– Побежали на улицу, – предложила соседка и добавила спешно: – Несмотря на то, что наша девятиэтажка строилась с учетом семибалльного землетрясения, здание все равно может повести себя непредсказуемо.
Мы стали лететь по лестнице, как две быстрых лани и даже не сразу заметили, что лестница и перила местами оказались разрушены. На Марине была наполовину застегнутая длинная рубашка в клетку, едва прикрывающая ее худые бедра. Но и я выглядела не лучше – тоже босиком, в несуразной серой тунике, которая на боку немного разошлась по шву, когда я упала на пол при первых толчках. Один рукав оторвался и потерялся где-то в квартире, другой пропитался кровью – я умудрилась чем-то пораниться, но даже не почувствовала этого. Мои растрепанные черные волосы сбились в безобразные колтуны, будто по ним прошелся ураган.
– Откуда ты знаешь, что наш старый дом рассчитан на семибалльное землетрясение? – спросила я, распахнув дверь на улицу.
– Осторожно! – Марина схватила меня за уцелевший рукав моей туники и ткнула пальцем в бетонный козырек, находящийся над входом в подъезд, потом пояснила: – Эти козырьки, обычно, первые обваливаются при землетрясениях, потому что закладные металлические детали, с помощью которых они крепятся к зданию, довольно быстро ржавеют.
Я изумленно приподняла брови. И тут же этот злополучный козырек рухнул на крыльцо, обдав нас пылью из штукатурки. Я мысленно возблагодарила удачу за то, что моей соседкой оказалась эта милая и всезнающая девушка.
Мы с трудом выбрались на улицу, так как массивный козырек частично завалил нам выход. Во дворе уже столпилось много людей. Некоторые из них были голыми – раньше я не раз слышала о том, что во время землетрясения люди выскакивали на улицу, в чем мать родила. А теперь сама стала свидетелем этой картины – инстинкт самосохранения работал на полную катушку, в тот момент мы даже не думали о том, как мы выглядим – пристойно или не очень?
– Нужно отойти подальше от дома, – сказала Марина, откашливаясь.
Мы поспешили в сторону дороги. Сверху на нас оседала серая пыль. Она навязчиво лезла в глаза, в нос и от этого было сложно дышать. Пыль была такой густой, что смогла затмить солнце – оно неясными расплывчатыми контурами смутно вырисовывалось бледным желтым пятном на небе. Видимость была не более пяти метров. Снова начались толчки, асфальт стал скакать ходуном под нашими ногами. Мы с Мариной схватились за руки, но все равно не смогли устоять и только рядом стоящий каштан, который мы крепко обняли, сумел спасти нас от падения. Около минуты нас качало вместе с деревом. Безумная горизонтальная тряска заставила меня почувствовать, что я превратилась в марионетку, которой неумело управляет злобный кукловод. Я не видела, но слышала, как вокруг рушились здания, как кирпичи хлопались друг об друга, будто заклятые враги. Громкий гул сводил меня с ума, мне казалось, что я вот-вот погибну. Потом все резко прекратилось, но затухающие толчки продолжались еще около часа. Когда пыль немного осела, перед нами предстала ужасная картина. Наш дом выстоял, но соседняя девятиэтажка рухнула, трансформировалась в скалу из обломков, погребя под собой все живое. Она, в отличие от нашего панельного дома, была кирпичной.
– Кирпичные дома – самые небезопасные при землетрясении, – сказала Марина на удивление сдержанно.
Но когда я посмотрела на ее лицо, то увидела – она молча плачет. Беззвучные слезы текли по бледным щекам, как символ нашей новой жизни, в которой испытания и лишения станут нашими постоянными спутниками. Чуть позже она пояснила мне, что кирпич – самый тяжелый материал с максимальной инерцией верхних этажей. Каждый элемент кладки вибрирует в резонанс с остальными, поэтому даже при кратковременной перегрузке во время землетрясения, кладка разрушается. Но у нас никогда не было прежде землетрясений, и кирпичные дома строились со спокойной душой. Люди боялись других вещей – безработицы, лишнего веса, безответной любви; а некоторые и вовсе устраивали истерику из-за мелочи – если вдруг не прозвенел утром будильник – не дай бог опоздать на работу! Или если не успел и не сумел достать билет на матч любимой команды. Ох, как мне хочется вернуть все эти глупые страхи, лишь бы все было по-прежнему!
