– Виктор. Он у моей тёти в Армавире. Чудесный мальчуган, и со временем будет очень похож на тебя. Насчёт женитьбы я, конечно же, пошутила.

– Я не смогу без тебя, – тихо сказал он. Людмила встала, подошла к нему сзади, обняла, прижалась к его затылку и тихо сказала: – Я тоже, но ведь ты хочешь бежать из России…

Лавр помотал головой: – Не знаю… ничего не знаю, но потерять тебя снова я не смогу…

Она поцеловала его в макушку, вернулась на свое место и, положив по-мужски сжатые в кулаки руки на стол, сказала: – С женитьбой, до победы мировой революции, мы подождём. Давай подумаем, как жить дальше?

– Не знаю, – он снова покачал головой – Но воевать против своего народа не буду.

– А защищать будешь? – спросила Людмила – Меня, Витюшку, родных, землю, на которой ты вырос?

Лавр не успел ответить. В дверь постучали, и на пороге появился красноармеец: – Разрешите, товарищ Донская? Командир второго эскадрона до вас послал. Личный состав на занятия для изучения Азбуки Коммунизма²⁴ собран.

– Сейчас иду, – ответила она, и встала, расправив гимнастерку, – что у нас сегодня?

– Параграф № 49. Там про… это … – он собрал лоб в гармошку и через мгновение радостно выпалил: – Вот! «О материальной возможности осуществления прав рабочего класса», а потом эскадронный про положение на фронтах расскажет.

Людмила посмотрела на Лавра, боец по своему расценил её взгляд и потянул из кобуры наган: – А их благородие я сейчас, в карцер возверну и караул приставлю.

– Лавр Павлович Ермаков, старый проверенный товарищ, и в конвое не нуждается, – она строго взглянула на него, – свободен, скажи, что через пять минут начнём.

Когда дверь закрылась, Людмила выдержала паузу, и как о решённом, сказала: – Я на политчас, а ты подумай о том, что будем делать дальше. Прежде всего, надо решить, что ты делал по дороге в Новороссийск.

Затем достала из стола папиросы, положила сверху фотографию сына, чмокнула его в щёку и вышла.

Лавр закурил и взял фотокарточку в руки. На него смотрел, насупив сросшиеся брови, вихрастый белобрысый мальчуган в светлой рубашке и длинных штанах с помочью через плечо. «Я тоже в детстве блондинистый был», – мелькнула мысль, и на мгновение, неведомая сила перенесла его в прошлое. Он вдруг отчетливо ощутил запах нагретого южным солнцем разнотравья и голос матери: – Лавруша, давай быстренько домой! Обед стынет!

Из-под крепко зажмуренных глаз покатились слёзы. Лавр вытер их и судорожно затянулся. Прошлое не отпускало… Мать, отец, бабушка, двоюродный брат, погибший под Перемышлем. Он явственно видел их лица и слышал до боли знакомые голоса.

Звук хлопнувшей двери разорвал цепь воспоминаний и вернул его в реальность. Людмила села за стол, налила себе чаю и, сделав несколько глотков, спросила: – Скажи Лавр, у тебя есть или может, были родственники в Новороссийске?

– Почему были, у меня там тётя, мамина сестра, – он взял в руки фотографию и вопросительно посмотрел на неё, – я оставлю себе?

– Да, конечно…– кивнула она, – ты знаешь её адрес?

– Знаю. Это для того, чтобы объяснить моё появление?

– Правильно, – и пристально посмотрев на него, спросила – скажи Лавр, только честно, ты у белых не служил? Это буду знать только я.

– Нет, – твердо ответил он и, не дожидаясь очередного вопроса, продолжил, – в январе меня ранило под Шамхором. Как только в марте встал на ноги, сразу начал пробираться на Кубань.

– А что в Баку не остался, говорят очень красивый город?

– Красивый, но там образовался какой-то вакуум власти.

Людмила удивленно вскинула брови: – Это как?

– Дашнаки²⁵, мусаватисты²⁶, эсеры²⁷, Бакинский совет… Я не мог, да и не хотел разбираться в этом бедламе.  Шаумян²⁸ вроде бы создал коалицию между большевиками, армянами и мусульманами, однако она продержалась недолго. Вернулся домой, мама не дождалась, родственники неизвестно где. Попытался найти тебя. Работал, где придётся. Думал, что всё успокоится, а когда надежды закончились, решил бежать, – он закурил и твёрдо добавил – воевать я не буду!

– Я тебе воевать не предлагаю. Вернее предлагаю, но против тех, кто враги любого строя. Я хочу, чтобы ты вернулся в уголовный розыск.

