– Что ты имеешь в виду? – заинтересовалась она.

– Тебя хотят направить на учебу в Высшую партийную школу. Твое выступление на районном пленуме комсомола произвело хорошее впечатление на Бориса Викторовича.

– Откуда ты это знаешь?

– Мне Филатов по большому секрету рассказал…

– Филатов? – перебила его Надюша. – Это тот, что в райкоме отдел кадров возглавляет?

– Вот-вот. Именно он. Так что, считай, вопрос решен в твою пользу однозначно.

– Это меняет дело, – грустно произнесла Надюша и задумалась.

Беременность, которая еще минуту назад казалась ей благом, превратилась в одночасье в досадное препятствие. Надюше ведь хорошо было известно о том, какой толчок в карьерном росте дает учеба в ВПШ, и это решало все проблемы с дальнейшей работой.

– О каком деле ты говоришь? – встревожился Константин Аркадьевич, глядя, как задумалась жена.

– Я беременна, – с сожалением произнесла Надюша.

– Да, некстати, – Константин Аркадьевич вслух произнес невысказанную мысль жены и тут же добавил: – Впрочем, тебе решать. Если хочешь – рожай, я не против ребенка.

– Нет, – твердо возразила Надюша. – Второго такого шанса может и не представиться.

Врач, миловидная женщина с тихим мягким голосом, к которой Надежда Николаевна пришла за направлением на аборт, как могла отговаривала ее от такого шага:

– Ведь для вас – это первый ребенок, и это в двадцать семь лет. Аборт всегда опасен, а в вашем случае особенно.

Но Надюша была непреклонна и на все аргументы врача отвечала:

– Так сложились обстоятельства.

Празднование годовщины Октябрьской революции в 1982 году закончилось для Надюши сильной простудой, и после праздника она вынуждена была взять больничный лист и всерьез заняться лечением. Десятого ноября неожиданно позвонил Константин Аркадьевич и срывающимся голосом сказал:

– Надюша, умер Брежнев, включи телевизор.

– Надюша, я с тобой вот о чем поговорить хочу, – сказала Татьяна Сергеевна, когда дочь заскочила ненадолго к родителям, чтобы завезти продуктовый заказ.

Такие заказы при дефиците продуктов тогда широко внедрились в повседневность всей страны. Правда, продуктовые заказы партийные деятели получали в «спецстолах», каком-нибудь скрытом от посторонних глаз отделе магазина, где можно было выбрать, что душа желает: от копченой колбасы до растворимого кофе. Продуктовые заказы для рабочих и служащих доставляли прямо к месту работы, и здесь уже было не до выбора: вместе с дефицитными колбасой и сыром в наборе могли оказаться и какие-нибудь консервы с истекшим сроком годности, и печенье, которое нужно было размочить, прежде чем съесть. Возможно, поэтому одним из популярных рецептов десерта в те годы было пирожное «картошка», которое делалось из такого вот печенья.

– Что еще, мама? – Надюша нехотя присела за стол на кухне. – Говори, только быстро, я сегодня очень устала, хочется поскорее домой, отдохнуть.

Татьяна Сергеевна, вытерев полотенцем последнюю тарелку, поставила ее в буфет и придвинула табурет поближе к дочери.

– Моя соседка, Клавдия, все просит поговорить с тобой, я позову ее? Уж больно она просила с тобой встретиться.

– Мама, у меня есть приемные дни, пусть запишется, там и поговорим.

– Нет, на прием она не пойдет, стесняется, а поговорить очень хочет. Уважь ее, доча, ведь двое деток у нее.

– Дело касается детей?

– Их родимых, их… Так я позову ее? Она напротив живет…

– Зови.

Надюша устало поднялась и пошла в зал, разговаривать на кухне она считала совсем неприемлемым, а Татьяна Сергеевна метнулась за соседкой.

Вскоре в комнату в сопровождении матери вошла молодая женщина.

– Присаживайтесь, – произнесла Надюша тоном, каким обычно встречает посетителей в райкоме, и жестом указала на стул.

Соседка неуверенно присела на край стула, теребя пальцами полу кофты, стараясь справиться с волнением.

– Не волнуйтесь, – Надюша сменила начальственный тон на доброжелательный. – Что у вас за вопрос?

