– Хотите поесть? У меня тут суп в кастрюле, хлеб есть свежий.

– Я сам о себе позабочусь.

– Я могу сделать это. Потом схожу кое-куда вещички заберу.

Они спустились по лестнице вместе, на этот раз мальчика держала Роза. Запах керосина усилился. На скамье ожидали двое пациентов, женщины.

– Займитесь ими, – сказала Роза. – А я пойду разогрею суп.

Она спустила Карлито с рук и прошла в кухню, а малыш держался за её юбку. Делани осмотрел пациенток: тяжёлая простуда с сухим кашлем, вывих лодыжки. Когда они ушли, он вернулся в кухню, и Роза зачерпнула ему супа, положив на стол итальянский хлеб с куском сливочного масла. Суп был вкусным, хлеб свежим, с хрустящей корочкой, покрытой зёрнышками. Мальчик наблюдал за тем, как он ест.

– Роза – хорошая, – сказал он мальчику. – Ты должен делать всё, как она говорит, потому что она очень добра к тебе.

Пока Делани говорил, лицо мальчика было серьёзным. Скоро он будет свободно говорить по-английски, а также и по-итальянски. Ну, или по-сицилийски. Интересно, как в мозгу связываются слова? Почему швейцарцы говорят на трёх языках, а большинство американцев и один-то освоить не могут? Снова зазвонил телефон, и в дверь просунулась голова Моники.

– Звонит Джеки Норрис, – сказала она. – Он говорит, вы в курсе, насчёт чего.

Он поднялся, направляясь в офис. «Поговори с этим молодым человеком, Роза, пока я занят, хорошо?»

Все копы разговаривают одним и тем же голосом – монотонно и лаконично, а Джеки Норрис пришёл в полицию, как только вернулся с войны. Они обменялись приветствиями, и Джеки приступил к сути дела.

– Док, твоя дочь Грейс в первый день Нового года села в Хобокене на испанский сухогруз. Направляется в Барселону, в Испанию. Прибывают они дней через, эээ… десять. Всё зависит от того, как там, в океане. У неё американский паспорт на девичью фамилию и два места багажа. Она не пользуется фамилией мужа, которую ты мне сообщил.

– Есть ли возможность послать ей радиограмму?

– Конечно, есть. В смысле, должна быть. Давай я выясню.

– Не надо, Джеки. У тебя полно других дел.

– Я всё равно выясню.

– Кстати, – сказал Делани, – как твоё колено?

– Такая погода меня убивает. Долбаные фрицы…

– Заходи. Я посмотрю.

– Пока никак. У нас двойное убийство на Мортон-стрит. Меня привлекли, поскольку я знаю окрестности. Мужчина и женщина, мёртвые в его постели, и её муж в бегах. Обычное дерьмо.

– Кто-то из знакомых?

– Не-а. Мёртвый парень из Бруклина, два месяца прожил на Мортон-стрит в меблированных комнатах. Супруги – ирландцы. Возможно, только что с парохода. Любовь – удивительная штука.

– Ладно, не ходи по льду, Джеки. И спасибо тебе.

В кухне Карлос грыз корочку хлеба. Он сидел на красной плюшевой подушке, перекочевавшей сюда из верхней гостиной. Он показал на снег во дворе.

– Се, – сказал он.

– Ладно, парень. Давай-ка сначала доедим.

Они поиграли в саду, но оказалось, что из твёрдого, как сталь, старого снега лепить снежки не так-то просто. Делани были видны закрытые ставнями задние окна дома Логанов, его соседей с запада, улица Горация, дом 97. Дом был на этаж выше, чем у него. Не из кирпича, а из бурого песчаника, будто случайно забрёл сюда из Грамерси-парка. Окна на улицу также были опечатаны. Этого места избегали даже трудные подростки и алкаши. Всем было известно, что в доме водятся привидения. Возможно, что так и было. Прежде всего – дух бедняги Джимми Логана. Он разбогател в хорошие послевоенные годы, импорт-экспорт, речной флот; приобрёл этот дом; приобрёл ещё один в Поконосе; у него было два автомобиля и три дочери. Настаивал на том, чтобы его называли Джеймс, а не Джимми. Костюмы носил от братьев Брукс. Обувь из Англии. После Краха его акции и банковские счета исчезли. Он избавился от автомобилей. В одну из пятниц закончился и его бизнес, грузчики вывезли мебель, он вернулся домой и застрелил жену, двух дочерей и себя самого. Всю эту кашу помогал разгребать и Джеки Норрис. Ну, и Делани, когда Моника услышала выстрелы. Об этой истории написали все таблоиды, и судья постановил опечатать дом, пока не вырастет младшая дочь, которой было четыре. Она жила у родственников в Нью-Джерси, и до её совершеннолетия было ещё долго. А дом так и стоял, образуя одну из скобок, в которые была заключена жизнь Делани. Привидения слева. Горе справа. Он отвёл глаза.