Понесло гарью – в километре от нас горел стекольный завод. Но пожар был не только там, а и в некоторых домах, где повредились газопроводы. Во дворе было много людей – все напуганы, все в панике метаются туда-сюда и отовсюду слышны дикие вопли. Те, у кого близкие были погребены под кирпичным домом, стояли и выли. Уцелевшие кинулись к завалам и стали разгребать их: раздирая руки в кровь, они пытались отыскать своих близких. Многие из них прибежали с работы, чтобы узнать, что случилось с родными людьми, но увидев разрушенный дом, принимались рыдать и истерить.
Один мужчина сумел вытащить из-под обломков свою жену и начал делать ей искусственное дыхание. Самое удивительное – на ней не было ни царапины, но она была мертва. Но он с каким-то диким остервенением продолжал и продолжал делать разные манипуляции, пытаясь оживить супругу и отказываясь принимать удар судьбы. Женщина была совсем молода – ее длинные каштановые волосы покрывала белая пыль, а зеленое платье местами было разодрано.
Мы с Мариной поспешили к своему подъезду (там наверняка оставались люди, которым требовалась помощь), но вдруг встали, как вкопанные. Страх перед новым землетрясением сидел в нас как черт. Я смотрела на вылетевшие окна (во время землетрясения стекла буквально выстреливали из окон, а потом вываливались и сами окна), на трещины, которые избороздили змеями внешний фасад дома и пришла к выводу – зайду туда и тогда погибну, как те люди, что не успели выбежать из кирпичной девятиэтажки. Но тут мы услышали крики о помощи. Стали прислушиваться и узнали голос бабы Нади – она жила на первом этаже, а ее окна выходили во двор. Тогда мы, отбросив страх, перелезли через упавший козырек и осторожно поднялись по треснутой в нескольких местах лестнице. Приблизились к заветной двери, но она была заперта.
– Черт побери! – выругалась Марина.
Я, кое-что вспомнив, вытащила шпильку из волос, вставила в замочную скважину и с сосредоточенным выражением лица начала копаться там.
– Ты умеешь взламывать замки? – поразилась Марина.
– Нет, совсем не умею, – призналась я, но бездействие было для меня невыносимым. И даже если бы мне каким либо чудом удалось отпереть этот замок, их было еще два – баба Надя побеспокоилась о своей безопасности, что теперь с ней сыграло злую шутку.
И тут на площадку вышел ее сосед Леша. Это был невысокий и коренастый мужик с короткой стрижкой и с внушительным шрамом на лбу. Совсем недавно он вышел из тюрьмы, отсидев восемь лет за ограбление нескольких квартир. Он был знатным медвежатником и мог, по слухам, взломать любой сейф, не говоря уже о какой-то там двери. Как оказалось, он все это время находился дома, будто точно знал, что уцелеет в помещении. Более того, он сделал полезную вещь – перекрыл в подвале воду.
Мы хотели ему рассказать о бабе Наде и о том, что ей нужна помощь, но она сама напомнила о себе с помощью всхлипываний и причитаний.
Тогда Леша, отодвинув меня в сторону, достал из кармана огромную связку ключей и начал колдовать над замками, будто виртуозный волшебник. Я только тут заметила, что при нем была здоровенная спортивная сумка. Мы с Мариной многозначительно переглянулись – Леша, скорее всего, воспользовавшись ситуацией, возжелал попутешествовать по чужим квартирам в поисках ценностей и денег.
Не прошло и пяти минут, как дверь была открыта. Перед нами лежал опрокинутый шкаф с одеждой, Леша поднял его и отодвинул к стене. Мы зашли в коридор и увидели – в зале одна стена обвалились таким образом, что образовался узкий треугольный проем. Именно там и спаслась чудом баба Надя, но ее придавило сервантом. Леша с трудом вытащил соседку оттуда – она была габаритной женщиной, в приличной весовой категории. Мы бережно усадили ее на пол в коридоре и стали рассматривать на предмет ран и ушибов – но с бабой Надей все было в порядке. Она отделалась только испугом, несколькими ссадинами на руке и разорванным на груди халатом.
