В Париже между 1900-м и 1914 годами мужчины были элегантны и в них было чуть ли не больше обаяния и элегантности чем в женщинах. Когда мы приехали в Париж мужчины в сдвинутых набок шелковых цилиндрах и откинувшиеся для симметрии в разные стороны и тяжело опиравшиеся на трость, тяжелая голова тяжелая рука на трости, воплощали собой элегантность Парижа. Женщины были некрасивые скорее модные чем элегантные в отличие от мужчин. Когда столетие подросло началась война. Черные с синим цвета вечернего неба форменные тужурки летчиков поддерживали традицию французской элегантности среди мужчин. Женщины на время отстали от моды и вслед за тем мужчины постепенно утратили свою элегантность а женщины снова стали модными и больше не были некрасивыми и стали красивыми и через некоторое время это уже стало новым идеалом. После этой войны мужчины скорее всего снова обретут элегантность а женщины моду и элегантность. Все это очень интригует.
Цветы и фрукты в начале столетия были гораздо большей редкостью чем сейчас. В те дни цветы и фрукты были редкостью и так как были редкостью были очень элегантными.
Их очень тщательно выращивали чтобы они хорошо выглядели и хорошо гармонировали с тем что могло оказаться с ними по соседству, будь то люди или другие вещи. Они не имели ничего общего с жизнью под открытым небом а были целиком и полностью связаны с помещением и украшение помещения фруктами и цветами было традиционным элегантным и модным.
Я помню ужас нашей служанки-бретонки, когда мы в Пальме возвращались домой с охапками цветов и ставили их повсюду в доме. Сегодня любой француз или француженка совершенно спокойно может принести цветы куда угодно и в любом количестве сегодня но не тогда. Это же относилось к фруктам. Они были невероятно крупные, почти всегда с нанесенной на них еще во время произрастания меткой и очень дорогие. Никому не разрешалось до них дотрагиваться. Были только эти совершенно изумительные фрукты и обычные яблоки и в сущности ничего больше и эти обычные яблоки всегда были червивые. С того времени даже в самых маленьких провинциальных городках фрукты появились в изобилии, все едят фрукты и на самом деле фрукты больше не предмет восхищения или элегантное украшение стола. То же самое верно и в отношении цветов. Цветы теперь покупают большими букетами и всякий может купить в пределах разумного все что пожелает. Так что теперь цветами украшают многие дома на английский манер так сказать множество цветов повсюду и новая мода на цветы повелевает расставлять их так чтобы создавалось впечатление буйства мощи или необычности. Это постепенно создает новую элегантность.
Я разговаривала с мадам Жиру, она все помнит, и я спросила ее какое отличие между Францией ее юности Францией девятнадцатого столетия и Францией сегодняшней кажется ей самым поразительным. Она сказала безусловно разница в одежде людей живущих не в городе а в деревне. Не только девушки но и женщины из деревень и захолустных городков все хорошо одеваются, все намного больше следят за собой.
Я знаю что короткие рукава короткие платья очень мне понравились как важнейший стимул к личной опрятности. Между довоенной и послевоенной модой была очень большая разница. Это относилось к женщинам помоложе и даже к женщинам более старым.
С другой стороны за вычетом электричества дома в деревне и в сельской местности не слишком изменились. Конечно появление электрического освещения и само по себе изменило вещи потому что все стало лучше видно. К тому же переменились юноши они спортивные и аккуратные правда когда они взрослеют они все больше становятся такими как были. Женщины высоко держат планку и это очень влияет на детей. На мужчин меньше. Я говорю сейчас о деревне а не о городе. Одна из самых главных вещей в городе это появление центрального отопления. В домах магазинах в Париже и в других больших городах вдруг стало очень жарко. Это естественно привело к изменению женской моды коротким рукавам коротким юбкам отказу от нижнего белья тонким чулкам а так как Франция творит моду для всех, из-за центрального отопления которое провели в городах Франции появились новые фасоны. Эти фасоны пришли вместе с американизацией Европы столь заметной сразу после войны, с гигиеной ваннами и спортом.
