Однако, стрела ушла вправо, мимо мишени и даже мимо двадцатисантиметрового кубика. Лёшик нахмурился. Похоже – стрелы оказались мягковаты для этого лука. Или наоборот – лук слишком мощный. Ну, ничего – ведь Лёшик специально заказал стрелы подлиннее, чтобы их можно было укоротить, увеличив жесткость. Выстрелив все двенадцать стрел из колчана, Лёшик авторитетно покивал самому себе – да, стрелы уходили вправо. Придётся попросить отца их аккуратно укоротить!

Но опытному стрелку, такому, как Лёшик, подобная проблема проблемой не казалась. Он просто возьмет прицел чуть левее и уже сегодня добьется точных попаданий.

Конечно же, слово “прицел” в данном случае было незаслуженным технокомплиментом луку в историческом стиле. По сути, прицеливаться здесь приходилось интуитивно, по ощущениям и опыту. Мозг, отследивший сотни и тысячи выстрелов, постепенно привыкал к тому, куда и как летят стрелы – и только так можно было начать попадать в яблочко хотя бы на двенадцати метрах. Это вам не огнестрел, где есть точный прицел, а оружие пристреляно…

Можно было бы, конечно, и лук подпилить, уменьшив фунтаж, то есть силу натяжения. Но Лёшик уже прокачал свои спинные мышцы многолетними упражнениями вместе со стрельбой и считал, что ослабленный лук ему просто не к лицу. Эх, жаль, что лучные мышцы – это лопатки, а не бицуха… Никто ведь не видит и не уважает… Девчонки сразу смотрят на животик, а не на мускулистую спину…

С этими мыслями Лёшик отошёл от велосипеда и направился к кубику – собирать стрелы. Первые шесть он выстрелил единой серией, и они попали в песок, уйдя довольно глубоко – лишь запыленные хвостики чуть торчали. На вторые шесть Лёшик дал корректировку – и они вонзились в правую часть кубика. Вставл слева от изолона, чтобы не топтать песок со стрелами, Лёшик опрокинул кубик “на спинку” и начал вытаскивать стрелы ловким движением снизу вверх. Одна рука на кубике, вторая на стреле…

Он вытащил две стрелы, когда вдруг услышал хруст в темноте. Лёшик замер со стрелой и кубиком в руках. Хруст повторился. Лёшик резко выпрямился и огляделся.

В пятиметровом круге света никого не было. А дальше обзора просто не было – с одной стороны был склон холма, обрывающийся резко сверху, а с другой глаза слепил фонарь велосипеда.

Лёшик раскрыл дрожащие губы, чтобы спросить “Кто здесь?”, но вовремя сдержался. Глупо же будет выглядеть. Он медленно нагнулся к стреле, ощущая, как напрягается спина, и между лопаток бегут мурашки. Кожа между ними зачесалась, словно ощущая чужой, враждебный взгляд. Но Лёшик вытащил ещё одну стрелу.

– Привет, сладенький, – вдруг раздался ехидный голос из темноты.

Лёшик чуть не описался от страха. Напряжение переросло в ужас. Он резко выпрямился, часто задышав. Вдруг вспомнилась застарелая астма и баллончик, который он таскал с собой в детстве. Задыхаясь, Лёшик резко огляделся по сторонам – но никого не увидел. Он застал столбом, лишь вслушиваясь в ночные звуки и резко дергая головой из стороны в сторону.

Резкие тени вокруг скакнули в стороны и Лёшик пережил второй приступ страха, но осознал, что это луч фонаря дернулся – кто-то сдвинул велик.

– Мы же друзья, да? – кто-то вкрадчиво, наслаждаясь страхом жертвы, спросил от велосипеда.

Взгляд Лёшика дернулся туда, но с каждой минутой темноты зрение всё больше переключалось на ночной режим – и смотреть на яркий белый свет было просто неприятно.

– Но за козла ты ответишь, – раздался сбоку второй голос, жестокий и более высокий.

Лёшик дернулся в ту сторону.

– Гхм, – просто басовито прочистил горло третий голос.

Этот звучал с противоположной стороны. Лёшик был окружен. Лишь на холме никого не было – но бежать вверх по песку было бы сложновато. Голоса кружили вокруг в темноте, словно хищники, окружающие маленькую, испуганную первобытную обезьянку.

– А раз мы друзья, и ты нам должен… – голос вроде как задумался и сердце Лёшика пропустило такт. – То дай лук пострелять.

