– Ты что, скотина, делаешь! – крикнул Лавр в бешенстве, и резко развернувшись, хлёстко ударил солдата в лицо. От неожиданности все застыли. Солдат медленно поднялся, сверля Лавра глазами, размазал кровь по лицу и вдруг проревел: – Ах ты ж сволота, контра белая! А ну в штыки их! – и, выполнив на удивление грамотно ружейный приём «С выпадом, длинным – коли!», ударил штыком. Лавр отклонился, ушёл от воронёного жала и, схватив трёхлинейку¹⁷ за ствол, резко ударил его ногой в живот. Вырвав винтовку, он перехватил её и уже изготовился к бою, но услышав стук копыт, невольно обернулся и не заметил, как один из конвоиров, занёс над его головой карабин. Крик – «Прекратить!», выстрел и удар окованным металлом затыльником приклада по голове сошлись в одной точке вселенной, и Лавр провалился в пустоту…

***

Ощущение себя в пространстве происходило постепенно. Он увидел мутную грязно-серую, слегка плавающую перед глазами пелену и сообразил, что это саманный потолок. Затем услышал старческий надтреснутый голос: – Товарищ комиссар, это всего лишь обычное сотрясение мозга. Затылочная кость цела, шейный отдел, на первый взгляд, без смещения. Он должен скоро прийти в себя. Ночь понаблюдаем, а утром милости прошу. Сегодня вы вряд ли сможете общаться.

Дверь негромко хлопнула, Лавр попробовал повернуть голову, но движение отозвалось в голове резкой болью. Ощущение было таким, как будто мозг превратился в один большой раскалённый булыжник, который плавает в черепной коробке сам по себе.

– Отлично! Мы уже пришли в себя! – раздался уже знакомый голос.

Он попытался скосить глаза, но даже это незаметное в обычной жизни движение вызвало боль. Опустив веки, он бессильно откинулся на подушку.

– Лежите спокойно и не шевелитесь. Вас не тошнит?

Лавр улыбнулся: – Нечем…– и, почувствовав над собой лёгкую тень, медленно приоткрыл глаза.

Пожилой человек в белоснежном на удивление халате и шапочке, посверкивая стёклышками пенсне, доброжелательно улыбался: – Давайте-ка, батенька, попробуем встать. Только медленно! Сначала повернитесь на бок.

Лавр осторожно встал. Его шатнуло в сторону, и он ухватился за спинку кровати.

– Прекрасно! – сказал врач. – Попробуйте медленно повернуть голову. Нигде не болит? Теперь нагните её вперёд.

Он быстро, прохладными пальцами, ощупал его шею, приговаривая – С3, С4¹⁸ в порядке, пятый, шестой тоже, слава Богу, в норме, – и поднял вверх палец, – следите, за ним, не поворачивая головы!

Поводив им в разные стороны, он приблизил его к кончику носа и убрав, удовлетворённо произнёс: – Незначительный горизонтальный нистагм¹⁹ имеется, что, впрочем, и следовало ожидать. Я больше всего опасался хлыстовой травмы²⁰, но Бог миловал! Полагаю, через недельку вы будете практически здоровы.

– Где я нахожусь? – он обхватил обеими руками голову и, не зная как обращаться к врачу, вопросительно поглядел на него.

– Вы находитесь в полевом лазарете 8-й Армии РККА²¹, а я ваш лечащий врач – и, вздохнув, добавил – губернский врачебный инспектор Курской губернии, доктор медицины Дмитрий Анатольевич Раев, ваш покорный слуга.

– Как же вас занесло в наши палестины?

Дмитрий Анатольевич снова вздохнул: – Война… Все смешалось в доме Облонских²², – он повернулся к стеклянному дребезжащему столику и начал готовить шприц, – сейчас я сделаю инекцию, вы заснёте, а утром вам будет гораздо лучше.

***

Доктор оказался прав, утром Лавр чувствовал себя значительно бодрее. Голова ещё слегка кружилась, но мозг уже не бултыхался, а сидел тихо, лишь иногда напоминая о себе лёгкой болью. Ему принесли миску пшённой каши и кружку с морковным чаем. Он с аппетитом поел и потянулся за папиросой.

– А вот от курения настоятельно рекомендую воздержаться, – произнёс Дмитрий Анатольевич, который внимательно за ним наблюдал, – вас не тошнит от приёма пищи? Это очень хороший признак! Дайте организму прийти в норму.

