– Короче, братцы мои воины, погуляли мы хорошо, до хрюканья, и когда взлетели в воздух первые машины с вражескими элементами, собрав остаток здравого смысла в мозговое пространство, решили отчалить. Нагрузили на себя пленных и весь остальной хлам и, прихватив с собой каждый по кувшину, пустились в обратную дорогу. Еще не рассвело. Степь, которую мы проходили, была черная-пречерная, как моя жизнь. И вдруг природа взяла верх, и захотелось мне… отлить праздно выпитое, – пробормотал рассказчик.
– Матерь божья!.. – простонал Оператор.
– Ты совсем пьяный, что ли!.. – возмутился Бакинец. – На кой черт нам нужны твои физиологические потребности? Ты еще сообщи, сколько раз пукал по дороге.
– Да, невоспитанно, дамы здесь… – поддержал Арзуман. – Ты опять за свои какашки?
– Может, хватит уже? Ты и так рассказал достаточно… – и я скептически предложил.
– Да что вы за люди! – завопил в отчаянии Тельняшка. – Неужели трудно понять, что раз я об этом сообщаю, значит так надо, черт бы вас побрал! Дайте мне рассказать, или я сам уйду! С вами хуже, чем в камере с клопами! Всю кровь высосали!
– Дяденьки… – безразлично подала голос Аталай. – Мы столько всего услышали, что уши завяли. Еще потерпим. Пусть отливает…
– Продолжайте! – с досадой согласился Прилизанный. – Когда вы закончите, я поблагодарю бога за терпение.
– Да не верите вы ни в бога, ни в черта, – огрызнулся Ветеран в тельняшке, – не то не гноили бы честных пацанов на зонах… Хорошо. Я сам постараюсь быстрее кончить.
– Закончить, – педантично вновь вставил Зопаев.
– Слушай, грамотей хренов, какая разница? Удовольствие будет одинаковое. Я от вас избавлюсь, вы от меня.
– Начните! – уже в истерике заревел Прилизанный.
– В общем!.. – в тон его голосу начал Ветеран в тельняшке…
– …Пока отливал, после еще и освободился от лишних калорий, – он мстительно обвел взглядом аудиторию, – смотрю, со стороны армян приближается какая-та еле заметная тень. Ну, думаю, собака бродячая – их здесь много бездомных бродило после оккупации. Но смотрю, не-ет, что-то большое для собаки. Ха!.. Армянин! – догадался я и, забыв даже закрыть ширинку, прихватил автомат. Думаю, щас тебя – фашиста и оккупанта отправлю туда, откуда ты родом, и взял его на мушку. А про себя задумался, чтобы хачик в одиночку шнырял так близко к нашим позициям? Он что, Лев Толстой, или у его родственников денег много, чтобы выкуп платить?..
И подумал я, братцы мои воины, что он обшабился, наверное, и решил нашу армию в одиночку брать. Бля буду, только хотел нажать на курок и сделать благое для человечества дело, вдруг меня осенила умная мысль…
– Ба! – с ухмылкой восхитился Бакинец. – Ты нас приятно удивляешь…
Ветеран в тельняшке схватил пустую бутылку с ясными намерениями, но мы его придержали, отобрав оружие.
– Слушай, у тебя что, понос? – заворчал на Бакинца Древний Огуз. – На самом интересном месте лезешь.
– Точно! – радостно согласилась Гюлечка. – Это его стихия.
