На обед сходил домой, благо недалеко, и уже оттуда позвонил вице-консулу. Хотя… какой к чертям вице-консул? Ясно же, что цэрэушник – на такой-то должности, с таким-то русским. Но сейчас речь шла не о шпионаже, а об одиноком мальчишке, живущем у чужих людей в чужой стране.

Поставить на плиту кастрюлю, снять трубку, набрать номер.

– Мистер Уоллес? Это Щербатов. Как там Поль? – Да, я понимаю. Конечно, приеду, а куда? – Можно – вечером? Да? А как поздно?– Отлично, только у вас, наверное, охрана? Нет, лучше я из автомата на подходе позвоню. Пройдемся по городу, погуляем, пусть парень отвлечется. Да, я ночью его знакомой звонил, мисс Джудит Кэмпбелл, журналистке. Знаете ее? Звезда!? Нет, нет, уверяю вас, именно для Поля она время найдет. Впрочем, это все можно обсудить при встрече. Всего хорошего, мистер Уоллес, передайте Полю, что он не один.

Вот так. Чтобы гэбэшники не отследили звонок в посольство – такого быть не может от слова никак. Тогда выйдут на его вчерашний… точнее, сегодняшний звонок в Штаты. Самого Щербатова вряд ли слушают, на фиг он кому сдался, а вот факт международного звонка установят гарантированно. Так пусть знают, кому и зачем звонил, чтобы у любезного Владимира Евгеньевича вопросы лишние не появились.

Эх, со следующей недели отпуск! Махнуть к жене, дочери. Взять Аньку на руки, покачать, поцеловать. И хотя бы на это время послать ко всем чертям и эту работу, и эти интриги. И цэрэушников, и гэбэшников.

И тут же зазвонил телефон.

– Алло.

Вот помяни черта! Именно сейчас, именно домой. Наружку что ли прилепил? Делать ему нечего? Нет, скорее кто-то из отделения стуканул, что зам по розыску дома обедает. Ну и плевать – не бандитам же инфа ушла.

– Здравствуйте, Владимир Евгеньевич! Да, понял, завтра в десять я у вас.

Так, похоже, от ласковых гэбэшных лап не уйти. Так пусть хоть лапы будут знакомыми.

– Але, Гена, если я к тебе сегодня часиков в десять подъеду, не поздно будет? Разговор намечается интересный.

Валько отложил подготовленную Остохиным справку. «О беседе с «Одиссеем».

Однако… Два года назад казалось, что более встречаться с бывшим подчиненным ему не придется.

За пару лет до развала Союза генерала КГБ направили на работу в МВД. «Для повышения эффективности оперативно-розыскной работы», как значилось в приказе. Не одного, надо заметить. Так что начальником одного из курируемых отделов в ГУУРе был назначен еще один чекист – полковник Кузьмин, в подчинении у которого и работал Василий Щербатов. Начальником отделения по раскрытию убийств.

Летом девяносто первого в МВД Союза обратилась полиция Нью-Йорка за помощью в сборе доказательств для ареста советского гражданина Григоряна А.Р., переехавшего в этот рай капитализма и развернувшегося на местном криминальном поприще во всю ширь энергии, не растраченной в условиях соцзаконности.

По личному решению министра в августе того года в США были откомандированы Кузьмин, Щербатов и замначальника Управления кадров. «Для оказания практической помощи полиции г. Нью-Йорк в реализации имеющихся оперативных материалов».

Через три дня, когда на московские улицы вышли танки и развал Союза стал неизбежен, Кузьмина и кадровика убили. Взорвали прямо в номерах фешенебельного отеля. А Щербатов, воспользовавшись периодом безвластия в стране, договорился с местной резидентурой и пустился в такую эскападу, описать которую в официальных документах не поднимется рука ни у одного здравомыслящего офицера.

В результате Закон, в его истинном значении, восторжествовал. Все виновные понесли наказание, хотя некоторые и не дожили до вынесения приговора. А Валько, одному из немногих, кто был в курсе той сумасшедшей операции, пришлось использовать все свои возможности, чтобы этот авантюрист сохранил свои погоны.

И вот Щербатов В.П., которому без его ведома чекисты присвоили псевдоним «Одиссей», вновь появился на оперативном горизонте.

