Это был, безусловно, самый физический контакт, который у меня был с женщиной за короткое время, проведенное здесь в лагере (за исключением драматического спасения Зои на озере), и я обнаружил, что смотрю на Мари с удивлением. Она не обращала на меня никакого внимания, ее взгляд устремился к горизонту. Безусловно, это была великолепная перспектива, которую публикуют в туристических журналах. Мы могли ясно видеть долину, полную вечнозеленых растений, и извилистую реку. А вдалеке можно было почти поверить, что само солнце засыпает в самой воде за горизонтом.

Но когда Мари была отвлечена видом, я обнаружил, что у меня есть несколько украденных моментов, чтобы взглянуть на нее.

Я заметил ее в самый первый день, брюнетка, которая, казалось, имела красивое тело под невзрачной одеждой, бросая «отвалите, ублюдки» взгляды на каждого мужчину, хотя бы взглянувшего на нее. С течением времени она немного смягчилась, и все познакомились друг с другом. Но она по-прежнему воздерживалась от флирта и держала всех парней в лагере на расстоянии вытянутой руки.

За квадратными, но не стильными очками скрывались голубые глаза: острые и настороженные, когда она смотрела на парня, но теплые и дружелюбные, когда она была с девушкой. На вторую ночь после нашего прибытия мы с Аароном смотрели список предметов для стирки каждой женщины, работающей на ранчо, и комментировали их привлекательность и потенциальную доступность. Аарон с самого начала называл Мари ожесточенной лесбиянкой, с чем я не мог не согласиться, тем более что ее соседка по комнате и лучшая подруга Зои, казалось, соответствовала стереотипной лесбиянке.

И все же она была здесь, бедро к бедру со мной на валуне, глядя на закат. Один только вид мог превратить тихий момент здесь в романтический, и именно таких ситуаций Мари старалась избегать. Можно было почти поверить, что это был ее способ проявить ко мне интерес как к романтическому партнеру.

Но я понимал лучше. Этот момент был последним кинжалом в моем достоинстве. Физическая близость Мари ко мне не была показателем моей желательности. Скорее, это означало, что из каждого мужчины в радиусе пятидесяти миль я был ЕДИНСТВЕННЫМ, настолько жалким, что даже не рассматривался в качестве потенциального романтического партнера.

СЕЙЧАС я достиг дна.

Вздохнув, я оторвал взгляд от Мари и внимательно осмотрел гальку у своих ног. К настоящему времени у меня восстановилось дыхание, и мне больше не нужно было свешивать голову от полного истощения. Но я все равно обнаружил, что повесил его, чувствуя себя подавленным грузом своих неудач и невзгодами ситуации, в которой я оказался.

«Эй, подними голову». Мари толкнула меня локтем под ребра. «Хороший вечер. Наслаждайся видом».

«Это просто куча деревьев».

Она повернулась и посмотрела на меня одним из тех «ублюдочных» взглядов, которые теперь она оставила для парней, у которых, по ее мнению, действительно была пара яиц. Подняв очки на переносицу, она величественно махнула рукой. «Это больше, чем просто группа деревьев. Это особое, особенное место. Я выросла в этом лагере всю свою жизнь, и здесь есть волшебство, о котором ты еще не подозреваешь. Это место преображает».

«Пффф. Оно меня полностью изменило. Неделю назад я был уверенным в себе, счастливым, здоровым молодым человеком. А теперь посмотри на меня».

Она нахмурилась, наморщив лоб. «Зачем ты пришел сюда? Ясно, что ты недоволен. Аарон прав, может тебе лучше пойти домой. Здесь нет заключенных».

«-Я- был бы, если бы я попытался вернуться домой».

«Что это должно значить?»

Я глубоко вздохнул, поднял голову и увидел, что нижний изгиб солнца исчезает из поля зрения. Люди по ту сторону хребта замолчали, но этот последний валун был в стороне, так что, если мы будем приглушать голоса, никто не услышит. «Это долгая история».

«У меня есть время».

Я взглянул на нее. «Тебе действительно интересно?»

Она пожала плечами. «Любопытно. Я пыталась понять тебя пару дней. Ты действительно не подходишь для работы на ранчо».

