Пролог

Всё было у Калины: и червонные серьги, и шёлковые ленты, и яркие понёвы, и кокошники разных цветов с бисерными нитками. Жила она в тереме старого купца как княжна, да и жених сыскался хороший, не абы какой, а ровня – друг батюшки, подающий надежды торговец, пока ещё перекупщик Кажимет. Он не боялся ходить на ладьях, переплывать море и говорить с иноземцами. Калина однажды спросила, каково оно – по–иному поворачивать язык.

– Да они не особо–то отличаются, – отмахнулся Кажимет. – Язык схожий, только звучит по–другому.

О большем он ей не рассказывал. Иногда полушутя обещал взять её с собой, но Калина прекрасно понимала, что это невозможно. Не зря говорилось, что молодица на ладье, хоть и заговорённой, омытой водой из капища, – к огромной беде.

Калина была довольна своей жизнью. До тех пор, пока они с матерью не поехали в деревню. Видите ли, ей захотелось погостить у сестры, а батюшка не стал спорить – всё же жена много лет сидела в тереме, не вылезала за городские стены. Вот и отправились они в Ближние Вьюнки. Там проживала Марьюнка, которую отдали за кмета.

Тётка – да и все деревенские – показались Калине до жути хмурыми и неприветливыми. Девки с завистью косились на яркие сарафаны, дорогие ленты и каменья, а молодцы чуть не сворачивали шеи. В первый же день многие подскочили к дому кмета, пытаясь заглянуть за ворота.

– Ишь какие любопытные, – фыркала Марьюнка. – Вы не пугайтесь, народ у нас жадный до сплетен, но не злой.

Ага, как же. Сожрут и не заметят. Видела Калина эти лица. У всех девок – белые да красные платки, а она приехала, словно княжна, в кокошнике да в каменьях. Но ничего, пусть смотрят и душат себя от зависти. Молодице положено рядиться дорого и богато, иначе женихов не будет.

За ворота Калина ходить не хотела. Сидела в избе, пила чаи, слушала, как брешет во дворе собака. Это там, в городе, она могла спроситься у матушки разрешения и пойти с подружками на ярмарку, попробовать карамельных леденцов, купить золотистые нити или шёлковый платок. А тут что? Да и нечистивцев наверняка полно – лес ведь совсем рядом.

– Что ж ты сидишь в доме–то? – допытывалась Марьюнка. – Погуляла бы с девками нашими, сходила бы на гадания. Сейчас, знаешь ли, время костров, во! Все молодицы милуются за поют.

– А у меня уже есть суженый, – хмуро отозвалась Калина. – Других не надобно.

– То, конечно, хорошо, – согласилась её мать. – Но ты бы и впрямь сходила, погуляла, а то ведь в городе–то не нагуляешься толком, особенно после свадьбы.

Калина тяжело вздохнула. Видимо, хотели поговорить наедине или собрались весь дом вычищать от незнамо чего. Пришлось надеть самое простое платье, обувь лёгкие лапти и выйти за ворота. Калина не привыкла перечить матери и уж тем более злить – её учили подчиняться и уважать родительскую волю. Раз уж так надо прогуляться, она прогуляется.

В Ближних Вьюнках догорало лето. Пахло поздними яблоками, колосьями и медовым сбитнем. Большинство молодиц гуляли с корзинами по перелеску, выискивая грибы. Калина осмотрелась и решила последовать их примеру. Вернулась домой, взяла корзинку и побежала к кустарникам. Стоило ей подойти, как девки мигом окружили с разных сторон.

– Ты, говорят, из города приехала? – начали допытываться.

– Да, – ответила Калина. – К тётке в гости.

– А отец у тебя кто?

– Купец, торгует тканями.

– А мать откуда?

– Тоже из города, – пожала плечами. – Их было двое: тётка влюбилась в кмета, мать – в купца.

– Ишь вы какие, – захохотали молодицы. – Богаааатые.

Калина уловила зависть в их голосах. Ничего, пусть любуются ею. С неё не убудет, а если какое зло сделают, она мигом матери пожалуется. Однажды Калину попытались обидеть на ярмарке. Прибежала домой заплаканная, рассказала всё нянюшке, та передала матери, мать – отцу, и тогда обидчика схватили и выпороли. На целого молодца управу нашла, и на этих найдёт, если что.

