Но мне было интересно.

Поэтому разложив пакеты с детскими вещами у себя в комнате, направляюсь на кухню. При свете дня было не так страшно, и я даже не паникую, оставаясь одна.

Но скажу честно – по сторонам смотрю, а теней всяких или шустрых лучей солнца остерегаюсь.

Но когда рядом Лев, ничего этого не замечаю.

Иду на кухню, решив для начала посмотреть там. После прогулок он всегда идёт за чашкой кофе.

И в этот раз я оказываюсь права.

Только хочу завернуть и зайти в помещение, как останавливаюсь, легко опуская ногу, которой не перешагиваю порог, на пол. А всё из-за услышанных мною слов.

Шокирующих, пугающих и немыслимых.

Замираю за стеной, пытаясь переварить сказанные им фразы. Не успеваю, потому что он снова говорит то, что будоражит и заставляет кровь заледенеть одновременно:

– Ей что-то чуть не вкололи в руку, – цепенею, надеясь, что он говорит не обо мне. – Мужчина лет тридцати. На эскалаторе ехал навстречу, потом сразу же скрылся. Сейчас разбираемся. Нет, не заметила.

Всё ещё не верю, что он говорит обо мне. Но, но… Закусываю губу и чувствую подступающие к горлу слёзы.

– Это уже четвёртое нападение, – забываю дышать. Кислорода резко начинает не хватать, и я опираюсь о стену.

Как четвёртое? Ведь если считать с сегодняшним происшествием, то всего три! Что это значит? Откуда взялось ещё одно?

Лихорадочно вспоминаю любые подходящие моменты. Не выходит.

Следующие его слова окончательно добивают меня.

Господи, лучше бы я не слышала всего этого…

– Я думаю, – останавливается, прежде чем вынести свой вердикт. – Это только начало.

Тяжело дышу, хватаю ртом воздух, чтобы успокоиться. Коленки, как и руки, начинают трястись, а сердце перестаёт стучать на какие-то миллисекунды. Но и этого мне хватает, чтобы умереть и воскреснуть вновь.

Опираюсь о стену, делаю жадный глоток кислорода и ногтями корябаю обои.

Я не должна была этого слышать.

Лучше уж быть в неведении. Под защитой Льва, но со здоровыми нервами и ребёнком. За которого теперь переживаю и трясусь больше всего.

Мне нельзя беспокоиться, но я сейчас делаю это. Испытываю тот самый панический страх. Не за себя, за своего малыша.

Задыхаюсь, опуская ладонь на живот. И молюсь. Чтобы не прихватило, не резануло.

Нужно взять себя в руки и вернуть контроль, несмотря на подрагивающее тело, полные слёз глаза и холодные от волнения ноги.

Вдыхаю и дышу. Мысленно считаю до десяти.

Вдох-выдох…

Грудь начинает жечь. Но ненадолго. Какие-то несколько секунд. Со временем обжигающее чувство внутри рассасывается. Становится немного легче, и я прикрываю глаза.

Глажу пальцами животик через тонкую ткань платья.

Всё будет хорошо, мой миленький, всё будет хорошо. Мамочка не позволит тебе ни в коем случае пострадать. И никто не тронет тебя, даже если мне придётся пройти через ад.

Потихоньку успокаиваюсь, водя по ткани пальцами, и приводя себя в чувство.

– Олеся? – суровый голос заставляет замереть. Смотрю в пол, а потом сглатываю слюну и поднимаю взгляд вверх, на моего телохранителя. Лицо у него напряжённое, но глаза… Холодные. Будто этот мужчина ничего не чувствовал. – Вы…

– Вавилов, – впервые за долгое время произношу фамилию Льва. Да, перебиваю его, несмотря на то, что это не тактично. – Сейчас же ты мне всё объяснишь.

Ему не нравится, что я указываю. Смотрит жёстко, безэмоционально и так, будто сейчас убьёт меня, не задумываясь.

– Вы кому-то перешли дорогу, – спокойно вылетает из пухлых губ. И снова эти нотки раздражительности. – И теперь вас хотят…

Замолкает, видимо, подбирая выражение.

– Убрать.

Слова пугают, но не настолько, чтобы забиться в истерике.