Лавр усмехнулся. Она подняла руку и, предупреждая его, продолжила: – Молодой стране нужны профессионалы. Кругом разруха, у народа на руках огромное количество оружия. Волна преступности, поднятая амнистией Керенского²⁹, не спадает. Его птенцы разлетелись по всей стране, и многие их них прилетели на юг. Сегодня ситуация изменилась. Если раньше большинство бывших полицейских было уволено и их место заняли неопытные солдаты, студенты и молодые рабочие, то сейчас правительство положительно относится к возвращению опытных и грамотных сотрудников. Так где живёт твоя тетя?

– В центре, в доме 63 по Серебряковской³⁰, Волощенко Галина Григорьевна. Преподавала историю в гимназии.

– Завтра я подготовлю рекомендательное письмо, подпишу у комполка, и выпишем тебе пропуск в Екатеринодар. Там явишься к председателю ревкома³¹… и в бой!

– Скажи, а где Хельга?

Ее губы зло искривились: – Эта эсеровская сучка в Цюрихе, ещё в 18-м с Русановым³² сбежала… Хорошо бороться за счастье народа, который голодает, жуя швейцарский сыр и шоколад! Кстати, а где Викентий?

– Не знаю – покачал головой Лавр, – я потерял его ещё в конце 1916 года, Кто-то говорил, что его видели в Женеве.

***

– Он же беляк! Пробирался в Новороссийск! – комполка потёр виски руками, – как ты можешь за него просить! Не понимаю! Где твое классовое чутьё, товарищ Донская?

– В первых не беляк, а офицер русской армии, как впрочем, и ты. Во вторых, он шёл в Новороссийск, к тётке. В-третьих, я его знаю с 1907 года, он ничем себя не запятнал. Когда я была в ссылке, Ермаков не прерывал со мной отношений, а это о многом говорит. Вспомни декрет 1918 года, когда стали брать в армию бывших офицеров³³. Война скоро закончится, а бандиты останутся. Забыл о бубновом терроре в Чите³⁴? У нас этой сволоты не меньше, ты, что ли их ловить будешь?

– Партия скажет, буду! Вот этой рукой, – он потряс жилистым кулаком, – расстреливать буду!

Людмила весело рассмеялась: – Чтобы расстрелять, сначала поймать надо, а ты можешь только шашкой махать! Сколько ты уже воюешь?

– С 1914 и ещё на японской успел побывать, – угрюмо ответил комполка.

– Вот скажи, что такое дактилоскопия? – улыбнулась Людмила, и не дожидаясь ответа, сказала, – пойми, Евгений Макарыч, новой России, нужны старые специалисты, пока своих не обучим, – и мягко добавила, – подпиши!

Он взял бумагу и прочёл вслух: – Товарищ Л.П. Ермаков командируется в г. Екатеринодар для работы в рабоче-крестьянской милиции, – подперев голову, Евгений Макарович хмыкнул, – товарищ, мать его так! Как хоть зовут этого товарища?

– Лавр Павлович.

– Тьфу…, черт его дери, прям как Корнилова³⁵! Слава Богу, хоть не Георгиевич, – помотав головой, он поставил размашистую подпись, тщательно подышав на печать, любовно оттиснул её на бумаге и протянул Людмиле: – Держи! Сама подписать не забудь!

***

Сильный пронизывающий ветер завывал за окном. Они пили чай и молча смотрели друг на друга. Лавр, наконец, решился задать вопрос, который мучил его всё это время: – Люда, что стало с моими друзьями?

– Их расстреляли, – спокойно ответила она и, не отводя взгляда, продолжила, – людей, с которыми ты случайно встретился по дороге в Новороссийск, когда шёл в своей родственнице, расстреляли как врагов революции.

От неожиданно спокойного тона Лавр поперхнулся чаем: – Каких врагов революции? Что ты говоришь! Они пробирались в Новороссийск просто, чтобы уехать! Неужели их нельзя было отпустить с миром?

– Они военные преступники и не имели права покинуть Россию, не ответив за содеянное. Подполковник Иващенко и подпоручик Фролов – офицеры деникинской контрразведки, Я думаю, тебе не надо рассказывать, что это такое. Твой попутчик, ротмистр Головин, был правой рукой Каппеля³⁶. Под его руководством живьём заморожено огромное количество мирных жителей. Их, по его команде выводили на мороз голыми и поливали водой, пока живые люди не превращались в статуи. Они называли это «методом замораживания», и оставляли этот ледяной ад для устрашения населения и бойцов наступающей Красной Армии, – она перебрала бумаги на столе. – у полковника Белова, старшего офицера генерального штаба в подкладку было зашито письмо для «Русского комитета Северо-Запада»³⁷. Он пробирался в Берлин, а гусар Подбельский собирался не в Константинополь, а в Крым, к барону Врангелю. У него, кстати, тоже было рекомендательное письмо. Ты оказался в компании махровых контрреволюционеров, которые под маской спасения Родины, хотели воткнуть нам штык в спину.