© Copyright © 2007 by Deidre Enterprises, Inc.

© ООО «Феникс», оформление, 2023

Джордж Гордон Байрон, 1818

Делани знал, что уже бывал в этом сне, знал эту болезненную белизну, ледяные иголки, залепляющие глаза, знал тишину, напор ветра с реки. Но понимание того, что это сон, не прогнало его страхи. Как и прежде, он размахивал руками, пробираясь сквозь белую массу; как и прежде, белизна была рыхлой, и он точно знал, что это снег. Как и прежде, горизонт не был виден. Как и прежде, ноги его плыли в мёрзлом месиве. Земли внизу не было. Не за что было ухватиться. Ни забора. Ни столба. И никого вокруг.

Ни друга.

Ни женщины.

Как и прежде – лишь этот давящий снег…

А потом он проснулся в синей тьме. Звук. Звонок. Непослушной спросонья рукой он поднял чёрную трубку телефона, стоявшего на ночном столике. Нет. Звук шёл с улицы, от кованой калитки у крыльца его дома: кто-то поднял трезвон, дёргая за шнурок старого звонка. Сколько раз он слышал этот звук! Дрожа от холода в хлопчатой летней пижаме, он откинул одеяло. Динь-динь-ДОН. Штора поднята на фут, окно – на два дюйма. Делани не мог обходиться без свежего воздуха даже в самые холодные зимние ночи. Дубовый подоконник был запорошен снегом. Он поднял штору и увидел – со стороны Норт-Ривер параллельно земле несётся снег. Поднимавшийся с вечера ветер теперь всерьёз завывал. Полуночный снегопад превратился в предрассветную пургу. Мело с запада, вдоль улицы Горация. Моника, чёрт тебя дери! Открой дверь, звонят! А, вспомнил: медсестра уехала со своим ухажёром на новогодние праздники. Делани накинул на плечи фланелевый халат и раздёрнул портьеры, будто повинуясь приказу колокольчика. Динь-динь. Динь-динь-ДОН. Он глянул на часы. Шесть семнадцать. Звонок требовал внимания. В то самое утро, когда весь Нью-Йорк спит. Он поднял окно, покрывшееся от холода ледяными узорами. Снег ринулся в оконный проём. Он высунул голову навстречу снегу и посмотрел вниз. Человек у калитки под навесом продолжал дёргать шнурок звонка. Делани знал его. Мужчина выглядел словно шкаф, на который напялили пальто. Его звали Бутси. Бутси Чирилло. На его жемчужно-серой шляпе и плечах тёмно-синего пальто скопились целые кучи снега. При звуке поднимающегося окна он отступил назад и уставился вверх.

– Док? Меня послал Эдди Корсо, Док, – у него был хриплый голос. – Вы ему нужны. Сейчас же.

– Мне нужно пять минут, – сказал Делани.

– Даю три.

Делани вздохнул, закрыл окно и быстро оделся. В голову пришло: с появлением звука в кино эта долбаная шпана стала только хуже. «Даю три». Староват я для этих парней. Он натянул свитер поверх джинсовой рубахи, добавил к этому шарф и матерчатую кепку с рыбацкой символикой. Её он получил в подарок от Ноко Кармоди из профсоюза портовых рабочих. Делани натянул кроссовки и не поленился их зашнуровать. Затем рассовал по карманам ключи, взял несколько долларовых банкнот, подхватил поношенный чёрный саквояж и спустился по лестнице в холл, направляясь к выходу. Снег снова ударил ему в лицо, и снова будто бы иголками. Он опять закрыл глаза. Сон, проклятый сон… одно и то же, ещё с конца девятнадцатого века.

– Долго вы, Док, – сказал Бутси. – Дерьмово это.

Он отвернулся и стряхнул снег со шляпы, а затем шляпой смахнул сугробы с плеч. Снег заметал крышу и капот чёрного «паккарда», стоявшего в паре футов от бордюра. Бутси рванул на себя пассажирскую дверь, приглашающе мотнув головой Делани, обошёл машину и сел за руль.

– Опаздываем, – сказал он.

– Я старался, как мог, Бутси, – сказал Делани, втискиваясь на переднее сиденье и закрывая дверь. Толстяк завёл автомобиль и отъехал; снег начал разлетаться с капота. Они ехали по улице Горация в восточном направлении, а сзади громко завывал ветер. Других машин на улицах не было. На повороте на улицу Хадсон их занесло.

