Почему-то от этой мысли становилось легче. Мне не добиться чего-то в жизни, чтобы потрафить родителям и собственному самолюбию. А раз не добиться, то не стоит и переживать. Жизнь дана для того, чтобы за ней наблюдать. Понаблюдаем….

Надо отдать должное Томе – она научила меня сдерживать ярость. Ярость, граничащая с бешенством – существенный недостаток. Да и вообще любые сильные эмоции следует сдерживать внутри себя. Тома умудряется не проявлять даже сексуальные оргазмы. Жесткий самоконтроль или их нет совсем?

Одно было абсолютно очевидно – игра наша в молчанку с Томой затянулась. Нам еще предстоит ребенка воспитывать, и я подумывал, что мне совсем не улыбается продолжать совместную жизнь с неразговорчивой, скучной женщиной. Пришло время восстановить нормальные отношения. Я напомнил себе, что в обязанности мужа входит добиваться послушания и покорности жены.

Наблюдая, как Тома завтракает субботним утром, любовался ее отменными манерами. Она пользовалась столовыми приборами с грацией эталона, служащего всем примером. Вот что значит быть педагогом! Появилось законное чувство гордости – я женился на хорошо воспитанной женщине. Если припомнить манеры ее мамочки, то заслуга Томы в деле собственного воспитания двойная.

И еще подумал, не надо видеть в ней союзника своей мамы – это все игра обстоятельств. Она моя жена и хотя бы поэтому заслуживает уважения.

Попытался завязать разговор, предложив обсудить планы на вечер.

– А пойдем к Евдокимовым – давненько мы не были у них в гостях.

Тома насмешливо вздернула бровь от моего предложения, но ничего не ответила. Она встала и начала убирать со стола. А я посмотрел на нее с обидой – этой даме удается издеваться надо мной, даже не произнося ни слова. И все же ее молчаливая обида была лучше моего тупого смирения и апатии, в котором я пребывал в последнее время. По крайней мере, мне так казалось.

Но один факт оставался очевидным – любит она меня или презирает, она по-прежнему моя жена. Мне хотелось выпить у зятя с зятем и поговорить с гордой надутой Томой по душам.

Вечер прошел, как запланировали – теща вела себя спокойно.

Как только разделись и легли в кровать, я обнял Тому и привлек к себе.

– Давай хоть не будем друг на друга сердится – разве нам мало той головной боли, что спит сейчас в соседней комнате? Давай хоть изредка будем доказывать, что мы семья.

– Давай спать. Ты слишком много сегодня выпил, – пробормотала она и расцепив объятия, повернулась ко мне спиной.

– Ну, хорошо, давай просто поговорим.

– Я помню, что ты мой муж – этого достаточно?

– Так докажи, что ты знаешь свои обязанности, жена.

– Разве ты не понимаешь, что уже нельзя?

– Понимаю, но я по пальцам могу сосчитать, сколько раз мы были близки со дня нашей свадьбы. Разве для этого женятся?

– О чем ты говоришь?

– О сексе.

– Какое противное слово, – Тома в задумчивости покачала головой. – Я всегда считала, что близость мужчины и женщины это торжество отношений, это праздник, который готовится исподволь и долго. А перепихон походя не для меня. Наверное, ты ошибся во мне. Как и я в тебе – прежде ты мне казался другим….

Я пытался вникнуть в ее слова, не желая верить, что любовь ее прошла, что я не оправдал ее доверия. Любви от жены не требуют – ее добиваются. Зачем же я, балбес, женился тогда? Добиваться любви можно и холостым. Ах да, в ее чреве растет и просится пинками наружу мой плод. Ему семья нужна – семью мы создали….

– Ну, хорошо, я добиваюсь, ты уступаешь – себя в виде подарка. А где же любовь твоя, дорогая? Если тебя не влечет ко мне, значит ее нет. Давай обсудим проблему. Семью мы создали, любовь потеряли – как дальше жить? У нас будет ребенок, мы обязаны его поднять, воспитать и образовать – согласна? У нас обязанности перед ним – ведь мы же родители. И кроме того, мы – муж и жена, у нас есть обязанности и друг перед другом. Согласна? Ты думаешь их выполнять, пусть даже в отсутствии любви? Или нет? Чего молчишь, как рыба об лед? Я пьян и порю чепуху? Скажи ты слова умные…

Я заметил, что пальцы Томы слегка дрожат. Я уже долго говорю, а она все молчит. Мне становилось не по себе от упорного молчания жены, которая не вступала в спор и не соглашалась со мной. Ее гордость и чувство достоинства оказались поистине непоколебимыми. Впрочем, так же, как женственность и красота. Ей только страсти не хватает….

