А в этом спорном деле,

Где всяк считался сам большой,

Чем спор решить, как не войной?

Пошла война дрались; без счету побивали.

Но как лишь бьющихся число,

Не спорящихся, уменьшали,

То что войну пресечь могло?

Иные уж желали,

Что хоть бы правый проиграл,

Лишь только б драться перестали.

«Да что? — тут некто рассуждал —

Хоть двое третьего теперь и одолеют,

За то ж имение вдвоем войну затеют».

ДОБРЫЙ ЦАРЬ{*}

Какой-то царь, приняв правленье,

С ним принял также попеченье

Счастливым сделать свой народ;

И первый шаг его был тот,

Что издал новое законам учрежденье

Законам старым в поправленье;

А чтоб исправнее закон исполнен был,

То старых и судей он новыми сменил.

Законы новые даны народу были

И новые судьи́, чтоб лучше их хранили.

Во всем и вся была отмена хороша,

Когда б не старая в судья́х иных душа.

А тотчас это зло поправить

Царь способов не находил,

Но должен это был

И воспитанию и времени оставить.

ДОМ{*}

Был дом, хотя и не большой,

Однако же такой,

Что выгод не недоставало:

Жить можно было в нем.

Да кто когда доволен чем?

Любимое людское слово: «мало»,

То есть, когда не дать,

Но взять.

А слова этого хозяин тож держался:

Всё тесен дом ему казался,

Каких пристроек он к нему ни прибавлял.

Дом наконец не дом, а целый город стал.

Чем дом обширнее, тем более смотренья,

Чтоб не дошел до разоренья.

Сперва таки его хозяин содержал,

Но после собственных ни глаз, ни иждивенья,

Чтоб дом исправно содержать,

Не стало боле доставать;

Ведь самому не разделиться,

Чтоб всё успеть обнять собой,

А на присмотр чужой нет хуже положиться:

Чужой не видит глаз того, что видит свой.

Дом всё ветшае станови́тся:

В том месте починя́т, в другом,

А в десяти местах валится.

Пусть это дом, —

А сколько государств, которые упали,

Когда безмерное пространство получали?

И я бы на совет такой

Весьма охотно согласился:

Что лучше дом иметь исправный небольшой,

А нежели дворец, который развалился.

ЛИСИЦА И СОРОКА{*}

«Давно уже тебя мне хочется спросить:

Что таки ты весь день изволишь говорить? —

С сорокой свидевшись, лисица ей сказала. —

Я чаю, что тебя послушать рассуждать —

Есть подлинно что перенять».

— «Всё, что я говорю, — сорока отвечала,—

Относится к тому, чтоб, истину вещей

Открыв, других наставить в ней;

И я большим моим стараньем в том успела,

Что я, кого бы ни взяла,

Пред всеми прочими найти ее умела,

С летучей мыши до орла».

— «Большое б, — говорит лисица, — одолженье

Твое услышать наставленье,

Когда бы ты не в труд сочла».

Как на кафе́дре врач глубокоизученный,

И знаньем, и своей особой зараженный,

Когда готовится преподавать урок,

Сперва вперед и взад кафе́дры пошагает,

С осанкой в носовой свой шелковый платок

Утрется и потом уж слово начинает, —

Так точно, на суку сорока находясь

И поучение давать расположась,

Сперва вперед и взад с осанкой выступала

И справа нос об сук и слева подчищала.

Потом, приняв лица ученейшего вид,—

«Я рада всем служить, что знаю, — говорит.—

Я не люблю своим таиться дарованьем:

Пусть пользуются все открытым мне познаньем.

Не так ли? Ты ведь у себя

Четыре всё ноги считала?

Но не четыре их! Хоть странно для тебя.

Однако должно знать: чего б я ни сказала,

Без доказательства еще не оставляла.

Послушай, и сама признаешься тогда.

Приметила ли ты когда:

Как скоро ступишь ты, нога твоя в движеньи?

Когда же ты стоишь в покойном положеньи.

То и нога твоя покоится тогда?

Да полно, этим я не всё еще сказала,

А слушай, что теперь я стану говорить.

Чего большим трудом недавно я узнала: