С тем, что когда поймает мать,

Детей уж после доставать.

Лишь птичник станет приближаться,

Она вперед всё да вперед;

То кой-как пробежит немного, то вспорхнет.

Так птичника она манила всё, манила

И от гнезда его всё дале отводила,

Пока он от нее отстал;

А дерева с гнездом уж больше не сыскал,

ДОМОВОЙ{*}

Пусть люди бы житья друг другу не давали,

Да уж и черти тож людей тревожить стали.

Хозяин, говорят, один какой-то был,

Которому от домового

Покою не было в том доме, где он жил:

Что ночь, то домовой пугать его ходил.

Хозяин, чтоб спастись несчастия такого,

Всё делал, что он мог: и ладаном курил,

Молитву от духо́в творил,

Себя и весь свой дом крестами оградил;

Ни двери, ни окна хозяин не оставил,

Чтоб мелом крестика от черта не поставил;

Но ни молитвой, ни крестом

Он от нечистого не мог освободиться.

Случилось стихотворцу в дом

К хозяину переселиться.

Хозяин рад, что есть с кем скуку разделить:

И чтоб ему смеляе быть,

Когда нечистый появится,

Зовет его к себе с ним вечер проводить.

Потом просил его, чтоб сделать одолженье

Из собственных стихов прочесть бы сочиненье.

И стихотворец, в угожденье,

Одну из слезных драм хозяину читал

(Однако имя ей комедии давал),

Которою хотя хозяин не прельщался,

Да сочинитель сам, однако, восхищался.

Нечистый дух, как час настал,

Хозяину хоть показался,

Но и явления не выждав одного,

По коже подрало его

И стало не видать. Хозяин догадался,

Что домовой чего-то невзлюбил;

Другого вечера дождавшись, посылает,

Чтоб посидеть опять к нему писатель был,

Которого опять читать он заставляет;

И он читает.

Нечистый только лишь придет —

И тем же часом пропадет.

«Постой же, — рассуждал хозяин сам с собою,—

Теперь я слажу с сатаною,

Не станешь более ты в дом ко мне ходить».

На третью ночь один хозяин наш остался.

Как скоро полночь стало бить,

Нечистый тут. Но чуть лишь только показался,

«Эй, малый, поскоряй! — хозяин закричал. —

Чтоб стихотворец ту комедию прислал,

Которую он мне читал».

Услыша это, дух нечистый испугался,

Рукою замахал,

Чтобы слуга остался;

И, словом, домовой

Пропал, и в этот дом уж больше ни ногой.

Вот если бы стихов негодных не писали,

Которые мы так браним,

Каким бы способом другим

Чертей мы избавляться стали?

Теперь хоть тысячи бесо́в и домовых

К нам в домы станут появляться,

Есть чем от них

Обороняться.

СЛЕПЦЫ{*}

Шло несколько слепцов, как все слепые ходят,

Когда их зрячие не водят:

Почти что шаг пройдут —

Споткнутся или упадут.

Прохожий, чтоб слепцам не столько спотыкаться,

Дает им палку опираться.

Взяв палку, передом один слепец пошел,

А за собой других повел.

Пошли, друг за́ друга держались,

И меньше прежнего при палке спотыкались.

Вдруг спор между слепцов зашел:

Вожатым каждый быть хотел;

И спор еще другой о палке затевают:

Какого дерева почесть ее — не знают.

Кто говорит,

Что палка та кленова;

Другой твердит:

Дубова.

И ощупью слепцы хотят о том судить,

Что́ должно зрячему глазами различить.

Слепцы не могут согласиться,

И всё сильняе спор о палке становится.

Из спора в спор слепцы, потом до бранных слов

Уже доходит меж слепцов,

А там и в драку меж собою,

И палкою друг друга тою,

Котора им дана была, чтоб их водить,

Немилосердо бить.

Но всё не думают друг другу уступить,

Хоть умереть, готовы драться,

А в споре не поддаться.

И до того не унялись,

Пока насмерть передрались.