- Никогда, уж лучше вообще ничего не чувствовать, чем быть тут с тобой и терпеть все это.

Он хищно улыбнулся и, щелкая пальцами добавил: - Сама попросила.

В следующий миг я снова ощутила одно большое…, ничего. Жажда ушла вслед за голодом и болью. Ничего. Он больше не будет меня мучить. Я облегченно вздохнула.

- Десперат! – дверь заскрежетала, и из нее показался мой старый знакомый козло-лев. Он выдернул цепь из какого-то крепления, и я свалилась наземь. Не дав мне прийти в себя, он дернул цепь на себя и повел прочь из помещения. Когда мы поравнялись с дверью, я обернулась на Него: лицо не выражало ни единой эмоции, будто камень сковал их. Глаза не горели огнем. Они смотрели на одну единственную точку. На меня.

Особо не церемонясь, меня довольно жестко кинули обратно в помещение с решеткой. Упав на колени, я ничего не почувствовала, оно и к лучшему. Я снова стала бестелесна. Некоторое мгновение назад, когда я находилась под охотничьим взором самого Ктулху, я была несказанно счастлива такому подарку судьбы. Тогда почему сейчас ко мне закрадывается смутные ощущения потери и…, разочарования?

Я сидела в этой темнице, наверное, целую вечность. За это долгое время, здесь успели побывать сотни пленных, мимо меня, по ковру из костей, на суд к Нему проходили тысячи. Те, кого я не видела – миллионы. На лице каждого были написаны непонимание и ожидание своей судьбы. Никто из них не хотел оставаться здесь, все просили дать им шанс, простить грехи, а возможно, и заключить сделку с Безумным Богом. Лишь несколько моментов я помню на своей памяти, когда паре счастливчиков удалось «договориться» с Ним. О, это сверкающее всеми цветами выражение счастья на их лице. И Он должен был потирать руки, сверлить своих жертв оценивающим взглядом, предвкушая вкус их душ, но ничего этого я не видела. Сквозь железные прутья я могла наблюдать за всем, что происходило в том зале, где мы впервые встретились с Ним. Так же спокойно, Он мог видеть и меня. Часто наши взгляды пересекались с одним лишь отличием: я старалась как можно быстрее переключить внимание на что-нибудь другое. Пусть это и будет рассматривание земли, на которой я проводила большую (точнее, всю) часть своего времени, а Он буравил меня им до тех пор, пока внимание не захватывал другой объект, слезно молящий о прощении. Так и тянулось время. Бесконечно, растянуто, скучно. Все стало ужасным колесом, который прокручивал раз за разом картинки, стоящие перед моими глазами. Мне стало казаться, что я схожу с ума, если я вообще могу что-то сделать. Я так давно перестала что-либо чувствовать, ощущать, что в самый раз следует подумать о наличии моего сознания, как такового. Иногда украдкой, пока Он не кидал свои ленивые взгляды в мою сторону, я пыталась проткнуть руку отвалившимся железным крючком, соединяющий петли на решетке. Все бесполезно: он проходил сквозь тело, а мои ощущения так и не пробуждались.

Все сильнее стала давить гнетущая тишина, пока зал пустовал. Пока Он развлекался с другими грешниками в своей обители. О, Господи! Неужели я ревную Его к пыткам над другими? Я окончательно бредила. Истерический смех заполнил пустующее помещение. Простая смеющаяся дымка никогда не станет обитателем зала. Я ни с кем не разговаривала; когда однажды спросила у Него, не слишком ли эта тяжелейшая работа с «отходами» жизни Его утомляет, то получила черное от злости лицо, молчание и одиночество до следующей церемонии с этими самыми «отбросами», которое почему-то затянулось надолго.

Я хотела подержаться за прутья – не могла. Я хотела выбраться из этой тюрьмы – не могла. Я хотела услышать хоть что-то кроме своих мыслей – не могла. Я хотела исчезнуть – не могла. Хотела, чтобы Он бросил меня к своим демонам, иль в реку – не могла.

