Для утешения он посмотрел на книжную полку, где под маленькой змейкой, вырезанной из вишневого дерева, лежало письмо. «Мы живы…»
Внезапно Роджеру захотелось сходить за деревянной шкатулкой, вытащить остальные письма, вскрыть и прочитать все до единого. И не только из любопытства, здесь было нечто большее: Роджеру хотелось дотянуться до Клэр и Джейми, прижать доказательства их жизни к лицу, к сердцу и стереть пространство и время, которые пролегли между ним и Фрэзерами.
И все же Роджер сдержался. Они так решили – или, точнее, так решила Бри, – а Клэр и Джейми были ее родителями.
«Я не хочу прочесть все письма сразу, – сказала она, перебирая содержимое шкатулки длинными нежными пальцами. – Это… словно, как только я закончу читать, они… и вправду умрут».
Роджер понимал. До тех пор пока хоть одно письмо оставалось непрочитанным, Клэр и Джейми были живы. Несмотря на свое любопытство историка, Роджер разделял чувства жены. Кроме того…
Родители Брианны писали те письма не как дневниковые записи, которые, возможно, прочитают далекие потомки. Нет, письма писались с определенной и конкретной целью: для связи с ним и Бри. Это означало, что в них вполне могли найтись тревожные сообщения, ведь и тесть, и теща обладали талантом к подобным откровениям.
Вопреки себе Роджер все же встал, взял письмо, развернул и еще раз прочитал постскриптум – хотел удостовериться, что ему не померещилось.
Да, он ничего не выдумал. Слово «кровь» тихонько звенело в ушах Роджера, когда он снова сел. «Итальянский джентльмен». Речь, несомненно, шла о Чарльзе Стюарте, и ни о ком другом. Господи! Какое-то время Роджер сидел, глядя в пустоту, – Мэнди теперь напевала рождественскую песенку «Джингл беллз», – потом встряхнулся, перевернул несколько страниц и вновь начал усердно писать.
Глава II. Мораль
А. Убийство и причинение вреда жизни
Естественно, мы считаем, что убийство по любой причине, исключая самооборону, защиту другого человека или узаконенное использование силы в военное время, абсолютно предосудительно.
Пару секунд он смотрел на эти строки, затем пробормотал: «Напыщенный осел!» – вырвал страницу из дневника, скомкал и выбросил.
Не обращая внимания на Мэнди – а та уже заливисто распевала пародийную версию песенки: «Динь-дилень, Бэммен – пень, Вобин – дуячок!», – Роджер схватил дневник и направился по коридору в кабинет Брианны.
– Кто я такой, чтобы разглагольствовать о морали? – требовательно спросил он.
Брианна оторвалась от страницы с изображением разобранной электрической гидротурбины и посмотрела на мужа бессмысленным взглядом, означающим, что она услышала, но пока еще не соображает, кто говорит и о чем именно. Роджер знал об этой особенности жены и потому с легким нетерпением ждал, когда ее разум переключится с турбины и сосредоточится на нем.
– …разглагольствовать? – переспросила Брианна, нахмурившись, потом моргнула, и ее взгляд принял осмысленное выражение. – Перед кем ты разглагольствуешь?
– Ну… – Роджер поднял исписанную тетрадь и неожиданно смутился. – Наверное, перед детьми.
– Ты и должен разглагольствовать перед своими детьми о морали, – рассудительно заметила она. – Ты же их отец, это твоя обязанность.
Роджер слегка растерялся.
– Ох, но я ведь сам совершил много такого, что говорю им не делать.
Кровь. Да, возможно, это и была защита другого человека. А может, и нет.
Брианна приподняла густую рыжую бровь.
– А ты не слышал о лицемерии во благо? Я думала, что в семинарии вас этому учили, раз уж ты заговорил о разглагольствованиях на тему морали. Это ведь работа священника, так?
Она уставилась на него голубыми глазами, явно ожидая ответа. Роджер глубоко вздохнул. Да уж, доверять Бри – это все равно что подойти к слону и схватить его за хобот, подумал он с иронией. С тех пор как они вернулись, она ни разу не упомянула о его почти состоявшемся рукоположении и ни разу не спросила, что он теперь собирается делать со своим призванием. Ни единого слова за весь год, пока они жили в Америке, ни после операции Мэнди, ни после того, как они приняли решение переехать в Шотландию. Брианна не касалась этой темы и тогда, когда они купили Лаллиброх, а потом несколько месяцев приводили поместье в порядок. Молчала, пока он сам не открыл эту дверь. А раз уж открыл, конечно, подошла к нему, свалила наземь и поставила ногу на грудь.
