***
Франция, Париж
XIX век
Когда-то я была известной оперной певицей, но потом пропала со сцены. Мне не нравились произведение, которые меня заставляли исполнять. Они были такими скучными. И не только произведение заставляли меня зевать и устало вздыхать. Самой моей большой головною болью были люди – озлобленные и простые существа, не умеющие поражать и удивлять.
Я люблю необыкновенные и редкие вещи, из-за этого гоняюсь за ними как Адан за юбками и брюками, то есть очень часто.
Эта поездка до Парижа была долгой —замело дороги, ничего не было видно и было очень холодно. Мы с малышом чуть не померли. Хотя умереть ради Адана было бы слишком обидно.
– У этого мальчишки нет вкуса! – восклицаю я, смотря на старый особняк. – Ах, и как меня угораздило связаться с ним?
Пройдя через открытые ржавые ворота, я прошла через неухоженный сад к главным дверям. Постучала и стала ждать.
Дверь открыл красивый мужчина лет тридцати с темными волосами и яркими зелеными глазами.
– Адан.
– Мадмуазель Анастасия, – пьяно присвистнул он. – Рад встретиться с Вами.
Я недовольно цокнула и покачала головой.
– Мы не могли бы зайти в дом? Нам с ребенком очень холодно.
После моих слов он посмотрел на мой круглый живот и вздохнул.
– Ты обещала остановиться на девяносто пятом, – отбросив формальности, сказал он.
– И я нарушила его уже в третий раз.
– Адан? – сверху послышался сонный женский голос.
Он оторвал взгляд от моего живота и отодвинулся, тем самым приглашая меня внутрь.
Я кивнула и зашла, наслаждаясь теплом дома.
– Пройдем в мой кабинет и всё обсудим, Анастасия.
– А как же мадмуазель наверху?
Он улыбнулся и закрыл дверь.
– Позволь мне с этим разобраться, chérie1.
Он провел меня в свой кабинет и направился к девушке. Спустя пару мгновений он вернулся и сел за стол.
– И от кого он? – он кивнул на мой живот.
– От плавчего.
– Русалки?
– Да. Только мужчины-русалки просят называть их плавчими.
Адан закурил.
– Фи! Как пόшло с Вашей стороны, бывший муж, курить при беременной женщине.
– От создаваемых Вами проблем, бывшая жена, у меня уже болит голова. Как долго Вы будете пытаться обрести бессмертие, рожая и убивая невинных младенцев?
В комнате знатно похолодело. Всё веселье ушло с наших лиц.
– Я не испробовала все существующие варианты.
– А что произошло с отцом этого?
Я провела острым ногтем большого пальца по шее.
– Там было много фиолетовой крови.
– А что дала взамен на его семя?
– Свой певчий голос, – просто сказала я.
Он чуть не уронил трубку.
– Анастасия…
– Мне он не был нужен. Все произведения были скучнее некуда. Зачем голосу зря пропадать? – откровенно заскучав, я начала рассматривать свои ногти.
– И это всё ради бессмертия?
– Если я не обрету его, то хотя бы умру необычно: родив сто детей и умерев от рук столь разных детей, – раздраженно вздохнув, я посмотрела на его удивленное лицо. – Перестань трепать языком и покажи мне моих детей.
– У меня нет места для еще троих детей, Ана.
Я вытащила из сумки мешок бриллиантов и кинула ему на стол.
– Найди его для меня. Мои дети будут замурованы все вместе. Я не разделю их, Адан.
Его нахмуренное лицо озарила лучезарная улыбка.
– Конечно, chérie. Ради моей бывшей жены я сделаю что угодно. Пойдем-пойдем. Детки ждут свою матушку.
Он резко встал, развернулся, отодвинул книжные полки в сторону. Подошел ко мне, взял за руку и повел по проходу, освещенному свечами.
– Почему нет лампочек? Уже конец столетия, а ты до сих пор застрял в XV веке.
– Моя матушка всегда говорила: «Мертвые не любят свет. Тогда они выходят к нему», – он остановился и зажег еще две свечи. Перед нами была белая неровная стена. Я прекрасно была осведомлена, что за ней находятся еще две. – Мы пришли.
