Я коротко помахала им рукой и свернула на боковую тропку, которая вела к поляне на горе. Все называли это место «Новым домом», хотя о том, что здесь когда-нибудь поднимется дом, говорил только штабель бревен и множество вбитых в землю колышков с натянутой между ними бечевкой. Они отмечали место и размеры дома, который Джейми собирался построить взамен сгоревшего, – конечно, когда мы вернемся.

Я заметила, что Джейми передвинул колышки. Большая гостиная стала еще просторнее, а рядом с задней комнатой, где я собиралась устроить хирургическую, появилось нечто вроде нароста, скорее всего, отдельная кладовая.

Сам архитектор, совершенно голый, сидел на бревне и обозревал свои владения.

– Меня ждешь? – спросила я, снимая шаль и вешая на ветку неподалеку.

– А то! – Он улыбнулся и почесал грудь. – Я подумал, что тебя наверняка воспламенит вид моей голой задницы. Или это был зад Бобби?

– У Бобби нет задницы. Ты знаешь, что ниже шеи у тебя нет ни одного седого волоска? Интересно, почему?

Он глянул вниз, рассматривая себя, но я сказала чистую правду. В его огненно-рыжей шевелюре серебрилось всего несколько прядей, но борода, которую он отрастил зимой, а несколько дней назад тщательно и с великими муками сбрил, сильно поседела и казалась подернутой инеем. Зато волосы на груди по-прежнему были темно-каштановыми, а те, что росли ниже, – пушистой массой ярко-рыжих.

Джейми опустил взгляд еще ниже и задумчиво почесал буйную растительность.

– Думаю, он прячется, – заметил он и, приподняв бровь, посмотрел на меня. – Хочешь подойти и помочь его отыскать?

Я подошла и послушно опустилась на колени. Потерянное сокровище на самом деле отлично просматривалось, хотя, надо признать, после недавнего купания выглядело поникшим и приобрело довольно интересный бледно-голубой оттенок.

– Что ж, – сказала я после секундного осмотра, – большие дубы растут из крошечных желудей. Ну, мне так говорили.

От тепла моего рта по телу Джейми пробежала дрожь, и я невольно обхватила ладонями его яички.

– Пресвятой боже, – выдохнул он, и его руки легко коснулись моей головы, словно благословляя.

– Что ты сказала? – спросил он мгновением позже.

Я оторвалась от своего занятия, чтобы вздохнуть.

– Я говорю, что нахожу «гусиную кожу» весьма эротичной.

– Гораздо эротичнее то, от чего она появляется, – заверил Джейми. – Сними рубашку, саксоночка. Я почти четыре месяца не видел тебя обнаженной.

– Ну… да, не видел, – согласилась я, чуть помешкав. – И я не уверена, что хочу, чтобы ты смотрел.

Джейми поднял бровь.

– Почему это?

– Потому, что я долгие недели не выходила из дома, не видела толком солнца и почти не двигалась. Сейчас я, наверное, выгляжу, как одна из личинок, что живут под камнями, – жирная, бледная и рыхло-влажная.

– Влажная? – переспросил он, расплываясь в улыбке.

– Рыхло-влажная, – с достоинством ответила я, обхватив себя руками.

Джейми сжал губы, медленно выдохнул и, склонив голову набок, принялся меня разглядывать.

– Мне нравится, когда ты пухленькая, но я прекрасно знаю, что это не так, – сказал он. – Каждую ночь с конца января я обнимаю тебя и чувствую твои ребра. Что касается белизны – так ты всегда была белой, сколько я тебя знаю, меня этим не удивишь. А уж если говорить о влажности…

Он протянул руку и, шевельнув пальцами, поманил меня к себе.

– Думаю, мне это понравится.

Я хмыкнула, все еще неуверенно. Джейми вздохнул.

– Саксоночка, я не видел тебя без одежды целых четыре месяца. Значит, если ты сейчас снимешь рубашку, то будешь самым прекрасным зрелищем из всего, что я видел за эти четыре месяца. Не думаю, что в моем возрасте я вспомню, что было раньше.

Рассмеявшись, я без дальнейших возражений встала и потянула за тесемки на горловине сорочки, потом изогнулась, и она соскользнула, упав у моих ног.

Джейми закрыл глаза, глубоко вздохнул и снова открыл.

