Через два часа Аким Акимович остановил «Москвич» в переулке, еще раз напомнил Марине, как найти приезжую, и передал ей темно-коричневый чемодан. Марина вернулась очень быстро. Уселась рядом с любовником, положила ему на колени конверт и, повернув к себе зеркало, подкрасила губы. Овеченский тем временем пересчитывал деньги. «Пятьсот восемьдесят пять рублей чистой прибыли», — прикинул он в уме и взглянул на Марину.

— Говорят, обещанного три года ждут, а у нас и трех дней не прошло — пожалуйста! Чего ты хочешь?

— Спасибо, милый, — Марина погладила любовника по щеке. — Я хочу белые туфли.

Туфли купили в Доме обуви на Ленинском проспекте. Потом Марина попросила Овеченского отвезти ее домой.

— Надо хоть на часок показаться, а то я с тех пор, как уволилась, не видела своих. Наверное, беспокоятся.

Договорились, что Аким Акимович будет ждать ее у кинотеатра.

Настасья не на шутку испугалась. То, бывало, все звонили, приходили, а теперь как в воду канули. Несколько раз она раскидывала карты, и все время выпадало свидание с королем в казенном доме. «Неужели все сразу влипли?» — с замиранием в сердце думала она и с опаской поглядывала на дверь. Ей уже чудились четкие, размеренные шаги на лестнице и грозный стук в дверь. И так изо дня в день.

Во вторник Настасья отправилась к своей знакомой, к которой не раз захаживала по «галантерейно-трикотажным» поручениям Овеченского. Всю дорогу она ругала себя на чем свет стоит: «И надо же дуре так опростоволоситься. За три года ни фамилии, ни адреса, ни места работы Акима не смогла узнать. Хотела номер автомобиля записать, да поленилась. Случись что, и потянут одну к ответу».

Обратно Настасья не шла, а летела. От злости. Причиной явился разговор с перекупщицей. «Не нужна стала, — кипела, как чайник на плите, Настасья, — другую приручил. Уже она на побегушках». И женщина представила себе красивое лицо соперницы. Нет, она не ревновала Овеченского, она боялась потерять источник своих доходов. Теперь она всем своим существом чувствовала, что у нее нашлась преемница, коварная, хищная, не то что она, Настасья, которая за десятку шла на все. С тех пор Настасья затаила злобу на Овеченского и на ту, которую хотя и не видела, но присутствие которой чувствовала на каждом шагу.

Город спал. Уже давно прогромыхали по рельсам последние трамваи, укрылись в парках троллейбусы и автобусы, и только таксомоторы, поблескивая зелеными огоньками, царствовали на уснувших магистралях.

Но не все спят по ночам. Есть немало предприятий и учреждений, где жизнь не замирает ни на минуту. Выключи какую-нибудь цепь этого хорошо отлаженного механизма — и москвичи сразу же почувствуют нарушение обычного ритма. Потому и светятся всю ночь окна хлебозаводов, пищевых комбинатов, больниц, котельных. Светятся окна и в двухэтажном здании управления московской милиции, где во дворе за массивными воротами, как спринтеры на старте, застыли оперативные машины. Чуть что — и они сорвутся с места. Но пока везде тихо. А в светлом, просторном кабинете дежурного по управлению кипит обычная работа. Здесь стоят два огромных стола, на которых под листами плексигласа расположены крупномасштабные планы Москвы, и несколько маленьких столиков с телефонами и компактными коммутаторами.

В дежурной части то и дело звонят телефоны, яркими светлячками вспыхивают миниатюрные лампочки на панелях коммутаторов. Сюда, в штаб управления московской милиции, стекается самая разная информация со всех концов Москвы. Сюда звонит каждый, кому потребовалась помощь милиции. Напряженны сутки в дежурной части. Дежурный по городу организует и направляет службу автомотопатрулей, постоянно держит с ними радиосвязь через своих помощников, следит за четкой работой всех подразделений милиции.

Здесь, в помещении дежурного, круглосуточно находятся сотрудники МУРа, эксперты, следователи, проводники служебно-розыскных собак, шоферы. Работники милиции не спят ради спокойствия москвичей.