– Значит, говоришь, наш друг уже дважды приходил? Не нравится ему, что райотдел его американскими приключениями заинтересовался? Мне тоже это не нравится. Работа была сделана хорошая, но уж больно поперек всех правил. Нет, нам это дело ворошить никакого смысла нету. Кстати!

Генерал поднял трубку внутренней связи.

– Саша, дорогой, загляни-ка ко мне.

Почти тут же в кабинет, предварительно вежливо постучавшись, вошел помощник.

– Слушаю вас!

– Это хорошо, что слушаешь. А скажи-ка мне, будь любезен, какого рожна ты вчера запросил в архиве дело «Одиссея»? Ты что ж думал, я на этот случай сторожок не выставил? Поиграть со мной захотел?!

Лицо помощника покраснело, пошло белыми пятнами, но ответ прозвучал твердо:

– Товарищ генерал, прошу посмотреть папку с документами, вон ту, что с краю лежит. Там мой подробный рапорт по ситуации.

Валько взял в руки сафьяновую папку с пометкой «Лично», вынул лежавший там документ, отпечатанный на двух листах.

– Так… гм… ага… ну что же…

И, посмотрев на помощника уже спокойным взглядом, продолжил:

– Ладно, иди уже. На будущее – о таких вещах сразу докладывай. Устно. Потом уже рапорта строчи. Ты это уже зарегистрировал?

– Нет.

– Ну и слава богу, ступай.

И на глазах подчиненных опустил документ в шредер.

– Стало быть, к «Одиссею» проявили интерес москвичи, да еще из октябрьского райотдела. Как раз того, который мы к работе по армянской ОПГ привлекали, – сказал генерал, когда они остались с Геной вдвоем.

– Это когда информация о готовящихся обысках утекла?

– Ну да. Ох, ну и прошлись же тогда по мне у министра… во-от. – Валько поднял вверх указательный палец. – А теперь тот же отдел нашим старым делом заинтересовался.

– А что, возможный вариант, – пожав плечами неторопливо ответил Остохин. – Я, перед тем, как к вам идти, у приятеля в УСБ поинтересовался – номер машины, под которым за этим убитым копом следили и который «Одиссей» зафиксировал, он за московской наружкой закреплен. И та бригада в тот день по заданию как раз октябрьского отдела работала, но совсем в другом районе. Это если документам верить.

– Очень интересно. Ты, Гена, вот что, пригласи-ка завтра товарища Щербатова к нам. Часикам…, – генерал посмотрел в ежедневник – да, часикам к четырнадцати двадцати. Посидим, покумекаем. Интересная комбинация может сложиться, а то засиделся, понимаешь, наш друг в окопе. Заскучал, поди, жирком заплыл. Да и райотделу надо ответ подготовить – неудобно, согласись, вопросы без ответа оставлять…

Они сидели на скамейке около дипломатического дома. Огороженного солидной решеткой, охраняемого милицией. Только что за эту решетку, в этот солидный дом миловидная женщина увела Поля. Мальчик не хотел уходить, рвался еще посидеть с единственным в этой стране человеком, которого отец называл другом.

С суровой действительностью примирило лишь обещание, что до Женевы они полетят в одном самолете.

– Жаль мальчишку, – тяжело вздохнув, сказал Уоллес. – Если бы отец погиб на службе, мог бы рассчитывать на пенсию. А так…

– Что, вообще нет родни?

– Ну… – американец замялся, – есть, конечно. Родители матери живы. Но у них этих внуков – одиннадцать штук. И ни малейшего желания с ними возиться. Разъезжают по всему миру, наслаждаются жизнью. И, честно говоря, имеют право.

– А родители Фрэнка? – Шербатова покоробила такая логика. Чтобы его родители отказались взять к себе его детей? Если не дай бог что?

– Только мать. Живет в доме престарелых… Эй, Бэзил, не спеши возмущаться! – Уоллес успокаивающе поднял ладони. – Ей богу, это не российские богадельни! Это очень хороший… ну, по-вашему, санаторий. У нее своя комната, за ней прекрасный уход. Поверь, Фрэнк очень хорошо поступил, определив ее туда. И, кстати, это было непросто – знаешь, сколько желающих на ее место? А женщина не молода, он у нее был поздним ребенком. Там за ней такой уход, какого сын никогда бы не обеспечил.