Для Простаковой Цыфиркин — раб, слуга; для Стародума он — человек, отделенный от него своим социальным положением. На этом и строится эстетика Фонвизина. Простакова — изверг, потому что она помещица, тиранка. Солдат Цыфиркин — добрый человек, потому что он трудится и не угнетает других.
При всей значительности художественных достижений Фонвизина в изображении положительных персонажей, его реализм исторически ограничен. Он помог, разрушая классицизм, оторваться от условных литературных штампов и послужил основанием для построения обобщенного типа передового деятеля. Он определил изображение человеческих черт и качеств в характерах, обусловленных общественными, социальными и историческими событиями русской жизни 70-х годов. Но Фонвизин еще не мог сделать своих положительных героев индивидуальными личностями. Каждый из них — Стародум, Правдин, Милон — не человек неповторимой индивидуальности, а представитель определенного типа, определенной категории людей. Стародум отличается от Правдина, а Правдин от Милона внешними чертами, фамилиями, биографией. Отсюда схематичность, риторичность образов положительных персонажей, вытекавшие из незрелости фонвизинского реализма.
Но все же, несмотря ни на что, характер Стародума — это удача, это крупный и исторически необходимый шаг вперед, без которого не мог бы появиться, например, образ Чацкого.
Те же черты фонвизинского реализма — его слабые и сильные стороны — проявились и в построении отрицательных персонажей. Та же правдивость и исторически-социальная конкретность — в образах Простакова, Митрофана, Скотинина. Та же обусловленность характеров их социальной практикой в образах помещиков-тиранов. И та же слабость в изображении индивидуального облика каждого из них.
Но в двух образах реализм Фонвизина одержал замечательную победу. Характеры Еремеевны и Простаковой не только социально и исторически верны, типичны, но индивидуально обусловлены. Еремеевна не только тип, представитель той категории крепостных, которые превратились в холопов, но и живая индивидуальность. Ее судьба — это одновременно судьба типичной для русской деревни дворовой женщины и индивидуальная горькая жизнь несчастной забитой мамки, у которой еще теплится где-то в тайниках души человеческое достоинство.
Простакова — натура деспотическая и одновременно трусливая, жадная и подлая, являя собой ярчайший тип русской помещицы, в то же время раскрыта и как индивидуальность: хитрая и жестокая сестра Скотинина, властолюбивая, расчетливая жена, тиранящая своего мужа, мать, любящая без ума своего Митрофанушку. И эта индивидуальная характеристика раскрывает нам с особой силой нравственное растление крепостников. Все великие человеческие, святые чувства и отношения у нее изуродованы, искажены, оболганы. Вот почему даже любовь к сыну — самая сильная страсть Простаковой — не оказывается способной облагородить ее чувства, ибо она проявляется в низменных, животных формах, ее материнская любовь лишена человеческой красоты и одухотворенности. А такое изображение помогало писателю с новой стороны обличить преступность рабства, растлевающего человеческую природу и крепостных и господ. Тем самым реализм Фонвизина поднялся еще на одну ступень. Показ того, как паразитическая жизнь извращает и обезображивает человеческую личность, именно личность, раскрытую писателем даже в своем изуродованном виде как неповторимую индивидуальность, — ведет нас прямо к гениальным обобщениям Гоголя, его «старосветским помещикам», к Ивану Ивановичу и Ивану Никифоровичу.
В 70—80-е годы XVIII столетия начнет бурно развиваться проза. Общественно-литературную жизнь будет определять журналистика. Просветители-прозаики — Новиков и Фонвизин, а затем Крылов — создадут в эти годы десятки резко обличительных сочинений. Они же определят главные темы сатиры, разработают различные жанры: очерк, повесть, письмо, путешествие, дневник, бытовую сценку, памфлет и т. д. В своих сочинениях они смело пошли на сближение языка литературы с разговорной речью широких разночинских слоев. Они отказываются от деления слов на высокие и низкие, благородные и подлые, характерного как для писателей-классиков, так и для новых писателей-сентименталистов, последователей школы Карамзина. Настойчиво добиваясь демократизации прозы, они широко включали в свои сочинения пословицы, поговорки и речения «низкого состояния людей», создавая по образу и подобию их новый, афористически четкий стиль повествования, отказываясь от старого латинизированного синтаксиса.
Яркий, глубоко оригинальный, «из перерусских русской», по определению Пушкина, талант Фонвизина с наибольшей силой проявился в языке. Фонвизин — блистательный мастер языка, великолепно чувствующий слово, создал беспримерную до него по сочности, свежести и смелости образную речь, проникнутую иронией и веселостью. Это мастерство сказалось и в комедии, и в прозаических сочинениях, и во многих письмах из Франции и Италии.
Говоря о состоянии молодой русской прозаической литературы начала XIX века, Пушкин писал, что она еще принуждена «создавать обороты слов для изъяснения понятий самых обыкновенных». На этом пути совершенно необходимо было преодолевать влияние Карамзина и его школы, оставивших в наследие «манерность, робость и бледность». И борьбе за «нагую простоту» русской прозы огромную, до сих пор еще не оцененную роль играли и драматические, и прозаические произведения Фонвизина, и особенно письма из-за границы. Именно здесь с удивительной легкостью и мастерством Фонвизин создавал обороты слов для изъяснения понятий и самых обыкновенных и самых сложных. Просто и деловито, конкретно и ярко, истинно русским слогом писал Фонвизин о быте чужих народов, о «политических материях», об искусство и экономике, о русских дворянах за границей — их поведении, поступках, характерах, и о европейской философии, театральной жизни Парижа, и о дорогах, трактирах и народных гуляньях, о музеях, религиозных праздниках и театрализованной папской службе. Белинский справедливо называл эти письма «дельными», свидетельствуя, что Фонвизина «читать есть истинное наслаждение. В его лице русская литература как будто даже преждевременно сделала огромный шаг к сближению с действительностью: его сочинения — живая летопись той эпохи».[1]
Г. МАКОГОНЕНКО
ДРАМАТУРГИЯ
КОРИОН {*}
КОМЕДИЯ В ТРЕХ АКТАХ
Переделанная в русскую с французского языка
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Корион.
Менандр, друг его.
Зеновия, любовница Корионова.
Андрей, слуга Корионов.
Крестьянин.
Действие в подмосковной деревне Корионовой.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
Андрей
Уединенну жизнь как мне ни выхваляли,
Я вижу, что о том пустое мне болтали.
Возможно ли Москву с деревнею сравнять?
Там нет полей и рощ, а есть где погулять.
Вовеки не могу я к жизни сей привыкнуть,
Приятности ее не в силах я проникнуть.
Свирелей нежный глас не мил моим ушам:
В Москве я живучи, привык к колоколам.
Уж три дни, как я здесь, в угодность господину,
Скучаю, рвусь, бешусь, кляну мою судьбину,
Не ведая, зачем приехал он сюда.