Через какое-то время мальчик начал дрожать. Они вернулись в дом. В этот момент в двери появилась Роза с набитым до отказа чемоданом и авоськой. Она положила авоську на стул, стоящий у кухонного стола. Она определённо приехала сюда жить.

– Мне нужно десять минут, чтобы распаковать вещи, – сказала она. – Давай, Карлос, помогай.

Мальчик поднялся за ней по лестнице, одолевая ступеньку за ступенькой. Дом заполнялся и в каком-то смысле становился богаче.

Делани прошёл в свой офис и написал на бланке телеграмму. ТВОЙ СЫН В БЕЗОПАСНОСТИ. ОН ХОЧЕТ ЗНАТЬ, КОГДА ТЫ ВЕРНЁШЬСЯ. ПАПА. Нет, не так, это заставит её испытать чувство вины. С КАРЛОСОМ ВСЁ ХОРОШО. Я НАНЯЛ ЖЕНЩИНУ ДЛЯ УХОДА ЗА НИМ. КОГДА ТЫ ВЕРНЁШЬСЯ? Много слов, дорого выйдет. Это же телеграмма. КАРЛОС ПОРЯДКЕ ЖЕНЩИНА ПОМОГАЕТ КОГДА ТЫ ВЕРНЁШЬСЯ ВОПРОС ПАПА. Раз, два, девять слов. Так-то лучше…

Вошла Моника.

– Вас вызывают по трём адресам. И ещё почта. Счета за электричество, телефон, как обычно в начале месяца. Ещё я дала Розе десятку на еду. Эй, вы выглядите измотанным. Может быть, стóит немного вздремнуть?.

– Может быть.

– Я о том, что если вы сляжете, все дела остановятся.

Он засмеялся. «Теперь уже я не могу себе позволить остановиться. Тут не до шуток. У нас на счёте девяносто семь долларов, а теперь кормить нужно будет троих, плюс уголь и керосин. Может, после вызовов начать подрабатывать барменом?»

– А может, лучше совершить девятидневное моление?

Она повернулась к нему, он держал в руке текст телеграммы с двумя перечёркнутыми вариантами.

– Если позвонит Джеки Норрис и продиктует адрес, отправишь это, хорошо?

Она с сомнением глянула на листок и поспешила к зазвонившему снова телефону. Он поднялся посмотреть на малыша. Карлито сидел на полу в комнате Розы, глядя, как она тщательно укладывает свои вещи в ящики комода. На кровати лежал раскрытый чемодан. На маленьком столике – итальянско-английский словарь поверх газеты «Дейли Ньюс». Ровно так, как рассказала ему Моника. Роза улыбалась, двигаясь по комнате, и в жёстком отблеске снежного света он заметил тонкий белый шрам, протянувшийся от её левой щеки до мочки уха. Явно след ножа. Это никак не отразилось на её улыбке, ведь он видел, что лезвие прошло мимо критически важных сухожилий.

– Вот теперь порядок, – сказала Роза, выдавая улыбкой чуть неправильный прикус. Она распаковала фотографию в рамке с подставкой и водрузила её на комод. Рамка была медной. – Это моя мама, мой папа. Мои братья, мои сёстры. И я тут есть.

Её отец был одет в чёрный костюм не по фигуре, рубашку с крахмальным воротничком и широкий галстук, он сурово щурился в камеру. Мать выглядела отрешённо, ей было явно некомфортно в тёмной юбке, достававшей до верха туфель. Розе было лет четырнадцать, очень похожа на мать. Тот же овал лица. Все молодые люди улыбались, возможно, прихорашиваясь, костюмы отглажены, начищенные ботинки блестели. Девушки смотрели угрюмо, за исключением Розы, которая сияла своей потрясающей улыбкой и умными глазами. Делани подумал: тогда она была на тридцать фунтов легче и на пару дюймов ниже ростом.

– Это было в воскресенье, – сказала Роза. – В день рождения моего отца. Мы отправились пообедать все вместе. Мне здесь четырнадцать. Мои братья сфотографировались и разбежались по своим девушкам.

Позади семейства Верга был виден залив, заполненный стоящими на якоре рыбацкими лодками, а вдалеке – цепочка гор. «Это было давно».

После минутки меланхолии она повернулась спиной к фотографии, вытащила из чемодана свои блузки и принялась развешивать их в пустом шкафу.