Была бы машина…
Я переоделась в хлопковое голубое платье до колен и, подвязав волосы лентой, отправилась пить чай с пирогами.
— А, Оленька, — Лариса кивнула на стул, приглашая меня присесть. Передо мной тут же появилась большая чашка свежезаваренного чая и блюдо с румяными пирожками.
Я откусила мягкое пушистое тесто и замычала от удовольствия. Невероятно, но это почти так же вкусно, как эклер. Лариса рассмеялась, явно довольная моей реакцией на свои пироги.
— А ты чего приехала-то, столичная? — по-доброму спросила она.
— У подруги тут дом. Хочу месяц пожить, отдохнуть от города.
— Это верно, — женщина понимающе закивала, — в городе разве жизнь? Вот она жизнь, на своей земле, в своих продуктах, в детях, которые все лето на речке резвятся, а не сидят с телефоном в четырёх стенах. Тут простор, а у вас там что? Машины да бордюры.
Лариса стала активно перечислять минусы городской жизни, и даже стало обидно за Москву, хотя меня и привлекало все то, к чему агитировала хозяйка дома.
Я уставилась в окно, слушая Ларису вполуха. На мои глаза попались велосипеды, которые я задела чемоданом. И в голове тут же возникла картинка, как я мчусь на велике по полю, подставляя лицо ветерку. Мои волосы колышутся сзади яркой рыжей волной, и только лента лазурно-голубого цвета мелькает меж ярких прядей.
— А можно я у вас велосипед куплю? — Внезапно спросила я. — Хочу прокатиться.
— Да бери так! Считай, что включено в стоимость, — Лариса кивнула на тот велик, что поменьше, и посоветовала: возьми жёлтый, он целее. Но осторожнее: цепь легко соскакивает, если резко дёргать. Сыночка мой раза три уж колени расшибал.
Я радостно закивала и, сполоснув чашку, побежала запрягать новый транспорт. Пьянящее чувство свободы манило творить глупости.
Я выкатила железного коня за калитку и осмотрелась. Впереди за соседским домом виднелась разрушенная колокольня. Объясняя дорогу до дома, Вика упоминала этот ориентир, чтобы я не заблудилась в пути. За церквушкой было поле, а там и кромка леса зеленела бескрайней полосой.
Я вскочила на велосипед и поехала навстречу волшебному дому.
Если бы я знала что ждёт меня впереди, осталась бы есть пироги и смотреть сериал про цыганскую любовь.
***
Спустя полчаса я подъезжала к лесу, оставив за спиной деревеньку, скрытую за полосой пыли от колёс моего велосипеда. Я остановилась, рассматривая высокие стройные сосны с пышными кронами, шелестящими где-то высоко-высоко.
Небо над лесом затянуло густыми тучами, и накаленный жарой воздух потрескивал под самым носом. Повернуть бы назад…
Но я так давно не испытывала такой опьяняющей свободы: от боли, от мыслей, от воспоминаний. И дом уже совсем рядом! "В лес войдёшь, а там минут двадцать пешком" — сказала Вика. Я-то на велосипеде, значит, мне совсем близко. И никакой дождичек не удержит меня от знакомства с лесным домиком.
Я уверенно надавила на педаль и поехала в лес, стараясь не думать о сгущающейся тьме.
Под колёсами похрустывали сосновые иголки, цепь предательски скрипела с каждым прокручиванием педалей. Как назло, хотя и вполне ожидаемо, начал накрапывать дождик. Я остановилась, прислушиваясь. Где-то совсем рядом находился источник непонятного шума — то ли назойливый шелест, то ли частая барабанная дробь, то ли все сразу.
Когда ливень сплошной стеной дошёл до меня, я поняла, что источником шума был именно он. За секунду меня окатило с ног до головы, и я поспешила в сторону дома, практически не разбирая, куда еду. Стало вдруг темно, и только рокот ливня заглушал бешеный ритм моего напуганного сердца.
Отбрасывая мокрые волосы с лица, я смогла наконец рассмотреть перед собой его — бревенчатый дом с мансардой. Тот самый, что я очерчивала пальцами на фото. На миг я остановилась, позволяя воде пробрать меня насквозь. Со мной происходило что-то невероятное. Одинокая трусиха-толстушка стоит под ливнем посреди леса… И
И ей это нравится!