После того и до самого недавнего времени предпринимались настойчивые попытки вернуть старые или придумать новые более закрытые фасоны, но до сегодняшнего дня этому сопротивлялись потому что условия которые породили послевоенные фасоны сохранялись более или менее неизменными. Однако постепенно желание сорить деньгами ослабело, стало труднее добывать деньги и потому появилась тенденция их откладывать. В прежней Франции девятнадцатого столетия всегда предполагалось что вы живете на свой прошлогодний доход и никогда на доход текущего года. А теперь во Франции все жили на доход текущего года или на доход следующего года, жили в рассрочку, короче говоря они не были сами собой. И понемногу их стала раздражать эта тенденция, он этот отпор исходил от всех классов и фасоны в соответствии с ним отражали желание вернуться к большей прикрытости тела длинными юбками добротным бельем.
А сейчас идет война, дома в Париже больше не обогреваются центральным отоплением. В квартирах вы обогреваетесь чем можете. Многие люди как и мы живут в деревне и топят брикетами той Франции которую я не видела с 1900 года и еще в придачу дровами и естественно этому сопутствуют шерстяные чулки и все прочее и фасоны меняются. Очень сильно влияет на все темнота. Мадам Жиру всегда говорит мне вы не знаете какими были эти деревни в прежние годы ведь даже и теперь хотя дороги темные в домах и амбарах внутри горит электрический свет, улицы все темные но магазины внутри светлые. Поэтому хотя снаружи они выглядят как средневековые лавки изнутри они выглядят иначе. Так что даже когда в двадцатом столетии снаружи черно внутри ярко освещено. Чего нельзя сказать о девятнадцатом столетии.
Брикетного топлива Франции круглых орешков спрессованного угля которые были во всех домах в начале двадцатого столетия больше не осталось даже в деревне, колосники которые прежде вставлялись в камин и подпирались обломком кирпича и засыпались угольками-орешками дававшими ровное нежаркое тепло, никогда казалось не менявшееся ни днем ни ночью больше нигде нельзя было увидеть. А сейчас 1939 год война и все хотят вернуть пламя брикетов. У нас оно есть. В местных лавках мы нашли колосники с точно таким же волнистым узором как и у тех которые мы нашли на чердаке нашего дома который стоит не знаем с каких пор. У тех что из лавок точно такой же узор что означает каким тусклым было пламя брикетов.
Итак столетие состоит из ста лет и сто лет это не так уж долго. Каждый может знать кого-то кто помнит еще кого-то и так можно вернуться на сто лет назад. Если для этого не хватает двух поколений трех поколений более чем достаточно. Так что сто лет это не так долго.
Скорее тревожно что нашей цивилизации если думать о ней из расчета три поколения на столетие потребовалось так мало поколений чтобы начаться.
Столетие это сто лет. У каждого столетия есть начало и середина и конец. Каждое столетие это как жизнь любого человека, как жизнь любого народа, а это значит что оно начинается это значит что у него есть детство у него есть юность у него есть взросление у него есть средний возраст у него есть пожилой возраст и потом оно кончается.
Все это произошло с девятнадцатым столетием, все это происходит сейчас с двадцатым. Думаю, это происходит с каждым столетием.
Оно начало как начинает дитя — в облаке славы того столетия которое только что главенствовало. Двадцатое столетие конечно так и вело себя. Только очень немногие из тех что вступили в двадцатое столетие вступили в него как в двадцатое столетие а не как в незавершившееся девятнадцатое. Оно начинало в нерешительности, продвигалось с трудом, скорее просто ползло.
А потом оно постепенно прошло через отрочество затем разразилась Первая мировая война, и это заставило всех осознать что это уже было не девятнадцатое столетие а двадцатое столетие.
