Сразу с порога, как только она вошла, я почувствовал что-то неладное. У нее было не такое, как обычно во время наших встреч, настроение… Нет, не сказать, что она всегда излучала радость и веселье, находясь рядом со мной, но как правило, даже если мы и ссорились, то это случалось позже, а не прям сразу… Мы выпили бутылку шампанского, закусывая мелко порезанными ломтиками сыра и сырокопченой колбасы (эстеты бы заявили, что так себе сочетание вкусов, но нам нравилось). Я даже не помню, с чего начался тогда наш разговор, но, пока Крис говорила, ее лицо выглядело так, будто она затеяла этот разговор просто, чтобы поболтать ни о чем. А то, что не дает ей покоя, так и витало в воздухе. Я даже, хоть убейте, не помню, был ли у нас тогда секс. Помню, что играла музыка, помню, что мы сидели на кухне с бокалами шампанского и периодически выходили на балкон покурить. И наконец, буквально после того, как бутылка игристого опустела, а я встал, даже не помню, зачем тогда встал из-за стола, но именно в тот момент она подошла ко мне, взяла за руку и произнесла: «Мне нужно тебе кое-что сказать…» Верите или нет, но как только я услышал эти слова, внутренний голос послал мне в мозг сигнал с вариантами того, что я могу услышать позднее. Вариантов там было немного… С таким волнительным выражением лица женщины обычно сообщают мужчинам, с которыми у них ранее был секс без резинки, лишь одну новость: «Я беременна!» Как и подобает джентльмену, я поинтересовался, что же такого важного она желает мне сообщить, а сам ждал… как в игре «Морской бой», когда после твоего: «Б-8», — звучит: «Попал!» И уже через пару секунд, после заботливой просьбы при-сесть на стул, услышал, что мой однопалубный катер потоплен…
Сразу после оглушительной новости, о которой меня заранее предупредил внутренний голос, я встал со стула, пробормотав, что мне нужно выпить еще. В дверце холодильника, как, наверно, в большинстве квартир нашей страны, на все случаи жизни (и мой случай не исключение) стояла бутылка водки. Она была чем-то вроде спасательного круга на случай, если в семье кто-то простыл, накатила мимолетная тоска, или же нужно было обработать рану — моральную или физическую. Я достал это сорокаградусное успокоительное, открутил крышку и попытался от души накатить прямо из горла, но дозатор лишь напомнил мне, какой же омерзительный вкус у нашего национального напитка. После первой неудачной попытки, передернувшись, я взял из верхнего кухонного шкафа одну рюмку, налил в нее пойло до краев и тотчас же, после мощного выдоха, осушил. Мерзость! Единственный напиток на планете, к которому я так и не сумел привыкнуть! Но успокоительными свойствами он обладал изумительными. Хлопнув полтинник, я сел обратно на стул и переспросил Крис, верна ли информация и нет ли ошибки, на что та ответила, что перепроверила тесты пять раз, да и уже начали про-являться соответствующие симптомы.
Нам не удалось в тот вечер долго это обсуждать, и других тем тоже не было… К тому же отправленные следом в трюм дополнительные парочка рюмок вперемешку с ранее выпитым шампанским начали меня выключать. В те годы я не был еще настолько прокаченным, чтобы мешать все подряд и уметь до-жить до утра. Я мало вообще чего умел и был обычным пацаном… Амбициозным, наглым, в меру дерзким юным мальчишкой, у которого в то время на уме были лишь гулянки и вялое, поверхностное представление о том, как можно сделать денег, не отклоняясь сильно от устраивающего меня образа жизни. На тот момент, когда я узнал, что через несколько месяцев, к счастью для себя и шоку для своей матери, стану отцом, мне было всего (или уже, в зависимости от того, с какой стороны на это посмотреть) двадцать лет. Невнятно излагая свои мысли заплетающимся языком, я пытался поднять вопрос о дальнейших планах, но Крис, успокоив меня, заявила, что уже поздно… Она устала… Хочет поехать отдыхать… И что завтра или в другой день, но точно не сегодня, мы это еще обсудим.