Я порывисто повернулся и обнял ее.

– Все, что я хочу от тебя – это немного нежности. Поцелуй, ободри, скажи: «Я с тобой!» и мне будет проще держать себя в руках в присутствии этой кикиморы….

– Кикиморы? – горько повторила она.

– Прости, но это еще мягко сказано.

Я ласково стал гладить ее плечо:

– Спи, дорогая. А когда проснешься утром, постарайся понять – кто семья твоя, с кем тебе воспитывать малыша? Возможно, когда ты поймешь это, будешь немножечко поласковее со мной. Мужчина без любви существовать не может – я говорю о физической близости, а не о романтической хреноте. Ты ведь не заставишь меня искать утех на стороне. Пусть ты у нас – утонченная личность, согласен, что я – грубый мужлан. Но одно без другого существовать не может. Темное всегда должно наполняться светлым, как женщина наполняется страстью мужчины. Друг без друга ни то, ни другое не имеет смысла. Как бы могли знать, что это ночь, если бы не было дня?

Томе вдруг стала весело:

– Ты можешь наполнить меня страстью?

А я почувствовал разочарование. Скользнул взглядом по ее лицу и продолжил:

– Я действительно так считаю, но при условии, что ты этого хочешь.

– Даже несмотря на то, что я, как ты говоришь, фригидная женщина?

Я усмехнулся:

– Ты как будто жалеешь, что родилась женщиной.

Тома немного задумалась:

– Не совсем так. Но я не хотела бы быть мужиком, настолько зависимым от секса как ты. Вы считаете нас слабыми существами, но сами не можете устоять перед примитивным своим инстинктом.

– Близость с женщиной – это не только инстинкт продолжения рода. Овладевая женщиной, мужчина делает ее сильной.

– Сила, о которой ты говоришь давно широко известна – вынашивание детей, хлопоты по хозяйству, согревание постели для своего мужа… Ты ведь это имел в виду? – спросила Тома с легкой усмешкой.

– Тебе, кажется, доставляет удовольствие подтрунивать надо мной?

– Иногда, товарищ бывший инструктор райкома партии.

– Получаешь от этого удовольствие?

– Иногда.

– Обидно слышать, но я все-таки рад, что мы наконец пообщались, а то молчим-молчим… как будто в могиле лежим.

И затянул:

– Мы лежим с тобой в маленьком гробике, ты мослами прижалась ко мне…

Тома прикрыла мне рот ладошкой.

На следующие выходные жена запланировала поездку в Кустанай за чайным сервизом. И цель поездки и маршрут я оценил, как глупость возведенная в степень глупости – есть же в Южноуральске фарфоровый завод, и этой дряни там завались. Но попробуй что-нибудь докажи женщине, втемяшившей себе в голову.

– Как благородно с твоей стороны, – сказала Тома на мое согласие.

– У этой авантюры есть еще один существенный недостаток, – мрачно изрек я.

– Какой же?

– Одна озлобленная старуха, оставшись без присмотра, побьет все, что мы сейчас имеем.

– Ни смей называть мою маму озлобленной старухой!

Мария Афанасьевна действительно всю неделю держалась, в рот не брала и внушила Томе надежду.

Я вошел в комнату в тот момент, когда Тома стояла в ней почти голой – она одевалась в дорогу. Она повернулась ко мне спиной, а я нет.

Наблюдая за мной в зеркало, жена заметила:

– Я думаю, от природы у тебя крепкие нервы.

– Возможно, это от матери.

Я подошел к ней, обнял со спины, взял в ладони обнаженные груди и прижался чреслами к ягодицам.

– Знаешь, что, дорогая, хочется мне сказать – когда я стану директором АИЗа, мне понадобится настоящая жена, которая будет любить меня и обладать манерами истинной леди – это необходимо для визитов к первым людям города. Женщина, обладающая умом и умеющая вести себя в приличном обществе. Та, которая доверяет мне целиком и полностью, предана мне и которая знает не понаслышке, что такое интимная близость.