Сознание пришло ко мне лишь через несколько дней. Из безграничной темноты вдруг стали высвечиваться светлые пятна, которые то появлялись, то вновь пропадали. Постепенно я стал различать силуэты людей, находящихся около меня. В голове стоял невероятный шум и гам. Я негромко застонал, чем привлек к себе внимание врачей, и коснулся рукой головы. Она была туго забинтована. А дальше со мной произошла невероятная вещь – я полностью потерял память. По словам лечащего врача, Татьяны Ивановны, меня нашли в лесу партизаны. На самолете меня доставили в госпиталь, где врачи в течение нескольких часов боролись за мою жизнь. Итак, я выжил. Но это мало доставляло мне радости, поскольку я не имел ни малейшего представления, кто я.

– Мама, – взволнованно воскликнул Сергей, – если бы ты знала, как страшно не помнить собственного имени. Я закрывал глаза и до боли в затылке старался вспомнить хотя бы малейший эпизод из прошлой жизни. Но все было напрасно. В конце концов больные в госпитале окрестили меня «Непомнящий». Однообразные и пустые дни как тысячелетия тянулись сначала в госпитале, а потом в санатории, куда меня перевели, чтобы окончательно поправить мое здоровье. Имя «Непомнящий» прочно закрепилось за мной, и я со временем стал откликаться на него.

– Сынок, но как к тебе все-таки вернулась память? – нетерпеливо спросила Мария Петровна.

– Мама… меня спасла Ольга! Именно она помогла мне вспомнить все.

– Ольга!? – неожиданно громко воскликнула Светлова и недоверчиво посмотрела на сына, точно сомневалась, все ли у него в порядке с головой.

– Да, мама. И не смотри на меня так, точно я тронулся умом, – с обидой сказал Сергей.

– Сынок… – Мария Петровна виновато поджала губы.

– Однажды утром я вышел из санаторного корпуса, чтобы посидеть на скамейке и погреться на солнышке. Впереди, у большой клумбы, засаженной цветами, белокурая девочка лет трех-четырех играла в мячик. Она весело резвилась, и я невольно залюбовался ею. Девочка высоко бросала вверх мячик и, широко раскинув руки, пыталась поймать его. Раза два ей удалось это, но на третий мяч проскочил мимо детских ручонок, ударился о землю и покатился по песчаной дорожке в мою сторону. Девочка бросилась за мячиком, который закатился под мою скамейку. Она подбежала и, как взрослая, до комичности серьезно всплеснула руками и покачала головой. Я наклонился, достал мяч и протянул его девочке. «Спасибо», – вежливо поблагодарила она и резко повернулась с намерением убежать. Но я остановил ее. «Как тебя зовут, крошка?» – полюбопытствовал я, не в силах скрыть улыбку. Малышка повернулась. Густые черные ресницы взметнулись вверх, на меня смотрели небесно-голубые глаза. «А кто как, дяденька, – девочка скорчила рожицу. – Папа зовет меня „Мое солнышко“, мама – Ольгуша, а вообще-то меня зовут Ольга». «Солнышко… Ольга…» – взволнованно воскликнул я и обхватил голову руками. Эти два слова явились своеобразным кодом к утраченной мною памяти. Я вдруг вспомнил, как отец называл нашу Ольгу нежно и ласково «Солнышко». Память вернулась ко мне так же неожиданно, как и покинула. Я вспомнил, все вспомнил. Вот так Ольга помогла мне, даже сама не ведая об этом.

– Мария Петровна, Сергей, вы извините меня, что прерываю вас, – сказала Маша и смущенно улыбнулась. – Мне пора на работу. Я сегодня заступаю на ночное дежурство, поэтому хочу проститься с вами до завтрашнего утра.

– Да-да, Маша, иди. В дороге будь осторожна, и до завтра.

Сергей проводил Машу до двери.

– Мама, как все-таки эта дурнушка оказалась в нашем доме?

– Сережа, ну зачем ты так? – укорила мать сына. – Маша действительно не красавица, но добрая девушка, и это в полной мере компенсирует ее внешние недостатки. Она приехала в деревню с Григорием Орловым в мае этого года. В результате ранения в грудь Григория раньше времени комиссовали из армии. Маше было поручено сопровождать его из госпиталя домой.

– Гришка! Черт! Так он вернулся. Вот здорово! – Сергей взволнованно прошелся по комнате. – Ах да, ты, кажется, что-то хотела рассказать об этой девушке, Маше. Я слушаю тебя.

