— Не могу согласиться с вашим худруком, со всем моим уважением, — запротестовал Аркадий, интуитивно подстраиваясь под стиль общения, характерный для кампании, в которой оказался.

— Cчитаю, что первыми должны стрелять девушки! И вообще: сначала гражданские, а потом уже и мы, ваши защитники!

— Нашим боевым подругам первая линия огня! — с пафосом провозгласил Есик, и девушки подошли к стойке. Первой была Голда, она не столько стреляла, сколько демонстрировала себя в прогибе и не только. Говорить про ее результат не имело никакого смысла, разве что про впечатление. Но Аркадий почему-то на ужимки молодой девушки никак не реагировал. Крепышка Моня стреляла хорошо, чувствовалось, что ей приходилось держать оружие, но при этом в привычку стрелять не вошло, она не чувствовала системы, получив шикарный разброс результатов.

Теперь стреляла Рива, делая это спокойно, как будто решала какую-то сложную математическую задачу. Первый выстрел в восьмерку — чуть правее и выше, второй в девятку, чуть-чуть левее десятки, а три остальных точно в яблочко. Аркадий невольно залюбовался девушкой: и тем, как она переламывает ствол ружья, как целится, как свободно держит себя на линии огня. Чувствовалось, что такая девушка — огонь!

— Здорово! — не смог удержаться Петя Мочало, самый молодой и самый эмоциональный. Через мгновение шумная кампания ребят оттеснила девушек, занимая все позиции для стрельбы.

— А я сейчас покажу класс! — Есик хмыкнул и подошел в линии огня.

Он брал ружье, как берут музыкальный инструмент, надежно, но в тоже время, нежно. Стрелял он тоже артистично, не совсем точно, но красиво, каждый выстрел сопровождая легкими музыкальными звуками и телодвижениями, похожими на танцевальные па. Восьмерка и четыре девятки были приличной наградой за его выступление. Петя, стрелявший вслед за ним, страшно волновался, из-за чего почти все его выстрелы ушли в молоко. Андрей не оконфузился, он был ворошиловским стрелком, потому выбил три девятки, а два выстрела положил в десятку. Моська почему-то тоже сильно нервничал, отчего первые два выстрела положил в молоко, но потом собрался и спокойно ввалил три десятки, чем несказанно удивил Аркадия. Последним из ребят стрелял Валик. Он подошел к своему делу спокойно и хладнокровно, казалось, что он и оружие — одно целое, он даже стойку принял расслабленную и устойчивую одновременно, как настоящий спортсмен. И все пять выстрелов ушли точно в цель.

«Хорош, — подумал про себя Аркадий, — такой может стать снайпером, тот, что был перед ним, слишком эмоциональный, призовут, так лучше в артиллерию. А вот Петя (Аркадий прекрасно, почти мгновенно, запоминал имена и лица) молодой еще, но крепкий, такого в пулеметный расчет вторым номером». Внезапно Аркадий осознал, что размышляет исключительно как военный.

Приняв его задержку, за другое, он услышал:

— Защитник, не уверен в своих силах?

Одернул себя, возвращаясь к обычному миру, произнес:

— Уверен более чем!

— Теперь армия покажет класс?

Это реплика от Ребекки была как раз на той самой грани… и она привела его в восторг. Подумав, молодой политрук произнёс:

— Хорошо, но мне понадобятся два дополнительных выстрела. Хозяин тира подвинул еще две пульки молодому воину и сменил мишень. Семь выстрелов прозвучали один за другим почти без паузы. На мишени оказалась красиво выбита буква Р. Ребята ошарашенно рассматривали мишень, когда Аркадий протянул ее девушке и сказал:

— Кажется, вас зовут Ребекка, это вам… — и спустя немного добавил: — не хотел расстраивать ребят, они же не знали, что пригласили участвовать чемпиона пограничного округа…

В эту минуту он понял, что настало время уходить — не следовало слишком затягивать первое знакомство... Вот только повод, что придумать? Он появился, как только они отошли от тира.