– Я догадывалась, – киваю. Сложно это не сделать, когда однажды на меня чуть не набросился один громила в парке. Тогда Лев и спас меня в первый раз. Выхватил у того мужчины оружие, которым хотел нанести мне вред, заломил руку за спину и прижал к земле, несмотря на то, что тот превышал Вавилова в массе.

И тогда я впервые увидела своего телохранителя во всей боевой красе… Раньше я сомневалась, что Лев служил в спецназе. Но после того, что он продемонстрировал, при одном воспоминании захватывает дух.

Чёткие, быстрые действия, даже несмотря на объёмные мускулы, которые должны затормаживать движения. Несколько тяжёлых шагов, уворот, и сильные пальцы на плоти, сжимающие до моментально появляющихся синяков.

Тогда я застыла на месте, наблюдая за отработанными движениями. Всё было как в кино, а я тот зритель с первого ряда, у которого по телу пробежали сотни мурашек.

И с тех пор этот мужчина вызывает только восхищение. Даже несмотря на его скверный характер.

И до этого я тянулась к нему, как к человеку… Но после начала питать к нему ещё более сильные чувства.

– Но почему именно сейчас? И ты сказал про четыре покушения, – и хоть убей, припоминала я только три…

– Не имею ни малейшего понятия, почему вас вдруг захотели устранить, – мужчина зачем-то разворачивается, шагает на кухню. Захожу за ним, потому что он продолжает: – Первое – тот мужчина в парке, второе – нарушитель, который проник в дом, третье – ваш чай.

Сажусь аккуратно на стул, и чуть не зависаю в воздухе. Чай?

– Что? – в голосе одно непонимание.

Кому это нужно?

– Скорее всего, это был тот, кто пробрался в дом, – Лев берёт прозрачный стакан и графин с водой. – Подсыпал что-то в заварочный чайник. Но он не знал, что вы пьёте напитки только с лечебными травами, которые нейтрализуют некоторые яды. Они не подействовали, но всё равно сказались на вашем слабом организме.

– То есть, – губы немеют, стоит понять одно. Самое страшное. – Этот кто-то сейчас находится в доме?

Вавилов не отвечает. Пододвигает стакан с водой.

– Четвёртое, – резко соскакивает с темы. – Я не хотел, чтобы вы куда-то выезжали, но решил кое-что проверить. Пока мы шарахались по центру, с Ярославом заметили трёх подозрительных людей. Оказался ещё один, который хотел что-то вколоть вам в руку. Шприц маленький, примерно две фаланги, его трудно заметить.

Лев дотрагивается до моей ладони, что делает не так часто.

– И как ты его увидел? – показав размер, руку не убрал. Продолжает удерживать свой палец на моей ладони, чуть постукивая.

– Их держат по особому. Однажды уже видел такое.

– И если бы ты не заметил, я… – хочу продолжить самое страшное, но Лев жёстко прерывает меня.

– Нет. Всё нормально.

Хочется задать банальный вопрос, но понимаю, что у моего телохранителя нет на него ответа.

– И что теперь делать? – вот что меня волнует сейчас больше всего. Я не хочу, чтобы мой ребёнок был в опасности.

– Мы уедем.

Слова Льва заставляют округлить глаза.

– Куда и когда?

Мужчина кривит губы. Раздражается. Кажется… А, точно. Он не любит много вопросов.

Вавилов хочет что-то сказать, но резко закрывает открывшийся рот. Касается пальцем наушника и вслушивается в то, что говорит ему Ярослав, с которым они связывались именно так.

И судя по его лицу, Яр принёс совсем нерадостные вести.

Поскольку и так грубый телохранитель не сдерживается, и чуть не ругается матом.

– Твою… Дивизию.

– Что случилось? – спрашиваю обеспокоенно, начиная переживать.

Но мужчина явно не хочет говорить об услышанном.

Но всё-таки решает просветить меня. Хоть и странным путём…

Лев кивает в сторону панорамного окна, к которому сразу же оборачиваюсь.

А потом цепенею. Потому что увиденное… Подталкивает на то, чтобы взвыть от отчаяния.

– Они сюда? – глупый вопрос, Олеся. Глупый.

Шесть тонированных гелендвагенов подъезжают к нашему забору не для того, чтобы мирно побеседовать.

Пытаюсь взять себя в руки и снова делаю глубокий вдох и выдох. Кажется, эта методика скоро перестанет работать.