Телевизор тихо бубнил на фоне, где-то на кухне шелестел пакет чипсов, а учебник истории медленно прогружался на планшете — скорость интернета просела, потому что дед качал свой фильм с какого-то пиратского сайта. Мы обыскали все онлайн-кинотеатры, приложухи которых на телевизоре стояли, но кино не нашлось.

Так всегда получалось, когда дед хотел показать мне какой-нибудь из своих любимых фильмов. В прошлый раз мы с ним смотрели какой-то старый и скучный — как называл его дед — классический американский фильм, что-то про Касабланку. Ему вообще было лет сто с хвостом, так что искали тоже долго. Потом, когда дед начал объяснять мне про что это кино, и как его правильно понимать, фильм показался мне чуть-чуть интереснее. Но не настолько, чтобы самому смотреть его еще раз уже без деда.

Мама с папой снова куда-то поехали отдохнуть. Мы отдыхали и вместе тоже, но часто они ездили отдыхать сами и в такие моменты мне казалось, что отдохнуть они решили от меня. Впрочем, походу, так оно и было. Чаще всего со мной сидел дед — он приезжал для этого в Москву из Питера, и обычно уже на следующий день я переставал обижаться на родителей за то, что они уехали без меня, и, даже наоборот, не хотел, чтобы они приезжали.

С дедом было весело. Мы с ним не только смотрели фильмы, которые мама с папой ни за что бы мне не показали — не только скучное столетнее кино, но иногда и что-нибудь с разной мистической жуткой жутью, всякими страшилами и кровавыми перестрелками. Мы делали много чего веселого, такого, что мама точно бы не одобрила. На мой прошлый день рождения мы запускали самодельную ракету, а уже в этом году чуть не устроили пожар, играясь с реактивными тележками, двигатели которых сделали из банок из-под ананасов и тунца.

В этот раз дед решил, что мы будем смотреть другой, по его словам, тоже во многом классический фильм, только уже русский — “Брат”. Фильму было почти что сто лет и найти его так прям сходу не получилось, пришлось пошерстить интернет и откопать его где-то в самой глубине пиратских недр, но так же было и с тем американским старьем.

Родителям не нравились фильмы, которые дед мне показывал, да и мне они тоже нравились если честно не всегда, но я смотрел их скорее даже назло родителям, чем ради интереса. К тому же, дед очень интересно умел рассказывать, во многом дополняя своими рассказами контекст фильмов, который я не понимал и это было, наверное, интереснее, чем само кино..

— О, закачалось, — подал дед голос с дивана, уже притащив туда большущую чашку, едва ли не тазик с чипсами, — пойдем.

— Мне надо доделать, — я потряс планшетом, на котором загрузился интерактивный учебник истории.

— Чего там у тебя?

— Тихоокеанская война.

— В четвертом классе?

— Это внешкольная программа. Мама меня записала…

— Да они озверели, — возмутился дед, — у тебя время на детство вообще остается?

— Немного.

— Час до завтрака и час после ужина? Живодеры. Ладно, бог с ними, пошли кино смотреть.

— Дай доделаю сначала, я по истории отстаю, надо нав…

— Брось эту гадость, — дед похлопал ладонью по дивану, — потом сделаешь, а то я все чипсы съем. Никуда твоя говно-война не денется.

Дед мне нравился во многом потому, что разрешал делать то, чего не разрешали делать родители, но еще больше потому что разрешал не делать то что они сказали. Чипсы, которые дед притащил сам, потому что родители дома их не держали, считая очень вредными, мне есть тоже не разрешали, но слова про говновойну все же заинтересовали больше чем кино и вредные вкусняхи.

— Почему говновойна? — удивился я. Открыть книгу я еще не успел и не представлял, о чем там идет речь, но почему-то уже понял, что дед, который казалось знал все на свете, расскажет интереснее.

— Всякая война — это говно, уж поверь. Ну, а конкретно та потому, что воевали за залежи птичьего дерьма.

— А зачем оно им?