Высокий молодой человек увидел Еську и бросился к нему с радостным криком, они стали обниматься, Аркадий воспользовался поднявшейся суматохой и попрощался, ссылаясь на служебные дела. Он увидел лейтенанта Сумарокова, с которым вместе участвовал в праздничном марше, тот жадно поедал мороженое и улыбался, слушая рассказ какого-то колхозника.

Оставшееся до отъезда в часть время он провел в компании сослуживца, понимая, что праздник удался.

Глава седьмая

Старшая сестра

— Еська! Здоров! — подбежавший парень стал обнимать и трясти оторопевшего худрука, как молодой бычок трясет грушу. — Ты смотри какой! Растешь, как всегда, не ввысь, а вширь!

Но Луферман, как оказалось, был жутко доволен неожиданной встречей, лицо расплылось в глупейшей улыбке, развернувшись, он чудом выскользнул из клещей-объятий:

— Арончик, ты какими ветрами? Вот уж, никак не ожидал тебя увидеть!

— Вчера приехал, буду преподавать в шестой школе.

— И ты меня не искал?

— Пока приехал, пока обустроился, уже почти ночь, а сегодня, подумал, там, где праздник, там и Еська, ведь в институте ты считался человеком-праздником!

— Скажи еще человеком-оркестром! — отшутился Есик, развернулся к наблюдавшим эту сцену друзьям, и торжественно произнес:

— Разрешите представить вам, это Арон Кац, учитель химии. Мы с ним три года жили в одной комнате в общежитии.

Процедура представления прошла оживленно и весело. Мало кто заметил, исчезновение Аркадия. Кто-то все-таки что-то почувствовал… или нет? Об этом история умалчивает.

Ривку новый знакомый почти не заинтересовал, ее мысли были о другом, она немного была рассеяна с того самого момента, когда Аркадий, этот военный, подошел к ним.

Ребекка не могла точно уловить собственных ощущений от этой встречи: Пару раз ей показалось, что он слишком пристально на нее поглядывает. Она не могла понять, толи он политрук подошел ради знакомства с нею, толи с целью привлечь их коллектив к выступлению в части.

Из этих раздумий, ее вывел зычный голос Есика, старающегося перекричать громкоговоритель, внезапно включившийся на всю мощность.

— Друзья! В нашем полку прибыло! Арон, я уверен, разделит наше общее увлечение массовым искусством новых форм.

— Осип! Ты совершенно не изменился… Давай о высоком потом… Расскажи, что тут у вас интересного?

— Самое интересное — это мы! — И Еська расхохотался.

Ребята давно не видели своего худрука таким веселым и счастливым. И тут Ривка увидела старшую сестру. Она гуляла совершенно одна, при этом настроение у нее было совершенно упадочным.

— Моня! — девушка закричала, и замахала сестре рукой. Та скорее увидела руку сестры, чем услышала ее и вялой походкой подошла к компании.

— Ребята, вы ее знаете, а вам, Арон, представлю. Моя старшая и слишком разумная сестра.

— Моня, — девушка протянула руку новому знакомому.

— Арон Осипович Кац, — почему-то молодой учитель представился полностью и как-то слишком зажато. Его смущение, для всех было совершенно неожиданным, всего минуту-другую назад он вел себя, даже слишком раскованно.

Девушка пожала руку как-то просто и безвольно, покраснев при этом, отчего сделалась еще более беззащитной, ей это невероятно шло — на бледном лице Монечки зарозовелись щечки.

Ривкина сестра не была писаной красавицей, но в ней было что-то такое женственное, что привлекало мужчин. Она это знала, но никогда специально это не использовала, все получалось как-то само по себе. Будучи не глупой, могла подать себя, а некоторое волнение, и даже грусть придавали ее облику легкий налет романтизма. Главным внешним достоинством Мони были густые волнистые черные, как смоль, волосы и чувственные губы. А ее улыбка стоила многого!

Сейчас Монечка меньше всего была настроена впечатлять мужчин, На душе было неспокойно, и из-за этого она явно нервничала. Оттащив Риву в сторонку от компании, громким шепотом (иначе разговаривать было просто невозможно) сказала:

— Представляешь! Он не пришел!

— Кто? Рома? — уточнила Ребекка, которая любила во всем точность и терпеть не могла полунамеков и недосказанности.