Мы с ней словно вновь были на последнем курсе медицинского университета, где была практика и беззаботные дни под крышами разных медицинских учреждений. В том промежутке, учась в разных корпусах, мы нередко сталкивались с друг другом. Виктория любила быть слишком шумной и звонкой, смеяться открыто, сгибаясь пополам, и обеды в студенческой столовой. Для нашего университета обед – целая традиция, практически ритуал. Нас не только обучали лечить, но и быть достойными людьми, способными олицетворять здорового и пышущего силами человека. Меня переучить оказалось сложнее. Несмотря на то, что я всегда была прилежной студенткой, готовой к любым свершениям.

– Хочешь знать мое мнение? Будь я не твоём месте, меня бы уже сейчас здесь не было. И горячий круассан с шоколадом не остановил бы меня. У тебя есть возможность поехать и узнать о своём горе-любовничке как можно больше, отпустить ситуацию, простить, наконец, его, позволить покоиться с миром. На тебе нет лица. Ты ходишь, подобно тени. Поезжай к этому самодовольному болвану и покажи, что так с тобой обращаться не стоит. Хочет выставку? Пусть научится правилам хорошего тона.

Виктория в своём синем костюме медработника и с раскрасневшимся щеками выглядела возбужденной, швырнув окурок в урну и вызывая во мне желание издать короткий смешок. Она всегда была боевой и гордой. Мне есть чему поучиться у неё.

– Отдай сюда свой круассан, который мешает тебе нормально думать, и бегом писать заявление. Тебе ещё собираться в страну прекрасных грёз.

Не удержавшись, я расхохоталась, в последний раз вцепившись в мягкую плоть выпечки зубами, словно делая похуже своей боевой подруге, и, отдав французскую сладость, слишком резво для высоты своих каблуков подскочила с места.

– Можешь пожелать мне удачи.

– Желаю удачи и, Бога ради, сними ты эти ходули. У меня от их вида голова идёт кругом.

Трудно признавать это, но сейчас я даже начала потихоньку смеяться. Снова. Пусть и без такого энтузиазма, который был у меня раньше, сводящего скулы и вызывающего першение в горле от хохота.

Мы с Маттео постоянно хохотали над какими-то нелепыми шутками, понятными лишь нам. Долгое время, когда мы только начинали познавать грани друг друга, я не понимала его странный юмор, который не то что не смешил меня, а порой казался непозволительным и задевающим. Но я могу с большой уверенностью сказать одно: благодаря ему я ко всему научилась относиться проще.

Однажды мы проспали на поезд после бессонной ночи, которую провели, наслаждаясь друг другом. С ноющими ногами и с не самым презентабельным видом мы неслись по станции, изворотливо обходя людей и порой бросая редкие извинения. Приличия ради, потому что на самом деле нам не были никакого дела до этого. Маттео тащил меня за руку, пока я заливисто смеялась. Открытие очередной выставки состоялось без него. Но в тот момент не было нервов, раздражения, наивысшей степени отчаяния. Мы просто, купив бутылку шампанского в ближайшем пыльном алкомаркете и усевшись на своих чемоданах, откупорили ее, заливая руки. Помню его шипучесть, резкость, приторность и дешёвый вкус, но в этом было слишком много непостижимой ранее глубины. Только вот, наталкиваясь на скалы реальности, я понимаю, что любовь – Ада десятый круг. В нем любящие сердца вырывают из груди черти, скармливая голодным гарпиям, а свежие раны засыпают известкой, чтобы там больше никогда ничего не выросло.

Я не помнила, как ноги несли меня в отдел кадров, а руки писали заявление. Помню лишь сострадающий взгляд пожилой женщины, работающей там, с которой мы виделись всего один раз: когда я оформлялось на своё место работы. А ещё то, что они дали мне столько времени, сколько потребуется. Но я, как никто другой, знала, что его всегда слишком мало, сколько бы тебе его не дали. Люди так устроены: осознают ценность каждой минуты, когда она уже истекла, обретая вечность и необратимость, ибо вернуть можно все, пусть и величайшим трудом, но время – нет. Люди бессильны перед его величием, упавшая чашка не склеится сама по себе, ее целостность будет испорчена. И, во избежание ожогов, ей придётся постигнуть всего одну необратимую участь: оказаться выброшенной в мусорное ведро.

Сомнения, которые сопровождали меня на протяжении всей дороги в аэропорт, удвоились от скопления людей, прилетающих и спешащих на свои рейсы. С какой частотой случаются крушения, и что человек ощущает, паря в мясорубке этой железной махины, разваливающейся по частям, зная, что соприкосновение с землей неизбежно?