— Ну как зачем? Порох из него делали в те годы, а главное удобрения. Селитру получали. Кино еще такое есть про ту войну — "Окровавленный калий" называется. Только мы его точно не найдем, фильм шестьдесят девятого года, в смысле одна тысяча девятьсот шестьдесят девятого, ему давно уже сто лет минуло. Посмотрим “Брата” давай, а про говновойну я тебе расскажу еще.

Я согласился, оставил планшет с учебником на полке и на какое-то время мы погрузились в мрачный Питер едва ли не вековой давности.

— А как из птичьих какашек делают порох? — в очередной раз отвлекшись от экрана спросил я, удобрения меня особо не интересовали, а вот порох был интересен.

Фильм оказался мрачным и тяжеловатым, увлекал не сильно, гораздо интереснее были дедовские экскурсы в контекст той эпохи, поэтому мы часто отвлекались от фильма, чтобы что-нибудь обсудить. Интерес вернулся на моменте сборки главным героем взрывпакета из спичечных головок. Я даже удивился — почти сто лет с тех пор прошло, а спички не изменились. Бахнувшая самодельная петарда, вернула к мысли о порохе и я подумал, что деда, пожалуй, можно будет развести на изготовление такой же штуки.

— Порох состоит из серы, угля и селитры, — принялся объяснять он, — вот селитру и добывали из птичьих какашек. Собственно, можно из любых, и так раньше делали тоже — сгребали в кучу все что может гнить, от дерьма из сортиров и рваных тряпок до человеческих трупов, регулярно поливали всю эту радость свеженькой ссаниной и со временем там вызревали нужные химические соединения. Но это процесс долгий и медленный и выхлоп маловат. В океане есть острова, большие или маленькие, иногда просто скалы торчащие из воды, куда массово прилетают птицы. Размножаться или еще зачем-то. Живут там ловят рыбу, едят ее и, соответственно, гадят, и так десятками тысяч лет, за которые слой окаменевшего дерьма может вырастать до нескольких метров. Там азота много, а потому такие вот тысячелетние пласты очень были всем нужны в то время. Стоили едва ли не как золото — за пару килограммов окаменелого птичьего дерьма, можно было полкило золота получить.

— Ого! — удивился я, — золото за какашки?

— Точно. Какашки были ценны. Угля и серы навалом было, а вот залежи окаменелых птичьих какашек, всегда были в дефиците. Даже воевали за них. У американцев, помнится, закон был такой принят годах эдак в тысяча восьмисотых. Закон “О гуано”. Американцы могли захватить любой остров если там находили залежи птичьих какашек. У них до сих пор штук десять островов в составе есть, которые в свое время именно из-за птичьего дерьма и захватили.

— Сера это та которая на спичках? — я кивнув на экран начал плавно подводить деда к интересной теме самодельной петарды.

— Вроде того.

— А вон у него, — я снова кивнул на экран, — только одна сера и ничего, бахкает.

— Сера на спичках не совсем сера, там еще куча всякого намешано, фосфор вроде, еще что-то. Сама по себе сера не взорвется, это далеко не порох.

— А сейчас порох делают так же? Из птичьих какашек?

— Не, — дед улыбнулся, — давно уже селитру из дерьма не добывают. Аммиак из воздуха добывать научились, говорят именно это и спровоцировало рост населения. Иначе столько урожая было бы не вырастить на полях. Так что если бы не Фриц Габер, возможно, нас и не было бы. Просто не родились бы, потому что не хватало еды. Из аммиака добывали азот, он шел на удобрения, его тогда еще называли «хлеб из воздуха»… Правда потом хлеб из воздуха стал бомбами из воздуха, ну а потом черный порох уступил место бездымным порохам, типа нитроцеллюлозы. Ее помнится из азотной кислоты делали, а ту тоже из воздуха добывать в какой-то момент научились, так же как и аммиак. Отпала нужда в гуановых залежах.

Тон голоса деда как-то незаметно изменился, став немного похожим на интонации нашего учителя в школе, и я понял, что дед провалился в режим лектора. Если его не перебить вовремя с исторических экскурсов перепрыгнет на техпроцессы, а дальше попытается загрузить химическими формулами, там уже его не заткнешь никак, поэтому я поспешил сбить его с мысли.