И однажды я захотела чувствовать. Не важно, что, не важно от кого, я просто хочу быть. Пусть и Его игрушкой, пусть и пищей для Его тварей – не важно. Но сказать это, значит признать свое поражение, значит дать Ему насладиться моим проигрышем, Его властью. Не могу. И я сидела с этими мыслями, которые разрывали меня, а заодно и я разрывалась вместе с ними: признать или остаться здесь, в этой клетке, ждать неизвестно сколько. Я стала видеть Его чаще, будто Он знал, что я на грани, чтобы упасть в пропасть повиновения. Он что-то долго искал в моем лице и, не найдя этого, уходил прочь. Хотелось взвыть волком, но и тут я ничего не могла. Отвернувшись от Его трона, я приказала себе буравить взглядом противоположную стену и никогда больше не смотреть на Него, на свободных духов, как бы смешно это не звучало.

В один из тех дней, когда я лежала и изучала камни и кости в стене, причудливыми узорами въевшимися в породу за столько веков, я услышала тихий шелест возле клетки. Моя почти невидимая рука прекратила водить по камню и замерла, словно остановили время. Это Он. Я знаю, я…, могла бы сказать, что чувствую, но нет. Я просто знаю. Рука сжалась в кулак и беззвучно опустилась вниз. Я медленно закрыла глаза и открыла снова. Если бы я чувствовала, то моя спина вся горела от взгляда. Я выдохнула несуществующий воздух из легких, села и повернула голову к той стороне, на которую зареклась не смотреть. Странное чувство чего-то забытого и вновь приобретенного пролетело, едва коснувшись меня. Его лицо, Его насмешливый взгляд куда-то пропал, в глазах я видела нерешимость, руки опирались о железные прутья. Всем своим видом Он показывал, кто здесь царь, но Он не знал, что я отвечу, не знал, что скажу.

- Сколько времени прошло с нашей последней встречи? - я ужасаюсь, как хрипло звучит мой голос, и тут же откашливаюсь.

- Всего лишь четыре века или чуть меньше, например, четыре минуты, кто знает…

Я должна была удивиться, но отчего-то не сделала этого лишь бросила протяжное «Ммм…»

Наши гляделки продолжались, и я всеми силами боролась с тем, что сейчас отдам себя в Его распоряжение, попрошу о том, что бы Он заставил меня ощутить что угодно, лишь бы вновь ко мне вернулась реальность. Зажала нижнюю губу, втянула голову в плечи и молча уставилась в пол. Я слышала, как Он выдохнул. Разочарованно? Он ждал моей просьбы? Ничего не могу поделать с собой.

- Я хочу…, - я замолкла на полуслове. Увидела, как Он резко оторвался от решетки и уставился на меня. – Я хочу, чтобы ты заставил меня чувствовать. Я так больше не могу, - роняю почти неслышно последнее слово и еще больше вжимаю голову.

Затянувшееся молчание.

- Идем.

Я слышала, как отворилась решетка и подняла голову: Он уходил, и я знала куда. Поплелась следом, все еще заключённая в цепи и кандалы. Мы в тишине дошли до Его обители, Он повернулся ко мне лицом и продолжил ровным голосом:

- Я передумал, я брошу тебя в реку Забвения, твои чувства не вернутся к тебе. Мне лишь нужно было твое…, поражение, - та самодовольная улыбка победителя, про которую я успела забыть, вновь засияла на Его лице.

Я хотела убить Его. Разорвать на куски и бросить Его же псу. Чтобы Он страдал, как все грешники вместе взятые. Я Его ненавидела. Мои ноздри раздувались от гнева, а руки сжались в кулаки. Было глупо, чертовски глупо, но я решила ударить Его. Естественно, моя рука прошла мимо, и я крутанулась на месте. Это меня не остановило. Еще и еще, раз за разом я пыталась содрать с Его лица эту ухмылку. От своей беспомощности я завыла и в который раз упала на колени. Он подошёл тихо и поднял меня. Все еще сжимая кулаки, я дырявила безумным взглядом Его грудь, облачённую в черный балахон, и очень сильно жалела, что не могу врезать по этим костям. Он занес руку, как я подумала, чтобы вновь взять цепь, но ладонь остановилась в нескольких миллиметрах от моего плеча. Я повернула голову, едва касаясь губами тыльной стороны Его руки, и наблюдала за действиями.

Пальцы медленно двигались вниз, все еще держа дистанцию. Они уже дошли до запястья и поднялись обратно к плечу. Я чувствовала холод. Не может быть… Пальцы прикоснулись к коже, и мой мир снова приобрел краски. Рука переместилась на ключицу, поднимаясь выше к щеке.