Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Состоит в литературном кружке города Долгопрудного, организует поэтические вечера, встречи с читателями.

Номинант литературной премии «Наследие», премии имени Сергея Есенина «Русь моя» и национальной литературной премии «Поэт года». Награждён медалями «Александр Пушкин 220 лет», «Владимир Маяковский 125 лет», «Антон Чехов 160 лет» и «Сергей Есенин 125 лет».

Член Российского союза писателей.

Шторм

Небольшой рыболовный сейнер, раскачиваясь на волнах надвигающегося шторма, высоко задирая нос, с грохотом скатывался с волны, погружаясь корпусом в холодную, потемневшую от нависших туч пенистую воду.

– Вахтенный! Опустить конуса, поднять шары! – подал команду штурман стоявшему на руле матросу. – Ты смотри там, чтоб волной не смыло. Передвигайся между волнами, – предупредил спускающегося по трапу матроса, всматриваясь в карту промыслового района и прокладывая путь к ближайшему острову Шпицберген, месту становления на рейд с подветренной стороны.

Руль, выставленный на автопилот, поддерживал проложенный курс без вмешательства рулевого. Изредка поглядывая на волну, штурман подстраховывал рулевой автомат, пока вахтенный матрос не опустит на фок-мачте сигнальные знаки «работа с тралом» на «передвижение судна в сложных условиях».

Вахтенный матрос, по пути накинувший на себя непромокаемую брезентовую куртку с капюшоном, перебежками между ещё небольшими, перекатывающимися через палубу волнами, быстро добрался до фок-мачты, где на утке крепился фал, удерживающий сигнальные знаки. Открепив от утки фал и намотав его на запястье руки, чтобы не потерять при порывах ветра и болтанке сейнера на волнах, матрос начал крепить сигнальные шары ко второму концу фала. Шум волн, грохот якорных цепей и перегруженного встречными волнами дизеля заглушали выкрики штурмана, недовольного медленными, как ему казалось, действиями матроса в усиливающемся ветре и шторме.

В этот момент сейнер резко провалился в пустоту между волнами. Внезапно появившийся девятый вал накрыл сейнер мощной волной. Деревянный трап-настил на мостике приподнялся на боковину и с грохотом накрыл свалившегося с ног штурмана. Задрожавший в судорогах сейнер резко наклонило на борт и сильно отбросило в сторону. Лобовое стекло рубки, казалось, чудом выдержало удар многотонной волны.

Карабкаясь и удерживая равновесие, с ушибленным лбом, штурман бросился к рулю удержать направление сейнера на волну и обезопасить его от бокового повторного удара вала. Крепко вцепившись в руль, штурман всматривался в палубу бака, с которой скатывались остатки пенящейся волны. Палуба блестела чистотой, и никаких признаков ни такелажа, ни матроса не просматривалось.

«А где же матрос?» – сверкнуло молнией в голове.

Сейнер продолжал медленно погружаться и всплывать на пенистых волнах. Вдруг штурман увидел туго натянутый, вибрирующий фал, уходящий от вершины фок-мачты за борт сейнера. Волны как щепку раскачивали судно, угрожая следующим валом. Растерявшийся штурман в оцепенении смотрел на чистую, блестящую палубу, ещё не осознавая происходящего.

Следующий вал не заставил себя долго ждать и всей своей мощью навалился на крошечный сейнер. Удар гребня волны в лобовое стекло мостика отрезвил пришедшего в себя штурмана. И вновь скатывание остатков волны с палубы, на которой, со стекающей с рукавов ручьями водой, с виноватой улыбкой, с широко расставленными ногами стоял вахтенный матрос…

– Ты где был, рыбья твоя голова? – выкрикнул штурман, превышая децибелами шторм. – Да я тебя, карась пресноводный! Быстро в каюту, переодеться и ко мне в штурманскую!

– А конуса?

– Я тебе сейчас вставлю конуса!

Прошло не более десяти минут, и вахтенный матрос прибыл на мостик для продолжения служебных обязанностей и получения выговора от штурмана.

В продолжающейся качке с отмыванием волнами сейнера на мостике матроса с нетерпением ждал штурман, одной рукой крепко вцепившись в леер у руля, а второй балансируя самодельным, сделанным из алюминиевого кухтыля, пол-литровым бокалом. Радуясь, что ситуация разрешилась благополучно, довольный штурман с добродушной улыбкой преподнёс появившемуся и ожидавшему разноса матросу неизвестный согревающий горячительный напиток.

После небольших процедур осушения штурман задал всё тот же вопрос:

– А где ты был?

– Да море немножко обмочило, а следующей волной вернуло на прежнее место.

– Ну, мой северный пингвин, дай я тебя обниму, родной!

Они крепко обняли друг друга, не обращая внимания на ревущий вокруг океан.

Моряк-рыбак – дважды моряк

Волна!.. Полундра!.. Берегись!..
Корму в пучину погрузило.
За ваер, дель, кухтыль держись,
Держись, моряк, чтобы не смыло!
Мостило, штурман, чёрт возьми!
Сапожник, сом, горбыль-рулило,
По ветру нос, волну держи,
Вон юнгу малость затошнило.
А за бортом – кипящий ад,
В нём сейнер – щепка в океане,
И чёрт, Нептун, похоже, рад,
Подсев неделю на стакане!
Грохочут цепи, якоря
И винт, ревущий на пределе,
И дизель, сердце корабля,
В стихии грозной на прицеле.
Держись, моряк, крепись, родной,
И среди туч взойдёт Аврора!
Ведь ты – семьи, страны герой,
Герой, надежда и опора!

Перерос

Пробежала, шарфик веером,
Каблучками тук да тук,
Ароматом роз повеяло,
Только эхом пряный звук!
Будто бабочкой промотылила,
Только вихрем юбки круг,
Только душу раскошелила,
Только сердца звонкий стук.
Мне вдогонку, вслед бы кинуться
Да окликнуть: оглянись!
Мне бы крылья, в юность ринуться,
Только сердце – берегись!

Сергей Ларцов

Журнал СовременникЪ № 9 - i_012.jpg

Родился в Нижнем Новгороде в 1963 году. Окончил Нижегородский государственный архитектурно-строительный университет. По образованию инженер-строитель. Стихи пишет более двадцати лет. Был издан сборник «Зуро».

Дроздовской бригаде

За окнами лишь неба серый клок
И ветер тёмною листвой играет.
Вот тихий сумрачный мирок,
Который взгляд мой занимает,
В округе нету никого,
Лишь чёрные статуи
Из бревен, срубленных давно,
И мне понятен их язык,
Их скромный молчаливый лик
Года смиренно провожает,
Скрипя, прапрадеды болтают:
– Нас точит червь от нижнего венца,
Мы ждём конца
И, уходя, приветствуем,
Считая от творцов,
Второе поколенье мудрецов
С лопатой, ломом, топорами!
Всё бух да бух,
Всё треск да треск.
– Как схожи мы,
Уж, видно, больше не для вас
Блеск света и стремлений,
Зовущее лишь в лоно размышлений
Смиренье – ваш удел,
За теплою дохою
Вы прячетесь, остатки веры грея,
Но счастье к вам спиною,
Как уголья разбоя,
Вы тлеете, живыми тлеете!
– О ком вы, старцы?
– Мы о тех, которые в грязи
Работают поодаль
И чьё жилье напоминает хлев…
– Спасибо, понял…
8
{"b":"820254","o":1}