– Может, лучше пешком? – спросил Делани.

– До Эдди ещё кварталов девять.

– До него будет тысяча миль, если ты нас угробишь, Бутси.

Толстяк что-то проворчал и сбавил скорость. От их дыхания стекло запотело, Бутси достал белый шёлковый носовой платок и протёр его. Потом передал платок Делани. Доктор вытер перед собой ветровое стекло и опустил на дюйм боковое. Бутси всё ворчал.

– Как это вышло, что у вас нет машины? – спросил Бутси. – Вы могли бы ехать за мной.

– Не могу себе позволить.

– Да ладно. Вы же доктор.

– Вот поэтому и не могу себе позволить.

– А эта шушера вокруг, они что, не платят вам?

– Это бедные люди, Бутси. И они тоже болеют.

Толстяк повернул направо и ещё раз направо, приближаясь к Маленькой Италии. Несколько детей шли от многоквартирных домов. Один из мальчиков нёс с собой стихарь, каёмка которого высовывалась из-под рождественской газеты: шёл служить семичасовую мессу в церкви Пресвятого Сердца. Точно так же, как в давние времена часто делал и сам Делани. Он заметил, что уличные фонари всё ещё горели. Другая зона городских электросетей. Другой мир.

– Что случилось с Эдди?

– Там поймёте.

– Может быть, я лучше подготовлюсь, если ты расскажешь мне, что стряслось.

Бутси вздохнул, задумался и свернул в очередную заснеженную улицу. Пурга постепенно превращала запаркованные авто в большущие белые скульптуры.

– Мистера Корсо подстрелили, примерно час назад.

– Место?

– Живот. Возможно, и рука. И, похоже, ладонь. У него все пальцы в крови…

– Я имею в виду, где это случилось.

– В клубе. У нас была новогодняя вечеринка, все пацаны с жёнами. Оркестр там, все дела, пищалки, дурацкие колпаки. Большинство уже по домам разошлись, было часа три ночи. Часть парней поехали в Чайнатаун потрахаться. Потом карты, виски, всё по-крупному. Я приготовил завтрак, омлет с колбасой, как обычно. И тут в дверь входят трое громил с пушками. Они ни слова не сказали. Сразу начали стрелять. Потом стрелять начали все. Этих троих завалили, но упал и мистер Корсо. Ему сильно досталось, но он сказал: «Бросьте эту ёбань в реку». Я оставался с ним, пока ребята выволакивали трупы. Всё ещё темно, видите? Никого на улицах. Все фонари горят. Копов нет. Никого вообще. Только этот блядский снег.

Он затормозил у входных дверей заведения под названием «Спортивно-социальный клуб „Хорошие люди“». Улица была пуста. Они с Делани выбрались из машины. Бутси постучал в дверь. Три коротких стука, затем ещё два. Человек с землистым лицом и глазами мертвеца выглянул наружу и открыл дверь пошире. Почти всё освещение было выключено.

– Быстрее, мать твою, – сказал землистый тип, обращаясь к Бутси.

– Я спешил, как мог, Кармине. Там такая пурга, пиздец просто.

Клуб был заполнен пищалками, дурацкими шляпками, перевёрнутыми столами и кровью. Делани заметил смазанные следы на полу, где тащили волоком трупы. У стены на раскладушке лежал Эдди Корсо. Увидев Делани, он осклабился.

– Врача, врача, – прошептал он и изнеможённо улыбнулся.

На его лице была кровь, возможно, с мокрых малиновых рук; по его белой рубашке расползалось большое кровавое пятно.

– Боже, больно-то как, Док.

– У тебя случалось и похуже.

Тот улыбнулся: «Морфий, морфий… – словно зов из окопов под дождём. – Док, пожалуйста…»

Корсо засмеялся, затем застонал, и Делани дал ему то, в чём он нуждался. Он протёр пациенту руку ваткой, смоченной в спирте, подготовил шприц и ввёл дозу морфина. Корсо вздрогнул, затем вздохнул, издав булькающий звук. Делани разорвал окровавленную рубашку, чтобы осмотреть самую серьёзную из ран, затем остановил кровотечение, использовав эластичный бинт.