«Другой день» наступил около недели спустя. Все это время я не раз пытался с ней поговорить, но ее мобильный был недоступен, а по домашнему отвечали родители и каждый раз говорили, что их дочери нет дома. Также были версии, что она спит, занята, куда-то вышла или просто «не знаем, где она». Я понял, что меня попросту избегают. Не совсем, конечно, осознавал, за что и в чем я мог провиниться, все прокручивая в голове ту пьяную пятницу и пытаясь вспомнить, не ляпнул ли я чего-то, что могло ее обидеть. Вроде бы нет… Устав, наконец, слушать эту родительскую чушь, я собрался с мыслями и побрел к ее дому.
Квартира, в которой жила их семья, была в девятиэтажке, построенной еще в начале девяностых. Серая железобетонная коробка стояла посередине глиняного пустыря как памятник перестройке. Лифт, это чудо техники, созданное для того, чтобы облегчать людям подъем на этаж, как всегда не работал. Мне пришлось идти на седьмой пешком. Когда-то я бы влетел туда рысью за считанные секунды, обогнав того, кто поднимался на лифте, но не в тот день. Да и ни в какой другой я б уже не справился с этой задачей, особенно после того, как начал курить. Теперь дыхалка умирала быстро. Да и желание мучать себя уже не появлялось ни на спор, ни ради чего-либо еще.
Поднявшись на нужный мне этаж, я подошел к двери тамбура и позвонил в звонок, рядом с которым красовалось число «31», криво начерканное маркером. Спустя пару секунд за дверью послышался шум, а еще через пару открылась дверь нужной мне квартиры, из проема которой раздался мужской, с нотками шепелявости, голос: «Кто там?» Я сразу понял, что это был ее отец, и слегка неуверенно, будто с опаской, сказал, что хотел бы поговорить с его дочерью. После моей просьбы на весь тамбур и на всю их квартиру громко и на выкрике прозвучало от отца: «Кристина! — а следом, но уже чуть тише: — Иди… к тебе… ухажер твой». Послышались шаги, и она вышла из тамбура ко мне на лестницу. Но, увидев мою рожу и скромно сказав: «Привет», — поняла, что разговор намечается долгий, и вернулась в квартиру, чтобы накинуть дубленку на плечи. Мы спустились на пролет ниже и начали долгожданный разговор:
— Привет еще раз, — полушепотом произнесла Крис.
— Привет, — ответил я, добавив сразу же: — Как дела?
— Ну… пока не родила, — с улыбкой произнесла она. — Да, теперь это звучит очень кстати, — поддерживая позитивный настрой, добавил я. — Предки в курсе?
— Да… — медленно, будто с помощью диммера уменьшая ширину улыбки, ответила Кристина.
— И че сказали?
— Да че сказали… Мама охуела, отец угорает, — на последней фразе снова, чуть добавив яркости по краям губ, посмотрела на меня игриво, как и раньше.
— Ясно. Так че происходит? Почему ты перестала со мной общаться? Я чем-то тебя обидел? — я с толикой предъявы продолжил разговор.
— Нет, все нормально. Просто… — она сделала паузу и глубоко вдохнула, а затем на выдохе продолжила: — Просто я сейчас хочу побыть немного одна. Сам понимаешь… — опустив глаза и лишь иногда поглядывая
на меня, говорила Кристина.
— Я все понимаю, но мы разве не должны обсудить наши дальнейшие планы? Меня как бы это тоже касается, — с упреком в голосе спросил я.
— Послушай, я постараюсь тебе объяснить, чтоб ты правильно меня понял, — сделала паузу и снова, тяжело вздохнув, продолжила: — Я не хочу грузить тебя этим. Ты молодой еще, и у тебя все впереди. У тебя много планов, в которых нам с ребенком не будет места. Ты этого сейчас не понимаешь, но я-то знаю, — говорила она так, будто с каждым словом ей давалось это все сложней и сложней. — Я хотела ребенка уже давно. Это, правда, моя мечта еще с юности… быть матерью. У тебя не было этих планов. А у меня были. Ты хороший и классный. Ты мне очень нравишься, но я видела в тебе лишь генетический интерес, — ее губы начинали подрагивать, а в глазах появился необычный блеск.
Хоть Крис периодически и старалась скрывать свои эмоции с помощью легкой улыбки, мне было понятно, что таким образом она сдерживает слезы.
— Есть сигарета? — шмыгнув носом, спросила Кристина.
