– Маша, может быть, тебе стоит показаться врачу? Не больна ли ты? Твои беспричинные нервные срывы тревожат меня.

В первый момент Маша вспыхнула от негодования и чуть не обрушила на мужа очередной ушат обвинений, мол, это он во всем виноват, знал ведь – не любит она его, вот и результат, но вовремя спохватилась. Сергей сам, не ведая о том, натолкнул ее на мысль, до которой она сама бы никогда не додумалась.

– Ты прав. Мне следует показаться врачу. Только знаешь, Сережа … – Маша невольно запнулась, – я хотела бы поехать к Соколову Петру Степановичу и проконсультироваться именно с ним. Он прекрасный врач.

– Но ты говорила, он хирург, а не невропатолог, – попытался возразить Сергей.

– Да, хирург. Но среди его коллег наверняка есть и невропатологи. Петр Степанович устроит все наилучшим образом. Когда мы расставались, он дал мне свой адрес и сказал, если будет нужда, я могу всегда обратиться к нему за помощью.

– Если ты так считаешь… – Сергей поморщил лоб. – А где живет твой Соколов?

– В Ленинграде, – поспешно ответила Маша и отвела глаза в сторону, боясь, что муж по ее взгляду обо всем догадается.

Но поведение жены не показалось Сергею странным, совсем наоборот, он посчитал ее большой умницей, раз она согласилась с его мнением показаться врачу. Наивный… Разве он мог предположить, что Маша уже строила в голове планы в отношении Григория, который тоже жил в Ленинграде? Маша всегда была с Сереем откровенна, и ему казалось, он знает о ней абсолютно все. Зимние ночи в деревне бесконечно длинны, и времени для задушевных бесед сколько угодно. Маша действительно многое из своей жизни рассказала мужу. Но даже в шутку она не смела сказать Сергею о своих мыслях о Григории Орлове. Она щадила чувства мужа и считала, что узнай он об этом, ему не составит труда сделать вывод, что она любит Григория до сих пор. Одно дело знать, что жена тебя не любит, но может еще полюбить, а другое – что у тебя есть соперник, и он никто иной, как бывший жених твоей родной сестры. Перед отъездом Маша зашла к матери Григория. Смущаясь, она сказала, что едет по делам в Ленинград и может навестить ее сына и передать ему письмо и гостинцы. Клавдия Ивановна вспыхнула от радости и тут же села писать письмо Григорию. Маша пристроилась рядом на стуле и терпеливо стала ждать. Теперь Клавдия Ивановна вместе с письмом и гостинцами даст ей адрес Григория. Именно это и нужно было Маше. Она знала твердо – следует быть энергичной и напористой, иначе ее приезд к Григорию не имел никакого смысла. Маша не станет слушать его бред о любви к Ольге. Прошло шесть лет после окончания войны, а девушка так и не вернулась. Значит, она мертва, и Григорию пора наконец-то это понять и смириться.

Немного перекусив и отдохнув, Маша почувствовала себя бодрой и уверенной в себе, и решила продолжить путь. Дом, в котором Григорий Орлов снимал комнату, Маша нашла без труда. Старое, с облупившимся фасадом строение показалось ей убогим и нищим по сравнению с теми изысканными в архитектурном плане домами, которые она успела увидеть в Ленинграде. Маша спустилась в полуподвальное помещение и сразу же натолкнулась на покосившуюся дверь. На ней черной краской была выведена цифра пять. Маша вздохнула с облегчением и несколько раз ударила рукой по двери.

– Иду, иду… – через минуту услышала она женский голос, и сердце ее сжалось от волнения.

Дверь распахнулась, и показалось хмурое лицо пожилой женщины с большой бородавкой на носу.

– Скажите, Григорий Орлов здесь живет?

– Да.

– А мне можно его увидеть? – заискивающим голосом поинтересовалась Маша.

Незнакомая женщина вызвала у нее противоречивые чувства. С одной стороны, та могла быть квартирной хозяйкой Григория, и поэтому с ней следовало держаться как можно любезнее, а с другой стороны, ее внешний вид вызывал чувство неприязни, и быть любезной почему-то совсем не хотелось.

– Нет. На работе он, – скрипучим старческим голосом ответила женщина и тотчас захлопнула дверь.

