Что ж, по крайней мере, я не мерзла.

Упаковать аптечку оказалось почти так же просто. Скорбно вздохнув над кучкой пепла, в которую превратился мой замечательный медицинский саквояж с изящными инструментами и множеством бутылочек, я перебрала кучку спасенных остатков моей хирургической. Помятый цилиндр микроскопа. Три почерневшие от огня керамические банки, одна из которых была без крышки, а другая треснула. Большая жестянка гусиного жира, смешанного с камфарой, сейчас почти пустая после долгой зимы с простудами и кашлем. Стопка обгорелых страниц, вырванных из журнала с медицинскими записями, который начал еще Дэниел Роулингс, а я продолжила. Мое настроение слегка улучшилось, когда среди спасенных листков обнаружился один с рецептом особенного слабительного, изобретенного самим доктором Роулингсом.

Это было одно из немногих его средств, которое оказалось весьма действенным. Я давно уже знала точную формулу наизусть, но порадовалась, что теперь у меня есть напоминание о докторе. Я никогда не встречалась с Дэниелом Роулингсом в реальной жизни, но он стал моим другом с того самого дня, как Джейми вручил мне его медицинский саквояж и журнал для записей. Я бережно сложила листки бумаги и положила в карман.

Большинство моих трав и готовых снадобий погибли в огне вместе с глиняными кувшинами, стеклянными флаконами и большими чашами с питательным бульоном, в которых я выращивала пенициллиновую плесень. И хирургическими пилами. У меня оставался один скальпель и почерневшее лезвие малой ампутационной пилы. У нее сильно обгорела ручка, но я не сомневалась, что Джейми сделает новую.

Жители Риджа щедро поделились с нами тем немногим, что осталось у них в конце зимы. Мы собрали достаточно еды в дорогу, а многие женщины принесли кое-какие хозяйственные мелочи. У меня были баночки с лавандой, розмарином, окопником и семенами горчицы, две драгоценные стальные иголки, небольшой моток шелка, который я собиралась употребить для швов и как зубную нить (хотя и не упомянула о последнем способе использования тем двум леди, боюсь, их это бы оскорбило), а также весьма скудный запас бинтов и марли для повязок.

Вот спирта хватало с избытком. Пожар не коснулся ни амбара с зерном, ни винокурни. Поскольку зерна для домашних нужд и на корм животных было более чем достаточно, Джейми бережливо перегнал излишки в очень мутный, но крепкий самогон, который мы собирались взять с собой в дорогу и обменивать в пути на необходимые товары. Впрочем, один небольшой бочонок оставили специально для моих нужд, и я аккуратно написала на нем «Квашеная капуста», чтобы ни один воришка не покусился на его содержимое.

– А если на нас нападут неграмотные бандиты? – со смехом спросил Джейми.

– Я это предусмотрела, – сообщила я, показывая ему закупоренный пузырек с мутной жидкостью. – Одеколон с запахом кислой капусты. Оболью им бочонок, как только увижу какого-нибудь подозрительного типа.

– Значит, будем надеяться, что на нас не нападут бандиты-немцы.

– Ты когда-нибудь видел немцев-бандитов? – спросила я.

За исключением нескольких пьяниц и тех, кто избивал своих жен, почти все наши знакомые немцы были честными, работящими и до неприличия добродетельными людьми. Собственно, чему удивляться? Большинство из них перебрались в колонии по религиозным мотивам.

– Настоящих бандитов – нет, – признал Джейми. – Но ты же помнишь Мюллеров, да? Что они сделали с твоими друзьями. Сами Мюллеры не назвали бы себя бандитами, но вот индейцы тускарора с ними бы не согласились.

Джейми сказал чистую правду, и я почувствовала, что затылок словно сдавило холодными пальцами. У Мюллеров, наших немецких соседей, от кори умерли любимая дочь и ее новорожденный сын, и семья решила, что они заразились от индейцев из деревни неподалеку. Помешавшийся от горя старый Мюллер, собрав своих сыновей и зятьев, отправился мстить – и снимать скальпы. Я до сих помню охвативший меня ужас, когда черные с проседью волосы моей подруги Найавенны рассыпались из мешка по моим коленям.

– Как ты думаешь, я уже поседела? – внезапно спросила я.