Я погладила живот и прошептала, не отводя глаз от стены:
– Поздоровайся со своими братьями и сестрами, малыш. Скоро ты присоединишься к ним.
Глава 3
Франция, Монпелье
Наше время
– Просыпайся, – слышу я голос в голове.
– Я сплю, – бормочу я.
– Мои дети ждут меня. Вставай! – в голове проносится визг, переходящий в крик.
Я резко открываю глаза и недовольно вздыхаю.
Я всегда знала, что во мне кто-то живет. В определенные моменты жизни я воспринимала людей совсем по-другому, слышала отголоски другой эпохи или раздумья другого человека. Меня водили по врачам и гадалкам. Выяснилось, что с научной стороны это признаки биполярного расстройства, а с мистической – прошлая душа не ушла из тела, в котором я родилась. Она пытается ужиться во мне, но я подавляю её. Когда я слаба, эта душа выходит на свет и завладевает телом, которое принадлежало ей много веков назад. Есть одно «но»: я всегда помню, что она творит.
Этой ночью я переночевала у родителей. Самое непростое решение в моей жизни.
– Ну, скажи мне. Зачем тебе дом, когда есть наш? – спрашивает мама, наливая сок.
– Потому что я этого хочу.
– А замуж когда, а? Тебе уже 26 лет. Я хочу твоего счастья.
– Я счастлива одна, ма.
– Нельзя быть счастливой без мужа и детей, Рена, – недовольно бурчит мама.
Я в середине своей трапезы, когда спускается папа. Мама сразу подходит ко мне и пихает в бок.
– Иди принеси ему стул, – шепчет она. Но фишка в том, что она не шепчет, как она думает, а говорит довольно громко, чтобы услышал папа и решил: «Черт, какие у меня хорошие жена и дочь. Заботятся обо мне во вред себе». В этом проявляется другая фишка – мой папа пофигист.
– Не надо. Пусть ест. Я сам говорит он.
– Пересядь, Рена, – говорит мама, так как я – о Боже! – сижу во главе стола.
– Пуст сидит на месте, Сара. Я в порядке.
Ты-то да, но не она, – хочу сказать я, но встаю из-за стола.
– Спасибо, я всё.
Я поднялась наверх, но, оказалось, мать последовала за мной.
– Ты что делаешь? – шипит она, закрывая дверь.
– Я что-то сделала не так?
– Почему встала и ушла? Сейчас твой папа подумает, что он тебе неприятен. Ты этого хочешь?
– Нет, – просто отвечаю я, видя ликование в её глазах.
– Тогда спускайся вниз и поешь.
– Я не хочу.
Она поднимает руку, но я быстро её перехватываю.
– Мадам, моя маменька никогда на меня руку не поднимала, даже когда узнавала о моих гнусных деяниях.
А вот и она. Анастасия. Прошлая душа.
Глаза моей матери расширились от испуга, доставляя мне наслаждение.
– Мадам?..
– Кто… кто ты?
– Я столько лет в теле Рены, а Вы до сих пор не узнаете меня. Это удручает, – мои губы расплылись в улыбке, и Анастасия крепче сжала мамину руку. – Вы нас задерживаете, мадам. Извольте уйти.
Не дожидаясь её ответа, Анастасия взяла сумку, и мы вышли из комнаты.
***
Медленно шагая по улице, ко мне подошел вчерашний мальчик. Мы долго хранили молчание, пока он не остановился и не сказал:
– Почему Вы так спокойны?
Я поравнялась с ним и улыбнулась.
– Анастасия живет во мне давно. Так что я привыкла к ней.
– Вы врете, – спокойно заявил мальчик.
Да, вру. Это полная брехня. Я к ней не привыкла. Боюсь её и её воспоминаний. Эта женщина страшная.
Вчера я даже не поняла, как легла в постель в доме родителей. Я снова слышала этот плач. Я увидела как Адан мурует младенца, а потом улыбается, пересчитывая очередной мешок бриллиантов от Анастасии. Они оба больны.
Я проснулась в холодном поту, моё сердце болело. Он замуровал его, пока дитя плакало. Он родился пару минут назад, но уже был обречен на смерть из-за своей матери, любившей необычные вещи.
Меня уже тошнит от слов «необычный, необыкновенный».