«А ты? Ты знаешь свой путь вокруг лагеря, это точно, но большинство остальных — социальные существа. Ты много наблюдаешь, зависаешь на заднем плане и не особенно разговорчивая. Я заметил это».

Еще одно пожатие плечами. «Мне нравится пытаться понять, что движет людьми: почему они делают то, что делают, какова их мотивация и как эти вещи формируют их личность».

«Ты психиатр?»

Она смеялась. «Нет, ничего подобного. Просто любопытно».

Я задумался на мгновение, размышляя, говорить ли ей правду. Я, вероятно, мог бы создать удобоваримую историю, использовать ту же, что я дал Аарону и всем остальным, когда они задали мне вопрос «Почему ты пришел сюда?». Это была отмазка вроде «родители хотели, чтобы я развил характер», и никто не проявил интереса к копанию глубже.

Но по какой-то причине мне показалось, что Мари не собирается останавливаться на столь простом объяснении. И, сжав губы и сделав еще один глубокий вдох, я наконец сказал: «Короче говоря: я сделал что-то очень плохое дома и был отправлен сюда в качестве наказания».

Это заставило ее приподнять бровь, и она снова подняла очки на переносицу указательным пальцем. «Наказание?»

«Это мои общественные работы. Мой отец разработал эту милую сделку, и моей альтернативой было тюремное заключение. У них на один рот меньше, чем тюремной системе пришлось бы кормить, и моя зарплата идет на возмещение ущерба, так что это положительный финансовый результат. для правительства. Итог: если бы я все-таки решил всё бросить и пойти домой, я бы не пошел домой; меня бы посадили в тюрьму».

«Хм». Мари определенно не ожидала такого объяснения и повернулась лицом вперед.

В этот момент я замолчал. Нет необходимости добавлять дополнительные детали, если они не нужны. Сама по себе эта информация заставила меня выглядеть довольно плохо, и это было не из тех вещей, которые я бы хотел, чтобы стать частью лагерной мельницы слухов. Как будто мое время здесь итак было недостаточно жалким. Если бы все вокруг меня знали, что я был так близок к тому, чтобы стать осужденным преступником, несомненно, это сделало бы мою ситуацию еще менее терпимой. И я даже не был уверен, почему я сказал ей.

Может быть, потому, что я отказался от Мари так же сильно, как она отказалась от меня. Я был так жалок в ее глазах, что знал, что чисто технически не могу потерять ещё хоть каплю её уважения. Тот бесконечно малый шанс, что я когда-либо с ней познакомился бы, уже был уничтожен. Так в чем был вред? Мне больше не приходилось беспокоиться о том, чтобы произвести на нее впечатление.

И на самом деле, я почувствовал себя лучше после своего признания. По крайней мере, ОДИН человек в этом месте теперь точно знал, каким дебилом я стал. Это больше не было секретом, который я должен был держать при себе. И теперь один очень маленький камешек упал с моих плеч.

По крайней мере, я чувствовал себя лучше, пока Мари не повернулась ко мне. На ее лице было выражение глубокого, стойкого разочарования. Такой же взгляд бросил на меня мой отец в тот день, когда узнал, что я натворил, и я обнаружил, что увядаю пожаром ее неодобрения.

Положив руку мне на плечо, Мари покачала головой, а затем тряхнула за мое плечо. «Ник, тебе нужно проснуться и перестать жалеть себя. Ты всю неделю хандрил по всему лагерю, жалуясь, скуля и ноя обо всем, что тебе пришлось сделать. Но ты не понимаешь, насколько хорошо у тебя это получается. Ты не представляешь, как тебе повезло быть здесь».

«Хм?»

Теперь она криво улыбнулась мне. «Послушай, я никогда не была в тюрьме, но там не может быть так хорошо, как здесь. Ты не на работах. Ты не одет в оранжевый комбинезон, собирая мусор на автострадах. Ты не заперт в шлакоблоке размером восемь на десять с неповоротливым лысым мужчиной по имени Жасмин, который только и ждет, когда ты наклонишься в групповом душе. Ты находишься в одном из самых красивых и естественных мест в мире, с чистым воздухом и по-настоящему приятными люди, которые не хотят изнасиловать тебя. Очнись! Просыпайся. Вставай. И поймите, что твоё время здесь не наказание. Это возможность».