В дверь просунулась лохматая голова: – Доктор, пленную контру комиссар к себе требует.

Они вышли на узенькую сельскую улицу. Через два дома Раев остановился и указал на приземистую избу с красным флагом, криво прибитым к козырьку: – Вам сюда. Назад дорогу найдете?

Лавр усмехнулся: – Если доведётся… Но при любом стечении обстоятельств, я вам весьма признателен за верность клятве Гиппократа.

Он, не оборачиваясь, поднялся по трём скрипучим ступенькам, резко выдохнул, открыл дверь и шагнул в хату.

– Здрав…– у него перехватило дыхание, ноги вдруг стали ватными и он прислонился к косяку, не в силах шагнуть вперед. За столом в кожаной куртке, кубанке с красной лентой и маузером в тяжёлой деревянной кобуре сидела Людмила. Она подошла к двери, не торопясь, заперла и вдруг, резко повернувшись, обхватила Лавра за шею и неожиданно навзрыд по-бабьи заплакала: – Господи! Слава Богу, живой! Я же случайно назад вернулась, папку с постановлениями Реввоенсовета²³ забыла. Чудом успела в воздух выстрелить!

Слезы ручьём текли по лицу, спазм перехватил горло, и Лавр никак не мог взять себя в руки: – Дай воды…– сдавленно произнёс он.

Наконец они пришли в себя и сели за стол. Людмила налила чаю: Через два месяца после начала войны я вернулась из ссылки домой. Успела получить от тебя письмо, где ты писал, что отправляешься в действующую армию и всё…

– Я писал тебе с фронта, на сибирский адрес, надеялся, что письма перешлют. В 1918 году, в мае, приехал в Армавир, хотел найти твоих родителей, но мне сказали, что они уехали, а куда никто не знал.

Она горько усмехнулась: – В мае 18 – го они уже были в Вене, там у нас… – Людмила запнулась, – у них небольшая недвижимость. Был жуткий скандал, когда я наотрез отказалась с ними ехать. Отец меня проклял, – она помолчала, – наверное, это были самые тяжёлые дни в моей жизни.

– Господи… Людмила! Как ты оказалась в Красной Армии? Вот это всё… – он показал рукой на кожанку, маузер и стоящую в углу лёгкую шашку с серебряным набором, – откуда? Зачем?

– А где я должна была оказаться? – она искренне удивилась – Я в партии с 1906 года, прошла ссылку! Моё место здесь, среди товарищей. Лучше скажи, что ты здесь делаешь? Впрочем, можешь не отвечать, пробирался в Новороссийск?

– Да, – коротко ответил Лавр, и дёрнув щекой заросшей недельной щетиной, продолжил, – да, я пробирался в Новороссийск, чтобы уехать из этого ада, где с меня, боевого офицера, сорвали погоны и затоптали их в грязь на моих глазах. Где солдаты подняли на штыки полковника, который всю свою ратную жизнь пёкся об их благе и ел с ними из одного котелка! Не знаю, что я буду делать на чужбине, но здесь я оставаться не хочу! Я подданный Российской империи, которой более не существует ни в политическом, ни в физическом смысле. Есть территория под названием Евразия…, а ей я не присягал!

Спокойно выслушав гневную тираду, Людмила, не повышая голоса, произнесла: – В Новороссийск ты уже не успел. Сегодня утром последний корабль вышел из порта. То, что осталось от Добровольческой армии, кажется, Зюнгарский полк и остатки донцов эвакуированы в Крым, к Врангелю, но мы их и там достанем. Пойми…, белое движение – как единая боевая единица перестало существовать. Донские, кубанские и терские казаки приняли условия капитуляции. Давай, Лавр, вместе строить новую, свободную жизнь. Твоё будущее здесь, в России. Нет Российской империи, – в голосе проскакивали незнакомые Лавру интонации – Но есть Россия, которую надо поднимать с колен и выводить из разрухи, и вот ещё… – её голос вдруг смягчился, а глаза предательски заблестели. Она раскрыла папку и достала небольшую фотографию: – Это твой сын.

Ему показалась, что он ослышался: – Сын??? Господи, почему ты молчала?

– Я не молчала, а сказала тебе при первой же встрече, – она улыбнулась и сразу же превратилась в прежнюю Людмилу из прошлого. – Теперь как дворянин, офицер и просто порядочный человек вы обязаны на мне жениться!

Лавр долго молчал, осмысливая услышанное: – Как его зовут?