверно, единственное, что она унаследовала от папочки. Закончив учёбу и наобещав золотых гор, то есть переезд в Индию, материальное благополучие и т. д., данный «танцор диско» выехал из Союза навсегда. Безвозвратно растворился, как будто его и не было. Мать Марты ждала его года четыре, утешая себя надеждой о переезде в страну экзотических фруктов и вечно поющих актёров. Но чуда не случилось. Учёбу продолжать она не стала, а когда Марте исполнилось пять лет, встретила какого‐то героя, то ли с Кавказских гор, то ли с морского побережья, и так же, как индийский папаша, исчезла из жизни девочки навсегда. Ни письма, ни весточки, никогда и ничего. Остались только три фотографии. На одной индус в белом халате, а на двух остальных молодая мать в окружении подруг и кавалеров. Эти снимки уцелели чудом и были найдены Мартой в то время, когда она уже заканчивала школу, так как её дед, пожилой полковник в отставке, уничтожил всё, что напоминало о дочери. В общем, мать исчезла, и отставной полковник взялся за воспитание внучки. Было ему тогда чуть больше пятидесяти. Жена его умерла лет десять назад от тяжёлой болезни, поэтому для маленькой девочки он стал и мамой, и папой, и дедом с бабкой в одном лице. Так вот стали они с Мартой жить-поживать да добра наживать. А добра, по тем временам, действительно было немало. Большой бревенчатый дом на окраине посёлка, с чердаком и верандой. Огромный сад с яблонями, вишнями, сливами, грушами. С улицы казалось, что этот дом, с забором из аккуратно оструганного и покрашенного в синий цвет штакетника, просто утопал в зелени прекрасного сада. И ещё была серая кошка Мурёнка. А ближе к осени, в базарный день, дед заводил старый «Москвич» и ехал в райцентр на рынок, продавать честно собранный урожай. А Марта ждала его дома, гадая, каких гостинцев он привезёт ей в этот раз. Жили неплохо, пенсия у деда была достойная, да и руки золотые. Кому доску прибить, а кому и печку сложить. Поэтому нужды не знали.

В школу Марта пошла, а дед, как человек образованный, прививал ей усердие, трудолюбие и любовь к учёбе. Про родителей тема была запретная. Когда маленькая девочка начинала задавать вопросы, он выходил на веранду и долго и молча потягивал «Казбек» в чуть приоткрытое окошко. Рассказал, только когда внучка уцелевшие фотографии за комодом нашла. И больше они об этом не говорили.

А дальше страна развитого социализма «накрылась медным тазом», и наступило страшное, смутное время. Пенсию деду платить перестали, а появившиеся на рынке в райцентре местные «потомки Робин Гуда» бомбили всех подряд, и своих, и чужих. Так что даже бывалые люди покидали это место без денег и товара, радуясь, что чудом унесли ноги. К этому времени Марта школу, почти с отличием, закончила и поступать решила не куда‐нибудь, а в Москву, на журфак.

Несмотря на тяжёлое время, дед отговаривать не стал. В один прекрасный день встал с утра пораньше и уехал на «Москвиче», а вечером уже вернулся на рейсовом автобусе. И, придя домой, положил на стол пусть не очень большую, но весомую для тех дней сумму, объяснив недоумевающей внучке примерно так:

– Учёба сейчас для нас важнее всего. Поступай!