Лёшик в панике дернул руку за плечо – проверить лук. Выхватил его из тулы и прижал к груди. На его глаза навернулись слёзы.

– Давай-давай, – протянул голос от велосипеда. – Нехорошо жадничать!

– Да, одному жирному слишком жирно! – сострил более высокий голос.

Оба голоса заржали. Тёмный смех окружил Лёшика и он лишь дергался из стороны в сторону. А смех становился всё ближе.

Лёшик почти заплакал от страха и унижения.

– Ну или придётся по-другому за базар ответить, Леголас недоделанный.

– Один раз – не Леголас! – не согласился первый.

Оба голоса опять заржали.

– Я не Леголас, – прошептал Лёшик.

– Что? Оно разговаривает! – попытался сострить голос из темноты.

– Я Элессар, – прошептал Лёшик.

Петя погладил металлическую руку Эл1с, улыбнулся, и отвернулся к столу. Компьютер уже загрузился. Рука же втянулась обратно в шкаф. Конечно, назвать эту угловатую конструкцию рукой мог только необразованный человек. Не рука, а всего лишь примитивный манипулятор с жестко зафиксированной сплошной пластмассовой “ладонью” и единственным подвижным “большим пальцем” с одной степенью свободы. Но человеку хватило лишь противостоящего пальца, чтобы стать царём природы, так что и роботу хватит. Остальные четыре пальца – для тонких ремесел и искусств. Но, как показывает практика – роботы с тонкой работой и музицированием справляются и без пальцев…

– Так, ну что… Чему мы научились за день? – бормотал себе под нос Петя.

Он открыл папку “Эл1с” и проглядел результаты моделирования ходьбы в виде трехмерного мультика. У двуногой конструкции постоянно разъезжались ноги, она кувыркалась и запиналась даже на гладком полу. Было понятно – нужно больше расчётов. Петя вздохнул:

– Да уж, ноги давать тебе пока рано… – он обернулся к шкафу. – Или, может, плюнуть на самообучение и сделать хардкод жестко заданного алгоритма ходьбы? Будешь ходить как Робокоп…

– С тобой я пойду хоть на край света! – среагировала железная “Алиса”.

Петя вежливо улыбнулся. Нда, ключевые слова, она, конечно, ловит, но до реального общения пока далеко. Чистый чат-бот.

– Ничему-то ты за ночь не научилась, моя железная красавица! – и взял в рот ложку каши, запив чаем.

– Эта ночь была прекрасной! – томным хриплым голосом отозвалась система. – Ты был великолепен!

Ошеломленный Петя фонтаном выплюнул кашу и чай изо рта, успев лишь подставить одну ладонь. Закашлялся. Подхватился, дернулся из комнаты за тряпкой. Дернулся обратно – захлопнул шкаф. Оттуда немедленно раздался мерный стук – нейросеть самообучалась, пробуя различные движения. Петя вернулся с тряпкой и протёр стол и монитор. На клавиатуру почти не попало… Но она копейки стоит. Главное – что системный блок закрыт сегодня – а то бывает, стоит нараспашку, чтобы проще было копаться в электронике между делом. Потом Петя сел, и попытался вспомнить, что же такое ему приснилось сегодня. И покраснел.

Может быть, зря он загружает в Эл1с свои сны? Петя почесал голову и подумал. А потом пожал плечами – ну и что, пусть учится! В конце концов, пускай у неё будет непротиворечивая взрослая модель мышления и реальности. Опять же – однажды она будет как настоящая… Совсем как настоящая…

Петя опять покраснел, его лицо стало мечтательным.

– Петя, ты поел? – раздался окрик отца из соседней комнаты.

Петя погрустнел:

– Нет, доедаю!

– Давай-давай, а то придётся по темноте ехать огород поливать!

– Вот сами бы и ехали, – пробурчал Петя про себя.

Но взял ложку и стал быстро жевать кашу.

Однажды он изобретёт настоящего живого робота с настоящим интеллектом, станет настоящим миллиардёром – и больше никогда уже не поедет на огород на ненавистную картошку.

Но не сегодня.

За едой Петя быстро проглядывал новости и чатики. Вот в чате на английском астрономы-любители обсуждают занятную тему – Альфа Центавра необычно мерцает последнее время. Крупные обсерватории высказываются невнятно, либо осторожно, а то и просто молчат по этому поводу. То ли информация реально важная, а потому секретная. То ли опасаются делать сенсационные заявление, которые позже окажутся пшиком, но оставят на репутации уважаемых ученых пятно.