Джейми удивленно поднял брови, но наклонился и начал ласково перебирать волосы, разглядывая макушку.

– Ну, примерно один волосок из пятидесяти побелел и один из двадцати пяти стал серебристым. А что?

– Тогда, думаю, у меня еще есть время. Найавенна… – Несколько лет я не произносила ее имя вслух, и сейчас, когда выговорила его, почувствовала странное утешение, как будто подруга воскресла. – Она говорила, что я войду в полную силу, когда мои волосы побелеют.

– Мне даже страшно от этой мысли, – ухмыльнулся Джейми.

– А то. Но раз этого пока не случилось, мне придется скальпелем защищать свой бочонок, если в пути мы вдруг наткнемся на шайку воришек – любителей квашеной капусты.

Джейми как-то странно на меня посмотрел, но потом рассмеялся и покачал головой.

Сам он собирался в дорогу более основательно. В ночь после похорон миссис Баг они с Йеном-младшим перетащили золото из-под фундамента дома в другое место. Этот процесс требовал большой осторожности, и перед самым началом я приготовила огромный таз с черствым хлебом, вымоченным в кукурузном самогоне, поставила его неподалеку от развалин, а затем, стоя на садовой дорожке, изо всех сил прокричала: «Свинка-а-а, кушать!»

Какое-то мгновение стояла тишина, а потом белая свинья вылезла из своего логова под фундаментом, огромное бледное пятно на фоне потемневших от дыма камней. Конечно, я прекрасно знала, кто это, но при виде белесой, быстро надвигающейся на меня массы стало не по себе. Пошел густой снег – одна из причин, почему Джейми решил не откладывать задуманное на другой день, – и свинья с такой скоростью неслась вперед через завихрения больших и мягких хлопьев, что походила на самого духа снежной бури, который ведет за собой ветер.

Мне вдруг показалось, что она вот-вот нападет: ее голова качнулась в мою сторону, и зверюга шумно втянула воздух, почуяв мой запах. Но тут, похоже, свинья унюхала еду и повернула к тазу с хлебом. Секундой позже сквозь снежную пелену донеслось отвратительное чавканье: свинья была в восторге от угощения. Джейми с Йеном торопливо выбрались из-за деревьев и приступили к делу.

Потребовалось больше двух недель, чтобы перенести все золото. Джейми с Йеном работали исключительно по ночам и только в снегопад или перед ним, чтобы скрыть следы. Кроме того, они по очереди охраняли развалины Большого дома, высматривая, не появится ли Арч Баг.

– Думаешь, он еще интересуется золотом? – спросила я Джейми в разгар всей этой возни.

Я растирала ему руки, чтобы они согрелись и могли держать ложку. Он зашел домой позавтракать, голодный и окоченевший после того, как всю долгую ночь кружил вокруг сожженного дома, пытаясь разогнать по жилам кровь.

– А что ему остается? – ответил Джейми вполголоса, чтобы не разбудить Хиггинсов. – Его больше ничего не заботит, ну, разве что Йен.

Я поежилась не только от мысли, что где-то в лесу, словно призрак, таится Арч Баг и только жгучая ненависть помогает ему выжить, но и от холода, который принес с собой Джейми. Как все мужчины в горах зимой, он отрастил бороду для тепла, и сейчас в его усах блестели льдинки, а брови заиндевели.

– Ты похож на Санта-Клауса, – прошептала я, подавая ему миску с горячей кашей.

– Я так себя и чувствую, – сипло сказал он, поднес миску к самому носу и, вдыхая горячий пар, блаженно закрыл глаза. – Передай виски, а?

– Предлагаешь налить его в кашу? Там уже есть масло и соль.

Тем не менее я достала бутылку с полки над очагом и передала Джейми.

– Не, хочу разогреть брюхо, иначе не смогу проглотить ни ложки. Ниже шеи я, считай, целиком заледенел.

Со дня похорон от Арча Бага не было ни слуху ни духу, даже следов на снегу никто не видел. Возможно, он укрылся на зиму в надежном убежище или ушел в какую-нибудь индейскую деревню. А может, вообще умер. И, хотя даже думать об этом было жестоко, лично я надеялась, что так оно и случилось.