– Я ослеплен, – тихо сказал он, протягивая мне руку.

– Ослеплен, как лучами солнца, которые отражаются от снежной равнины? – спросила я с сомнением в голосе. – Или как если бы ты столкнулся лицом к лицу с Горгоной?

– От взгляда на Горгону превращаешься в камень, а не слепнешь, – назидательно сообщил Джейми. – Хотя, если подумать…

Он потыкал себя указательным пальцем.

– Я еще могу превратиться в камень. Да иди же сюда, ради бога!

Я подошла.

Заснула я в тепле тела Джейми, и через некоторое время проснулась, уютно закутанная его пледом. Я потянулась и потревожила белку, которая которая рискнула спуститься по ветке над моей головой, чтобы лучше меня рассмотреть. Ей явно не понравилось то, что она увидела, и она возмущенно зацокала.

– Ох, тише! – сказала я, зевнув, и села.

Белка сочла это оскорблением и устроила настоящую истерику, но я не обращала на нее внимания. Как ни странно, Джейми ушел.

Сначала я подумала, что он отошел в лес по нужде, и быстро огляделась, но Джейми нигде не было. Тогда я завернулась в плед и встала на ноги, однако не обнаружила никаких следов Джейми.

Я ничего не слышала, пока спала; наверняка если бы кто-то пришел, я бы проснулась… или Джейми бы меня разбудил. Я прислушалась, но, поскольку белка ускакала по своим делам, услышала только обычные звуки просыпающегося по весне леса: шепот и порывы ветра в свежей листве деревьев, редкий треск падающей ветки, приглушенный стук отскакивающих от земли прошлогодних сосновых шишек и каштанов, далекий зов сойки, пересвист стайки крохотных поползней, искавших, чем бы поживиться в высокой траве, шуршание голодной полевки среди прелой листвы.

Сойка все кричала, вскоре к ней присоединилась еще одна, вторила пронзительно и тревожно. Может, Джейми ушел в ту сторону?

Размотав плед, я надела сорочку и ботинки. Близился вечер. Мы – ну, по крайней мере я – проспали довольно долго. Солнце еще грело, но в тени под деревьями стало прохладно. Я накинула шаль и сунула под мышку свернутый плед Джейми, наверняка пригодится.

Я пошла на зов соек вверх по холму, прочь от поляны. Пара соек гнездилась у Белого ручья, всего лишь пару дней назад я видела, как они вьют гнездо.

Белый ручей находился совсем рядом от места для нового дома, но почему-то именно у этого источника казалось, что вокруг непроходимая глушь. Он брал начало посреди небольшой рощицы, где росли белый ясень и болиголов, а с восточной стороны его закрывал скалистый выступ, изъеденный лишайником. Любая вода создает вокруг себя ощущение жизни, а горные родники несут с собой особое чувство тихой радости, которая поднимается прямо из сердца земли. Белый ручей, названный так из-за огромного белого валуна, который, как страж, стоял над его заводью, дарил нечто большее: чувство непоколебимого спокойствия.

Чем ближе я подходила, тем крепче становилась уверенность, что именно там я и найду Джейми.

– Здесь есть то, что слушает, – однажды сказал он Брианне, как бы невзначай. – Похожие водоемы встречаются в горах Шотландии, там их называют священными. Поговаривают, что возле этих источников живут святые и слушают людские молитвы.

– И какой же святой живет у Белого ручья? – скептически спросила она. – Святой Киллиан?[28]

– Почему именно он?

– Святой покровитель больных подагрой и ревматизмом, а также маляров.

Джейми рассмеялся и покачал головой.

– Уж не знаю, что обитает в этих водах, но оно намного старше понятия «святой», – заверил он Брианну. – И оно слушает.

Я мягко ступала, приближаясь к ручью. Сойки затихли.

Джейми был там: в одной рубашке сидел на камне у воды. Стало понятно, почему сойки вновь занялись своими делами, – Джейми сидел неподвижно, как и сам белый валун, закрыв глаза и расслабленно положив руки ладонями вверх на колени, словно ждал, когда на него снизойдет благодать.

Увидев его, я сразу остановилась. Однажды я уже видела, как Джейми здесь молился: просил Дугала Маккензи о помощи в битве. Не знаю, с кем теперь говорил Джейми, но у меня не было ни малейшего желания вмешиваться в этот разговор.