– А пошли с нами по грибы? – её подхватили под белы руки. – Вон там у речки таааакие белые растут!

Девки снова засмеялись. Калина пожала плечами и согласилась. Она ведь и так собиралась поискать разных лисичек, подберёзников, опеньков, а если белые на пути попадутся, то вообще прекрасно будет!

Молодицы рассыпались и начали заглядывать в траву да под кусты. Калина следовала их примеру, но ничего не находила, в то время как корзины других наполнялись. Теперь зависть начала грызть её. Она поджала губы и разозлилась на себя: неужели Калина окажется слабее девок из глуши?! А шиш! Насобирает и принесёт домой целую корзину!

С этой мыслью она пошла через перелесок, травянистый, но совершенно бесполезный. А вот в лесу уже было получше: то тут, то там прятались круглые коричневые шапочки. Калина выхватывала их, очищала от травы и срезала. Самые здоровые, размером с кулак, почти забились под землю и покрылись мхом. С виду не различишь. Приходилось заглядывать под каждый куст, обходить деревья, проверять мшистые камни. Всюду могли прятаться знакомые шапочки.

Сама того не заметив, Калина пришла к незнакомой избушке. Ворота её были открыты, а знакомая тропка внезапно сделалась невидимой. Выхода не было – пришлось зайти во двор и постучать в дверь.

«Уж не ведьма ли тут живёт?» – мелькнула страшная мысль, но назад дороги не было, причём буквально.

– Чего надобно? – на пороге показалась седая женщина. Высокая, статная, ничуть не сгорбленная и немного полноватая. Она поджала тонкие губы и взглянула на Калину с любопытством. – Что, в ученицы пришла проситься?

– Да нет, – она вздрогнула. – Я заблудилась просто…

– Заблудилась, – задумчиво произнесла незнакомка. – Ну–ну. Заходи, заблудшая, чаю попьём, пряников поедим. У меня как раз земляничный настоялся.

Внутри пахло травами и какими–то лекарствами, всюду висели охапки растений, из печки мелькали багряные глаза. Наверняка Домовой или ещё какая нечисть. Калина испуганно вжалась в стул и, кажется, пожалела, что не может стать невидимой.

– Да не бойся, – фыркнула хозяйка. – Не собираюсь я тебя есть.

– Есть? – она не поверила своим ушам. – Вы… ведьма?

Незнакомка рассмеялась, но не зло, а как–то по–доброму.

– Она самая, – хмыкнула. – Ягиня, которая Костяная. Живу тут который век и ищу ладную ученицу. Если лес тебя привёл, значит, можешь ею стать.

– Я не хочу становиться ведьмой, – печально вздохнула Калина. – Меня матушка ждёт. И жених. И отец.

– Во как, – усмехнулась та. – Ну ничего, пей чай, а на меня не обращай внимания.

Калина отхлебнула из чашки. Напиток был в меру сладким и отдавал спелой земляникой. Вкусно. Она повернулась, чтобы поблагодарить хозяйку, и замерла: та перебирала в руках колоду карт. Жуть какая! Нянюшка постоянно пугала Калину, рассказывая, что недобрые и страшные старухи затаивались в своих избах, как паучихи – в тёмных пыльных углах, и выплетали всякую злую ворожбу, и не без помощи гадальных карт.

Калина отвернулась. В ней боролись страх, отвращение и интерес. Когда шуршание карт затихло, она не выдержала и снова посмотрела на Ягиню. Та окинула расклад взглядом, а после убрала колоду вовсе.

– Будь по–твоему, девка, – неожиданно произнесла она. – Как закончишь есть, я отведу тебя к перелеску.

Калине не знала: радоваться ей или плакать. Она с волнением догрызла пряник, выпила чай и встала из–за стола. Ягиня тоже поднялась и повела её за ворота. Две пары глаз проводили их. Она чувствовала, как духи смотрели им в спины. Страх не позволял оборачиваться, скорее наоборот – гнал её прочь от ведьминой избушки.

Они шли по удивительной ровной тропке. Калина дрожала, но почти бежала, стараясь побыстрее прийти в деревню, пусть без корзины, зато живая. Стоило тропке вильнуть, как лесной мрак исчез – широкие дубы и ели будто бы растворились.

– Ну всё, – спокойно сказала ведьма. – Дальше перелесок, а за ним твоя деревня. Не заблудишься, теперь уж точно нет.