Поступила без проблем. Общага, стипендия, короче, всё как надо. Денег, правда, хватало, только на скромное питание, но она училась, перенося все тяготы того времени. А вот на втором курсе сразу же начались проблемы. Дед слёг со страшным радикулитом и, естественно, уже не мог оказать ей даже мизерной финансовой поддержки. Стипендия смешная, но Марта назло всем держалась, пытаясь найти хоть какой‐то выход из этой безысходности. Многие её соседки по общежитию откровенно зарабатывали проституцией. Некоторые с иностранцами крутили, другие по вырастающим в ту эпоху, как грибы после дождя, ресторанам, кафе и саунам. Были и совсем отмороженные, на дорогу работать шли. Естественно, звали, уговаривали, но она решила, что лучше с голоду загнуться, чем так, как они, жить. Выкручивалась тем, что писала небольшие статейки в какой‐то молодёжной прессе. Пусть не всегда, но какие‐то копейки платили. И вот под окончание второго курса предупредили, что с нового учебного года общежития не будет. Мол, приезжает партия иностранцев из какого‐то дружественного африканского государства. Их надо разместить, а товарищи русские студенты пусть выметаются из общаги и сами решают свой жилищный вопрос.

Подруг и друзей у Марты там почти не было. Точнее, несколько девчонок, таких же приезжих, как она, с кем доводилось коротать зимний вечер за чашкой чая. Была пара-тройка парней, с которыми она пыталась встречаться, но уже через неделю понимала, что это далеко не те люди, с кем она хотела бы идти по жизни или хотя бы находиться рядом.

И вот он, тупик. Денег нет совсем, на днях выселяют, а на улице дождливый майский вечер. Конечно, не самый край, можно уехать назад, попытаться найти хоть какую‐нибудь работу, но ведь так хочется остаться в этом прекрасном городе, получать любимую профессию и наслаждаться вольной жизнью…

В этих мыслях Марта вышла на улицу и, не замечая дождя, брела по вечерним проспектам, переулкам и улицам мегаполиса. И только когда вдруг заметила, что совсем промокла, зашла под крышу, пустой в этот час, автобусной остановки. Села на лавку, обняла колени и горько зарыдала. Так ей хотелось вырваться из этого серого и мокрого вечера и окунуться во что‐нибудь тёплое, яркое, солнечное, ощутить на себе прелести светлой любви… Эх, мечта, мечта.

Но, как говорят, мысль материальна, мечты сбываются. И вот в судьбе Марты случилось чудо.

Конечно же, наше существование далеко от сказки, и в нём не бывает принца на белом коне, ну и ничего страшного, зато в нем существовал реальный граф, и то, что вместо белого коня у него был белый «Гелендваген», ничего не меняло, и общей картины это не портило.

Сидит Марта на остановке, рыдает и ничего не замечает, а ведь перед ней уже остановился шикарный белый джип.

Из него вышел мужчина, лет около сорока, спортивного телосложения, в шикарном костюме. Подошёл к ней, взял на хрупкое плечо и спрашивает, мол, почему так горько плачет? Что случилось и кто обидел? А она даже слова сказать не может, дрожит от холода, стуча зубами, и ещё сильнее плачет. Он открыл пассажирскую дверь и поинтересовался, куда он может её отвезти? Она села в тёплый салон на кожаное кресло, но ехать ей, по сути, было совершенно некуда. Он достал из бардачка бутылку виски, Марта отхлебнула и начала потихоньку согреваться.

– Ты принц? – с просила она его.

– Нет, я Граф! – он улыбался. – А вообще‐то меня Саша зовут.

В общагу Марта в этот день не вернулась, впрочем, как не вернулась и через день, и через неделю. Уже никогда. Полночи они катались по пестрящей огнями и рекламами ночной Москве, а под утро уставший джип остановился во дворе огромного двухэтажного коттеджа где‐то километрах в двадцати от столицы по Новорижскому шоссе. И для студентки началась новая, необычная и обеспеченная, пестрящая изысками жизнь.

Дом был построен очень оригинально, и, находясь внутри, казалось, что в этих лабиринтах коридоров и комнат можно легко заблудиться. В нём был бассейн, комната с бильярдом, огромная гостиная, несколько спален, кабинет и множество помещений непонятного назначения. Территория была огорожена высоким кирпичным забором с раздвижными воротами, а за ними такие же шикарные дома и огромные заборы. В общем, коттеджный поселок с охраной на выезде с бескрайними полями вокруг него.