Я задорно рассмеялась и со всей силой надавила на педаль, а дальше как во сне…
Скрежет слетевшей цепи. Подол платья цепляется за педаль. Велосипед кренит влево. Я поскальзываюсь в грязи и вместе с велосипедом падаю прямо в ледяную воду!
Если выживу, не забыть бы сказать Вике спасибо, что не рассказала про озеро.
С трудом отмахнувшись от тяжёлого велика и хватаясь за коренья сухого пня, я кое-как выбралась на берег, который развезло дождевым потоком. Практически на коленях я добралась до заветного деревянного крыльца. Меня уже порядком знобило, и я не сразу попала ключом в замочную скважину. Когда мне удалось войти внутрь, я замерла посреди большой комнаты. Пощелкала выключатель, но старая люстра не отреагировала. Хорошо, что дневного света ещё было достаточно, чтобы осмотреться. Только первым делом мне нужно было избавиться от грязной мокрой одежды.
У выхода на крючка висела куртка и большая клетчатая рубашка. Наверное, это странно — надевать на себя одежду прадеда Вики, но у меня не было выбора. Главное, не думать о покойниках в этом пустом жилище. Пока в голову не стали лезть мысли о всякой потусторонней чепухе, я поспешила скинуть с себя мокрое платье и белье и закутаться в уютную фланелевую рубашку простиранно-красного цвета. На удивление она пахла неплохо: дешёвым порошком, хвоей и чем-то глубоким и обнимающим, если можно так охарактеризовать запах. Рубашка заканчивалась чуть выше колен, а рукава оказались такими длинными, что их пришлось закатать три раза, чтобы мои ручки показались наружу. Я покрутилась на месте, внезапно ощутив себя маленькой и лёгкой в этой большой чужой рубашке. На фото дед Тимофей выглядел гораздо меньше.
Развесив свою одежду на спинку стула с потрескавшимся лаком на сиденье, я прошла из прихожей в основную комнату, которая занимала весь первый этаж. У двери было некоторое подобие кухни: пара напольных шкафчиков и раковина с ведром снизу. Над кухонным столом было то самое окно, под которым на фото рос куст черники. Я перегнулась через стол и выглянула в окно. Грязь и обугленный черенок вместо цветущего куста. Какая жалость!
Зато из окна было видно озеро, в которое я свалилась. За потоками воды с неба было сложно разобрать размеры и цвет озера. Осмотрю его утром, когда стихия поутихнет.
В самой комнате царил беспорядок. На диване-кушетке валялся ворох одежды. Большой круглый стол, на котором могла бы стоять ваза с полевыми цветами, был заставлен ящиками. В центре комнаты стояла печь невероятной аутентичной красоты: выбеленная, с тяжёлой заслонкой — как в старых деревенских домах. Я могла бы греться рядышком, если бы оказалась здесь зимой. Тут, наверное, сказочно в любое время года.
За печкой спряталась лестница на мансарду, но лезть туда, когда в доме становилось с каждой минутой все темнее, я не решилась.
Там же, за печкой, я нашла кресло-качалку с накинутым на него одеялом, и решила устроиться в нем, чтобы отогреться. На случай обороны от возможного зверья я прихватила лопату, стоявшую у входа в дом, и юркнула под плед, обнимая грубый черенок. Надеюсь, ей не закапывали покойника…
Нужно лишь пережить дождливую ночь, а утром я отыщу велосипед, брошенный на берегу озера, и отправлюсь в деревню за своими вещами и продуктами. В животе уныло заурчало, стоило подумать о еде.
Ливень немного стих, и только крупные капли с шелестом пропадали в иголках, которыми была устлана почва. Усталость и тепло пледа сморили меня, и я провалилась в сон.
Мне снился Стас, покрывающий мои руки поцелуями. Он говорил что-то приятное, протягивал мне пирожки с капустой и любовался тем, как я жую. Внутри меня разливалось тепло от того, какой нежностью и любовью был напитан этот бредовый сон. Внезапно что-то грохнуло, и лицо Стаса стало меняться. Оно исказилось болью. Мужчина неестественно выгнулся, похрустывая позвонками. Воя и разрывая на себе одежду, любимый человек превращался в огромного косматого волка. С челюстей капала ядовитая слюна, а я не могла пошевельнуться или закричать. Все мое тело сковало холодом и ужасом. Снова раздался раскатистый грохот, и я очнулась, свалившись с кресла…