– Да, – ровным голосом ответил Роджер и посмотрел жене в глаза. – Ты права.
– Хорошо. – Она ласково улыбнулась. – Так в чем проблема?
– Бри, – сказал Роджер и почувствовал в изрубцованном горле ком, – если бы я знал, то сказал бы тебе.
Она встала, положила ладонь на его руку, но никто из них не успел ничего добавить, потому что в коридоре раздался топот маленьких босых ножек, которые бежали вприпрыжку, и из дверей кабинета Роджера донесся голос Джема:
– Папа?
– Я здесь, дружище, – отозвался Роджер, но Брианна уже пошла к двери.
Роджер последовал за ней и увидел возле стола Джема в пижаме с изображением Супермена и мокрыми, стоящими как иглы волосами. Мальчик с любопытством разглядывал письмо.
– Что это? – спросил он.
– Сто ето? – послушным эхом повторила подбежавшая Мэнди и вскарабкалась на стул, чтобы посмотреть.
– Письмо от вашего дедушки, – ответила Брианна, нисколько не растерявшись. Словно невзначай она положила одну руку на письмо, прикрыв почти весь постскриптум, а другой показала на последние строчки. – Он прислал вам поцелуй. Видите?
Джем просиял.
– Он сказал, что он нас не забудет, – довольно произнес он.
– Поцелуй, дедуська! – воскликнула Мэнди, наклонилась так, что густые черные кудряшки упали ей на лицо, и приложилась губами к письму, громко чмокнув.
Разрываясь между ужасом и смехом, Бри выхватила письмо и вытерла с него слюни, но старая бумага оказалась на удивление прочной.
– Ничего страшного, – сказала Бри и незаметно передала письмо Роджеру. – Пойдемте! Что мы будем читать сегодня?
– Сказки про зивотных для малысей!
– Животных, – отчетливо произнес Джем, наклонившись к сестре. – Сказки про животных для малышей.
– Хорошо, – дружелюбно кивнула она. – Я первая!
Весело хихикая, Мэнди бросилась к двери и выбежала. Брат рванул за ней. Брианне потребовалось всего три секунды, чтобы схватить Роджера за уши, притянуть к себе и поцеловать в губы. Отпустив его, она пошла вслед за отпрысками.
Чувствуя себя гораздо счастливее, Роджер сел и прислушался к долетавшему сверху шуму: дети умывались и чистили зубы. Вздохнув, Роджер сунул дневник обратно в ящик. Времени еще предостаточно. Пройдет много лет, прежде чем эта тетрадь понадобится, подумал он. Годы и годы.
Бережно сложив письмо, Роджер встал на цыпочки и положил его на самую высокую полку книжного шкафа, прижав маленькой змейкой для пущей сохранности. Задул свечу и направился к своей семье.
«P.S. Вижу, что сказать последнее слово выпало мне – редкая роскошь для человека, который живет в доме с восемью (по последним подсчетам) женщинами. Как только потеплеет, мы хотим покинуть Ридж и отправиться в Шотландию, чтобы найти мой печатный станок и вернуться с ним обратно. По нынешним временам путешествие – дело рискованное, и я не могу предсказать, когда напишу снова, если это вообще будет возможно. (Не знаю я и того, получите ли вы это письмо или нет, но продолжаю его с надеждой, что получите.)
Я хотел бы рассказать вам о том, как распорядился имуществом, которое некогда доверили Кэмеронам для Итальянского Джентльмена. Я решил, что неразумно везти его с собой, и потому спрятал в укромном месте. Джем знает это место. Если вам когда-нибудь понадобится это имущество, скажите, что его охраняет Испанец. Если вы захотите забрать это имущество, то пусть его обязательно освятит священник – на нем кровь.
Иногда мне жаль, что я не могу заглянуть в будущее, однако чаще я благодарю Бога за то, что он не дал мне этой возможности. Но я всегда буду видеть ваши лица. Поцелуйте за меня детей.
Ваш любящий отец,
Дж. Ф.»