Маша непроизвольно съежилась, точно ее окатили холодной водой. Опустив тяжелую сумку на каменный пол, она прислонилась плечом к двери и на минуту задумалась. Затем резко выпрямилась и стала стучать в дверь до тех пор, пока та не открылась и женщина, которая несколько минут назад была так нелюбезна с ней, вновь не предстала перед Машей.

– Ну что барабанишь по двери? Хочешь, чтобы я милицию вызвала? Хулиганка! Пошла прочь. Ведь понятным языком сказала – нет Григория, на работе он.

– Скажите, а когда он придет?

– А почем мне знать? Он мне не докладывает.

– Тогда, может быть, вы разрешите мне подождать его в квартире? Я только что с поезда и очень устала.

– Вот еще. Я тебя совсем не знаю. А вдруг ты воровка или еще кто-нибудь. Впущу тебя в дом, а ты и ограбишь меня.

– А разве у вас есть что красть? – обидевшись на слова женщины, невесело пошутила Маша и попятилась от двери.

Женщина шмыгнула носом и, покачав головой, созналась:

– Ты права, красть у меня действительно нечего. А вот у моего постояльца Орлова очень много книг. Всю комнату завалил ими. Не понимаю, зачем ему нужно столько книг, – женщина замолчала и стала с интересом рассматривать Машу. – А ты кто?

– Я Маша Светлова. Мы с Григорием из одной деревни. Я привезла ему письмо и гостинцы от матери.

– Из одной деревни говоришь? Так что же ты сразу не сказала?

– Так я хотела сказать, но вы не дали мне даже рта раскрыть и захлопнули передо мной дверь, – чуть не плача произнесла молодая женщина.

– Ну, ладно, ладно… Неправа я была, извини. Можешь войти.

Маша подняла холщовую сумку с пола и вошла в квартиру.

– Тебе повезло. Григорий никогда свою комнату не запирает на ключ, хотя перед тем, как въехать, вставил новый замок. Можешь подождать в его комнате, – женщина толкнула дверь и пропустила Машу вперед.

Комната представляла собой маленькую убогую каморку. У окна стоял небольшой кухонный стол, рядом с ним табуретка и деревянная кушетка, застланная по-солдатски серым байковым одеялом. В правом углу от двери возвышался шифоньер. Вот и вся мебель. Зато книг было действительно много. Они занимали все свободное пространство на полу и лежали высокими стопками на подоконнике и шифоньере. Маша провела рукой по книгам, и ее пальцы стали грязными от пыли.

– А как вас зовут? – спросила Маша пожилую женщину.

– Агафья Тихоновна, – представилась та все тем же скрипучим голосом.

– Вот что, Агафья Тихоновна, не могли бы вы дать мне ведро с водой и половую тряпку? Хочу немного прибрать здесь. Чувствую, ждать мне придется долго, поэтому займусь-ка я лучше делом.

– Займись, коли есть охота, – вполне дружелюбно отозвалась женщина и вышла из комнаты.

Маша сняла жакет и положила его на кушетку. Через несколько минут вернулась Агафья Тихоновна, держа в одной руке оцинкованное ведро с водой, в другой – половую тряпку.

– Я добавила в холодную воду кипяток из чайника, который перед твоим приходом вскипятила, – сказала она.

– Спасибо вам, Агафья Тихоновна. Вы – прелесть, – Маша улыбнулась.

– Скажешь тоже, – квартирная хозяйка застенчиво повела плечами. – Только не пойму я, зачем тебе это надо.

– Что ж тут непонятного. Когда в комнате чисто и прибрано, так и на душе становится светлее. Придет Гриша с работы усталый, а тут все блестит и сверкает. На столе стоит горячий чай, в блюдце варенье и горка домашних пирогов с капустой и грибами. Вот в доме и будет праздник.

– Ну-ну… – усмехнулась Агафья Тихоновна.

– Можно спросить вас, Агафья Тихоновна? – потупив взор, сказала Маша.

– Спрашивай.

– Скажите, а к Григорию девушки ходят?

– Нет, не ходят. Уговор у нас с ним был – чтобы никаких женщин и пьяных компаний. Парень он серьезный. Работа – дом… Может на стороне с кем и встречается, я не знаю. А вот сюда никого не водит, это точно. А почему тебя интересует этот вопрос?

– Его мама просила меня узнать. Беспокоится она за сына, – солгала Маша.