Трое, крадучись, переходили от здания к зданию, останавливались, прислушивались и шли дальше.

— Где-то здесь, — прошептал Гундосый.

Хмырь махнул Генке рукой. Вдвоем они схватили лестницу и приставили ее к стене рядом с балконом. Хмырь поглубже натянул кепку, переложил пистолет из кармана за пазуху и по-кошачьи стал карабкаться вверх. За ним — Гундосый. Оба перелезли через перила балкона. Хмырь посмотрел вниз и, убедившись в том, что Генка стоит на месте, слегка надавил на дверь. Она открылась.

А тем временем Генка подхватил лестницу, спрятал ее и укрылся в кустарнике возле парадного.

Хмырь с Гундосым остановились посередине комнаты, подождали, пока глаза привыкнут к темноте, и двинулись дальше. Гундосый чуть уклонился в сторону и обо что-то ударился. Послышался испуганный мужской голос, вспыхнул ночник. Увидев двоих, мужчина закричал:

— Помоги-...

Гундосый коршуном налетел на него. В воздухе замелькал огромный кулак.

Проснулась и женщина. Она вскочила с постели и, стыдливо прикрыв рукой грудь, что-то шептала.

Хмырь приставил палец к губам:

— Ни звука!

Женщина повиновалась.

...Трое в темных плащах как ни в чем не бывало вышли на улицу и растаяли в предрассветной мгле.

Для работников управления милиции, дежуривших ночью, наступили самые тяжелые часы. Иссякли все остроты, шутки, отставлены в сторону шахматы, отложены книги, в пачках осталось по несколько сигарет. Предательски одолевает дремота. И вдруг, как гром среди ясного неба, раздается голос дежурного по городу:

— Оперативная группа, на выезд!

Эта магическая фраза мигом разогнала дремоту. Будто солдаты по команде, оперативники, эксперт, следователь и проводник служебно-розыскной собаки заняли свои места. Через несколько минут служебная машина мчалась к месту преступления.

Капитан Качалов вышел из машины и направился к подъезду. Навстречу ему шагнул офицер милиции с погонами лейтенанта на плаще.

— Участковый инспектор Белоконь, товарищ начальник!

— Качалов, — Сергей Владимирович протянул руку. — Что тут у вас?

— Мы подъехали двадцать минут назад. О происшествии узнали от дежурного по городу. Он, видимо, и в «скорую» звонил. При нас увезли пострадавшего. Номер вызова я записал. В квартире наши сотрудники с понятыми.

— Какие-нибудь меры по розыску преступников вы приняли? — спросил Качалов.

— Конечно. Как только установили, что преступников было двое, и уточнили их приметы, сразу же передали сведения своим патрулям и доложили дежурному по городу.

— Хорошо, — Сергей Владимирович толкнул дверь. — Но вот окурков вы набросали, товарищ лейтенант. Разбери теперь, какие тут чьи.

— Все мои, товарищ начальник. Четыре папиросы выкурил, — бойко ответил участковый и отнес окурки в мусорное ведро.

...В большой комнате ярко горела люстра. Свет электролампочек преломлялся в хрустальных подвесках, отчего потолок казался украшенным затейливой мозаикой. Качалов опытным взглядом окинул убранство комнаты: «Знали, куда идти. Без наводчика вряд ли обошлось».

Заслышав голоса, из спальни вышли сотрудники местного отделения милиции и позвали Качалова на кухню. Остальные члены группы занялись каждый своим делом. Проводник служебно-розыскной собаки погладил крупную овчарку, ослабил повод и скомандовал: «Боец, след!»

Собака метнулась к балкону, потом зарычала и потянула проводника к выходу. На улице Боец сначала взял след хорошо, но вскоре потерял: слишком много народу побывало здесь.

Следователь, устроившись за журнальным столиком, опрашивал жену пострадавшего, занося ее показания в протокол. Его интересовало буквально все: и почему открыта дверца серванта, и почему здесь недостает двенадцатой рюмки, и давно ли пользовались сервизом. Женщина отвечала на многочисленные вопросы односложно и постоянно прижимала к вискам длинные тонкие пальцы.