– Не знаю, с чего начать, – женщине наконец удалось унять дрожь в руках.

– Начните с главного. Как вас зовут?

– Клава я, Клавдия Ивановна Наумова. У меня двое детей, старшему Ване десять, а доченьке Леночке вот только шесть годочков исполнилось. Она у меня поздно пошла, болела. Но как пошла – так не остановишь, я только радуюсь этому, везде ее с собой беру.

– Ну и замечательно, а вопрос-то в чем? – нетерпеливо перебила Надюша, она уже пожалела, что согласилась на встречу.

Весь этот разговор, казалось, не сулил ничего серьезного.

– Я и говорю, что Настеньку кругом с собой беру, а в магазин часто забегать приходится, вдруг что выбросят. Так вот, в нашем магазине отовариваются многодетные мамы.

– И что в этом плохого, так положено, что женщины, имеющие троих и более детей, получают дополнительный продуктовый паек.

– Так если бы дополнительный, а то им дают то, что мои дети не видят, – Клавдия Ивановна вдруг выпрямилась на стуле, словно приготовилась сообщить что-то очень важное и доказать свою правоту. – Сколько раз случалось, что передо мной многодетная мамочка отоваривалась. Но, пока ей на прилавок гречку, там, или тушенку ставят, Настенька моя молчит, а как сгущенное молоко или сосиски, а еще хуже – апельсины с яблоками, так дочка ко мне с просьбой приступает: купи да купи. Не могу, отвечаю ей, купить тебе этого. А она мне – почему, посмотри, ведь у тебя такие же денежки, как и у тетеньки. Ну как я могу объяснить шестилетнему ребенку, что у тетеньки детей трое – им положено это есть, а у меня их двое – моим не положено.

– Рожайте третьего, и проблема решится сама собой, – назидательно произнесла Надюша.

– Но не могу я третьего. Мне врачи и этих-то двоих запрещали рожать, а что Настя выживет – и не надеялась…

Женщина как-то сникла вдруг, опустила голову.

– Простите, я не знала. Но чем я вам могу помочь в данной ситуации?

– Можете, еще как можете, вы же власть, – соседка встрепенулась, снова выпрямилась на стуле, украдкой смахнув непрошенную слезу. – Я вот что предлагаю. Пусть те, у кого трое, на троих продукты и получают, а если у меня двое, так и дайте мне на двоих, или на одного, у кого один ребенок. Ведь нашим детям тоже хочется и апельсинчика, и молока сгущенного… А? Как вы думаете?

Надюша ответила не сразу. В комнате повисла напряженная пауза.

– Хорошо, я посмотрю, что можно предпринять, – Надюша резко поднялась, давая понять, что разговор окончен.

По дороге домой Надюша то и дело мысленно возвращалась к разговору с Клавдией. «Да, это несправедливо, что ее дети не получают гречку и сгущенное молоко, хотя сгущенка скорее лакомство, чем необходимость, но все равно», – вздыхала про себя Надюша и тут же пыталась успокоить свою совесть: случай этой женщины исключение, прискорбное, но исключение. А в основном современные женщины стали грамотными, теперь они сначала для себя пожить хотят, не торопятся обзаводиться детьми…

«А сама-то сколько родила? Для самой-то что главное в этой жизни?» Этот голос прозвучал в ней так ясно, что Надюша даже обернулась, ей на мгновенье показалось, что спрашивает кто-то сидящий рядом. «Господи, в машине же никого, кроме меня и шофера, а Семен Иванович никогда во время езды не отвлекается на посторонние разговоры, – ей стало неловко за свой испуг. – А с распределением продуктов для детей надо что-то решать…» Надюша снова мысленно вернулась к разговору с Клавдией, но спустя минуту все ушло на второй план, и Надюша вдруг явственно осознала, что ей уже тридцать три года и у нее нет детей. Но даже не это открытие привело ее в замешательство, а то, что за последние пять лет ее семейной жизни она ни разу не забеременела. «А что ты хотела, девонька, после двух абортов? – съехидничал в ней тот же незнакомый дотоле голос. – За что, как говорится, боролась…»

– Надежда Николаевна, – от навязчивых мыслей ее отвлек Семен Иванович, – вы еще на работу или можно уже домой?