Бакинец благоразумно заткнулся. Удовлетворенный рассказчик продолжил…
– Я убрал палец с курка и подумал, зачем убивать этого несчастного? Ведь если шабит, значит наш человек! Надо его живым брать. Назло Куцому, который после захвата двух пленных – одного засратого молокососа и крестьянина-забулдыги – себя Рембо вообразил. Пусть видят, что и мы не из робкого десятка и свою спецподготовку на зонах прошли. Это, кстати, похлеще любого обучения…
В общем, убрав автомат, затаился я, как пантера за кустиком, куда ранее сходил. И прошлись перед взором видения, как командир награждает меня медалью “За отвагу”. Нет, черт возьми, орденом 1-ой степени!.. На Национального Героя, конечно, не дотянул бы, а жаль, сразу хату дали бы и выполз бы я из своей клетушки на Советской улице. Звание тоже не светило мне с такой биографией и образованием в три класса. Ну и хрен с ним, все равно западло мне погоны носить… Вот министр обороны лично пожимает мне руку, которую после я три дня не вымою и бантиком завяжу. Весь личный состав мне завидует и пытается взять автограф. Вот Куцый, пес шелудивый, заискивающе улыбается и называет меня при всех Сансеем…
А тень все приближалась, то спотыкаясь, то оглядываясь по сторонам. Отогнав от себя волнующие мысли, я сосредоточился, как индеец апачи на бледнолицем. И, когда тень поравнялась, прыгнул на нее, как барс на кролика. Кулаком как дал по башке!.. – тут рассказчик стукнул по столу, наглядно показав сие действие на неодушевленном предмете…
– Как дал ему по морде, как давай душить! Это тебе за Карабах! Это за “Нефтчи”! Это за остальные подлости!.. И, чтобы не подал свой гнусный голос соплеменникам, заткнул его рот кляпом из тряпки, которую ранее за кустиком использовал. После надел ему на голову заранее подготовленный мною вещмешок…
– Ой, какой ужас! – с дрожью в голосе воскликнул Оператор и обратился к Режиссеру. – Мэтр, даже великий Феллини не смог бы додуматься до таких мерзостей.
– Вы извращенец! – заключила Аталай.
– Что, чистой тряпки не было? – с отвращением спросила Гюля.
– Где я тебе в поле найду чистую тряпку, ведьма! – разозлился опять рассказчик, размахивая кулаками в воздухе. – Что было под рукой… под жопой, то и использовал!
– Правильно, – показал белые зубы в два ряда Арзуман, – врагу только так надо затыкать рот.
– Не отвлекайтесь, – предупредил Прилизанный…
– Ребята ушли далеко. Я еле их тени различал на горизонте. Поэтому рискнул и выстрелил в воздух. До наших позиций было близко, и вряд ли нас догнали бы армяне. Они, наверное, считали свои трупы после взрывов. Наши быстро все поняли и прибежали обратно.
– Куда вы делись, идиоты? – заорал Куцый и замахнулся кулаком.
– Только попробуй! – схватился я за штык-нож, но ребята придержали.
Куцый побледнел от ярости, но кулак убрал.
– Под трибунал пойдешь за неподчинение! – зло бросил он. – Где второй подельник? Зачем ты его в мешок засунул, идиот? – немного озадаченно спросил он, показывая на тушу на земле с дрыгающимися ногами.
– Ты что говоришь? Какой на хрен подельник? – я тоже разозлился. Но, предвкушая скорое торжество над этой зверюгой, величественно объявил:
– Это армянский воин! Я его лично в плен взял! – и, поставив ногу на поверженного врага, я в позе Наполеона после взятия Москвы, зыркнул на окружающую меня публику.
Куцый как-то ошарашено посмотрел на меня, после бросился развязывать мешок на голове пленного. Каково же было удивление, когда из полевого мешка вылезла, как червь из гнилого яблока, голова моего черметского корефана, с выпученными от ужаса и окосевшими от фингала глазами…
– Так ты взял в плен собственного кореша вместо армянина? – Бакинец чуть не упал со стула.
Абсолютная тишина аудитории показала, с каким конфузом публика восприняла концовку этого сумасшедшего рассказа.
– Да, черт возьми! – простонал в ответ Ветеран в тельняшке. – И откуда мне было знать, что эта образина после привала напьется и вырубится без задних ног, а после, заблудившись, припрется ко мне. И знаете, о чем я в этот миг успел подумать?
– О чем же, горемыка? – еле выдавил из себя Бакинец, от смеха держась за живот.
– О том, что даже в этом невезении удача подфартила моему дружбану. Ведь заблудившись в тылу, он запросто мог нарваться на армян, которые, наверняка, разбегались после взрывов. И надо же, во всей группе именно мне захотелось пис… справить нужду и именно тогда, когда он появился на горизонте. И после этого, казалось, я стопудово должен был укокошить его – уже держал палец на курке, но даже здесь дьявол меня отвлек дурными мыслями с гордыней и спас этого мудилу от неминуемой гибели. Ну, разве не везунчик был этот мой корефан? Что я говорил?..