– Приехав в деревню, Маша решила остаться здесь навсегда. У нее нет ни дома, ни семьи. Она воспитывалась в детдоме.

– Бедняжка, – Сергей покачал головой.

– Сначала Маша жила у Орловых, но потом… Мария Петровна невольно запнулась и потупила взор. – Словом, Клавдия Орлова попросила меня временно приютить девушку у нас, пока ей в больнице не выделят комнату. Вот и все.

– Все!? – Сергей недоверчиво посмотрел на мать. – Мама, не темни, ты что-то явно недоговариваешь.

– Глупости все это, сынок, о которых даже не стоит и говорить, – Мария Петровна махнула рукой. – Ты лучше поди, приляг. А я тем временем приготовлю на стол, вечером позовем соседей. Надо же, сынок, отметить твое возвращение домой.

– Ой, мама-мама, – Сергей с лукавым видом погрозил Марии Петровне пальцем.

Маша торопливой походкой шла по главной деревенской улице, напевая веселую песенку. Приезд Сергея благотворно повлиял не только на Марию Петровну, но и на Машу. Она была в прекрасном настроении. Девушка от души была рада за Марию Петровну. Маша прошла мимо сельпо, мимо небольшой площади, в центре которой стояло трехэтажное здание школы из красного кирпича, уцелевшее только потому, что там во время войны была немецкая комендатура. Впереди виднелся небольшой пустырь, заросший полынью, ковылем и еще той травкой, с которой Маша любила сдергивать султанчик и загадывать, что останется в щепотке – петушок или курочка. Сразу же за пустырем стояло несколько утопающих в зелени деревянных и глинобитных домов, в одном из которых жил Григорий Орлов. Маша замедлила шаг. Всего несколько секунд потребовалось ей, чтобы принять решение. Девушка встряхнула головкой и направилась к дому Григория.

– Маша, это ты? – при виде девушки Григорий явно смутился.

– Да, это я. Можно?

– Конечно, проходи, садись, – Григорий сделал выразительный жест рукой в сторону стула, который стоял у окна, затем захлопнул толстую книгу и положил ее на стол.

– Вот шла мимо и решила заглянуть. Мы так давно с тобой не виделись, – тихо произнесла Маша и нервным движением одернула платье. – Гриша, ты что… избегаешь меня?

– Нет. С чего ты взяла?

– А мне кажется, ты не хочешь меня видеть, только я не пойму, почему, – слова давались Маше с трудом.

– Ты неправа. Просто последние дни я очень занят. Работаю в мастерских, ремонтирую трактора, да и маме нужно помочь по дому. Сама видишь, дом покосился, крыша прохудилась. А вечерами сижу за учебниками, пытаюсь вспомнить азы школьной программы. Я твердо решил поступать в ленинградский университет на факультет журналистики.

– Так, значит, ты скоро уезжаешь? – взволнованно воскликнула Маша.

– Да, через несколько дней.

– А как же я, Гриша… – Маша с болью посмотрела на Орлова.

– Маша, – Григорий опустил голову и на миг застыл, собираясь с мыслями, – я не хочу тебя обижать, но ты сама вынуждаешь меня сказать. Между нами ничего кроме дружбы не может быть. Я знаю, как больно тебе это слышать, но другого я тебе предложить не могу. Прости меня за эти слова.

– Гриша, но почему?

– Я люблю Ольгу, и это выше моих сил. Я – однолюб. Полюбив однажды, я полюбил на всю жизнь.

– Но как ты можешь любить человека, которого уже нет в живых? – зло выкрикнула Маша, пытаясь сдержать слезы и не разрыдаться от обиды.

– О чем ты?

– Ольга… Ты думаешь, она жива. Сомневаюсь. Если бы это было так, она давно вернулась бы. Гриша, она умерла, ее больше нет. А я из плоти и крови, я рядом, и так сильно люблю тебя.

– Маша, замолчи, прошу тебя, не надо.

– Да, я люблю тебя и готова на каждом перекрестке кричать об этом. Люблю… люблю… – Маша бросилась к Григорию.

Григорий попытался оттолкнуть Машу, но она с силой прижалась к нему и обвила его шею руками. Слезы струились по лицу девушки, и она всем телом вздрагивала.

– Гришенька, любимый, не отталкивай меня и не отказывайся от моей любви. Ее хватит на двоих, она так сильна. Пройдет время, и ты обо всем забудешь и сможешь полюбить меня.