Мне хочется вернуться домой, спрятаться от всего мира и провести эти дни, свернувшись на своей кровати под тремя одеялами. Все равно никто не заметит, есть я или нет, кроме Ло, конечно же, которая временно покинула Питер, выехав в свой долгожданный отпуск. Не то чтобы я жаловалась, но единственный человек, которому я пишу SMS с предупреждением о своём отъезде, это бабушка. С матерью мы не контактируем. После того случая, когда мы ужинали вместе. Ты не понравился ей тогда. Пытался унять нарастающий конфликт, но все закончилось выбором между тобой и человеком, который всю жизнь вёл себя холодно и эгоистично по отношению ко мне. Поэтому мне пришлось усвоить очевидное правило: любовь – единственное, что заслуживает шанса быть выбранным в веренице предложенного свыше.

Вижу, как мужчина встречает возлюбленную с букетом лилий. Она бросается на его шею и целует его куда-то за границу волос. Хаотично и отчаянно. Отвожу взгляд и, как практически неделю тому назад, набираю Ральфа. Мне не хочется объясняться перед ним, раскрывая причины своего приезда на день раньше, но все, что у меня есть – адрес и полнейшее отсутствие ориентировки в незнакомой стране.

– Вивьен, – знакомый голос, прокуренный и с хрипотцой, вынуждает волоски на моем теле оживиться.

– Ральф. У меня вылет через тридцать минут.

Неопределённое молчание, словно мужчина по ту сторону сомневался в том, что я действительно решилась.

– Я вышлю адрес SMS. У меня будут лекции. Возьми такси и приезжай к университету. Подождёшь меня там. Непосредственно в аудитории. Так, чтобы я тебя видел и не думал, что ты решишь в любой момент сбежать. Я попрошу, чтобы у ворот тебя встретили и провели, – властные ноты, стальные, практически непоколебимые. Он явно был педантом, не терпящим возражений и споров.

– Я могу дождаться тебя в отеле или дома, – не люблю, когда мне указывают.

Раздражённый вдох по ту сторону. Прочищает горло.

– Ты подождёшь меня там, где я сказал, Вивьен. Я не Маттео – упрямство меня не восхищает. И ещё, надеюсь, ты хоть немного знаешь итальянский. Счастливого полёта и сил не умереть от разрыва сердца и удивления, увидев, что скрывает этот мир за пределами твоей раковины.

Тихий смешок. Скорее, несколько ребяческий, обрывающийся характерным звуком, оповещающим о конце разговора.

Черт бы тебя побрал.

Сегодня в полете мне снился сон. Тревожный и глубокий. Маттео звал меня за собой. Его руки сухие и горячие, тянулись ко мне, словно я была ещё одним шансом на жизнь. Я шла к нему навстречу, но с каждым шагом он оказывался все дальше от меня, как недосягаемый мираж. Его губы шептали мое имя, пока голос становился все более глухим, эхом разносясь в пределах моего подсознания.

В аэропорту я беру такси. Называю адрес и лишь изредка отвечаю мужчине шаблонными фразами. На самом деле, мой итальянский довольно хорош. И впервые в жизни говорю себе спасибо за то, что однажды из скуки взялась за его излучение, вскоре погрузившись в него с головой.

Машина плывёт по идеальным улочкам Милана, и дух захватывает от красот, открывающихся перед глазами. Гордость не позволяет признать это, но Ральф был прав. Мое сердце трепещет в груди и параллельно этому опасается натолкнуться на те знакомые места, по которым мы блуждали однажды. Но сейчас мы едем абсолютно другой дорогой. Это современное сердце Италии и жемчужина искусства, горящего холодным пламенем лишь потому, что огонь его вечен. Каждая улица – часть истории, нерушимый паззл общей картины, имеющей необычайную важность. Античность вперемешку с пестрой архитектурой нового времени. Собор Санта-Мария-Насенте – главный символ Милана. Душа города утонченного вкуса, расположенная на одноименной улице. Эпицентр скопления туристов, которых привлекает одно из самых больших религиозных сооружений мира. Готический стиль: для многих каменная безжизненная глыба, для других же – символ нерушимости и силы искусства. 135 шпиль, тянущихся к небу, и 2 245 мраморных статуй. Следом – статуя короля Виктора Эммануила II, поражающая своим блеском, Ла Скала и Миланская консерватория имени Джузеппе Верди.